Мероприятия, подобные этому, предсказуемы, почти так же тоскливы, как дождь за окном, практически неотличимы друг от друга — мелочи не в счет, потому что не способны скрасить скуку, порожденную приверженностью организаторов одним и тем же алгоритмам. Некоторую нотку хаоса и живости привносят Блюбелл и остальные — разумеется, Бьякуран взял их с собой. Особенно Блюбелл. Иногда ее становилось слишком много, иногда она заигрывалась, как все дети, эгоистичная и безоглядно напористая в своем стремлении получить желаемое, причем немедленно, но сейчас на фоне солидных мафиози и их очаровательных спутниц Блюбелл могла бы сойти за… глоток кристально чистой воды, пожалуй. Освежала обстановку. Очень трогательно.

Конечно, ничто не мешало наслаждаться ее обществом подальше от этого зала, никто бы не обиделся, если бы Бьякуран не явился, но посещать благотворительные вечера и другие более-менее значимые мероприятия следовало хотя бы по одной простой причине: он не испытывал жгучего желания осесть где-нибудь в солнечной провинции и выращивать капусту, всеми позабытый. Держать руку на пульсе, держать людей в поле зрения (а некоторых — в напряжении) гораздо занятнее и полезнее. Даже если не планируешь захватить бесконечное количество миров в обозримом будущем.

Его старания определенно не оставались без награды. На протяжении вечера Бьякуран то и дело ловил на себе взгляд. Не испуганный, как когда-то, зато внимательный. Внимание не настолько пристальное, чтоб показаться навязчивым, но от человека, который тоже прекрасно понимал: отказавшись от идеи управлять будущим множества миров, Бьякуран не превратится в достояние истории. Если бы он хотел закончить свою жизнь подобным жалким образом, ему не следовало ни принимать тепло и заботу Юни, ни собирать Венков, не стоило делать вообще ничего. Легко быть никем и ничем, когда не желаешь ничего, а мир видится исключительно в серых тонах. Юни стала лучиком света для него — не смотря на избитость метафоры, точности и уместности не отнять. Уходить во тьму Бьякуран больше не собирался — слишком зябко, слишком тоскливо. Пусто. И едва ли можно заслужить внимание такой персоны как глава Вонголы.

Конечно, Бьякуран не стремился ничего заслуживать. Для получения желаемого есть другие пути, более прямые и эффективные, чем чья-то милость, а внимание как таковое никогда не было его целью. Внимание Савады Тсунаеши, тем не менее, забавляло. Не только здесь и сейчас. Гляделки в стиле Вонгола. Бьякуран знал, что за ним следят. Опять же, достаточно ненавязчиво, будто выражая таким образом уважение. О, пожалуй, он бы удивился другому раскладу. Люди лгут и нарушают клятвы. Люди предают. Слабые люди ненадежны, а сильные — опасны. Бьякуран никогда не считал себя слабым. Пожалуй, в этом они с Тсунаеши-куном сходились, ведь Тсунаеши, не смотря на известную степень наивности и поразительную честность, не был глуп и не был лишен проницательности.

Тсунаеши искал доказательства не то благонадежности Бьякурана, не то лживости. Разумное поведение человека, который не желает вдруг обнаружить себя рядом с трупами членов своей семьи. Бьякуран не давал повода усомниться в некогда высказанных намерениях, хотя вовсе не потому, будто мнение Вонголы о его персоне на что-то влияло. Если бы он захотел поиграть в злодея и уничтожить мир, разочарованный взгляд Тсунаеши-куна едва ли произвел бы на него впечатление. Хотя дополнил бы картину. Герой должен противостоять злодею, главному боссу, но злодею без достойного героя тоже должно быть скучно.

Он принимал правила игры: не совершать ничего такого, что могло бы показаться предосудительным или настораживающим, но не давать позабыть о себе. Сам факт его существования еще долгие годы будет внушать настороженность. Бьякурана это не смущало.

Он в любом случае не собирался повторять путь, который увенчался поражением, эта страница перевернута, пусть не забыта. Тсунаеши, конечно, имел полное право не верить ему, Бьякуран не обижался.

Бьякуран дорожил доверием Юни, а с Тсунаеши они играли.

От приятных мыслей отвлекает звонкий голос Блюбелл. Голос выражает крайнее неодобрение и обиду — он не слушал. Он и в самом деле не слушал. Или слушал так, как слушают ручей — в качестве фона. Бьякуран не оправдывается, разумеется. Он смеется, переводит взгляд с Блюбелл на Тсунаеши, а с Тсунаеши — на стоящего рядом Кике. Если Тсунаеши едва ли мог что-то заметить, то Кике улавливает безмолвный посыл и сейчас же увлекает чрезмерно шумную Блюбелл в сторону. Бьякурану совершенно не нужна ее компания сейчас, когда он может развлечься иным образом — Тсунаеши теперь один. Возможно, он хочет отдохнуть от собеседников, желание понятное, но Бьякуран далеко не всегда считался с желаниями других, а потому направляется к тому же столику с закусками, прямо к потерявшему бдительность Тцунаеши-куну. Он не крадется, но подходит со спины и практически вторгается в личное пространство.

— Давненько не виделись, Тсунаеши-кун! Веселишься? — любопытствует Бьякуран и надевает безмятежную улыбку. Улыбка, впрочем, вполне искренняя — ему смешно уже от того, что приветствие больше подходит тому Тсунаеши-куну, который учился в школе и жил в маленькой комнатке в родительском доме. Бьякуран умел быть вежливым и уместным, когда хотел того. Что поделать, сейчас подобных желаний он в себе не находил.

Подпись автора

Бесполезно верить в Бога. Ибо Бог не верит в человечество.
Неужели вы не в курсе? Мои соболезнования!