Пальба-пальба. Выстрел-выстрел. Вдох-выдох дыма, дымом: Гокудера дышит тяжело, отравляя лёгкие, вытравливая из себя кислород, глубоко затягивается сигаретой, сжатой капканом стиснутых зубов. Пистолет удобной тяжестью лежит в руке — непривычной, палец свободно держится на спусковом крючке — в любой момент готовый к нажатию. Линзы системы C.A.I. деактивированы, информация недоступна, то единственное, что удалось протащить через тщательный досмотр, оказалось бесполезным. Дерьмо. Было бы удобнее прицеливаться и выявлять оптимальную траекторию; пять чёрных черепов на кольцах не откликаются на его решимость, не резонирует, глазницы не вспыхивают предсмертным волевым пламенем. Коробочки, снятые с чужих трупов теперь тоже бесполезный хлам — приходится работать по старинным действенным методам, и делать то, что Гокудера ненавидит больше всего: изменять собственным принципам, преднамеренно стреляя на поражение.

Всё не должно было так закончиться. Это должен был быть рядовой приём с последующими переговорами о союзе с семьёй Томмазини, при чём сами переговоры должны были состояться позже. Этот союз являлся для Вонголы жизненно-необходимым, головной офис CEDEF предоставил информацию, что, предположительно, именно у этой семьи, помимо Миллефиоре, был свободный доступ к коробочкам, что наводило на некоторые подозрения об их источниках. Томмазини всегда держались особняком, были в стороне от любых конфликтов и раздела влияния, поэтому в Вонголе, утратившей преимущество в вооружении, отказались применять по отношению к ним силовое давление за отсутствием показаний: союз должен был состояться на равных условиях. Хоть об стену расшибись, но просто обязан был, иначе вместо них это мог сделать Бьякуран. Если не уже.

«Почему я этого не ожидал?»

Гокудера вгрызается в себя мысленно: снова недостаточно серьёзно подошёл к анализу вариантов развития событий и их последствиям. Не более, чем самообман, этого он не просто не ожидал — ожидает всегда. Подвоха, препятствия, ножа, воткнутого в спину, от Мукуро в том числе, однако теперь он вовсе не был так уверен в правильности принятого верхами Вонголы решения, вопреки мнению Десятого, и это ошпаривает его чувством стыда: сейчас он думает, что при некоторых обстоятельствах, силовой метод — единственно-возможный, и сегодня как раз такой случай. Если бы здесь сейчас был Десятый, то каждое его, Гокудеры, необдуманное действие подвергло бы Босса опасности. Непростительно!

Ответная очередь из выстрелов выдёргивает его из неуместной для сложившейся ситуации прострации: они оказались в западне здесь, в подвальном помещении под особняком, больше напоминавшем склад, не способные продвинуться и на метр — без пламени предсмертной воли их просто здесь перестреляют.

«Что-то не так: где бы ни было укрытие, они слишком точно определяют нашу дислокацию даже сквозь дымовую завесу.»

Ответ один: их координируют по внутренней связи.

«Видеонаблюдение», — осеняет на выдохе, когда дым покидает ноздри, извивается кольцами, растворяется, смешивается с запахом порохового дыма и рассеивается, сталкиваясь с телом под ногами — нет, вовсе не труп — Гокудера не стал его убивать, просто вырубил, крепко приложив затылком о ближайшую поверхность, лицом — о своё колено, прострелил локтевые суставы — жить будет, но стрелять теперь сможет вряд ли.

Цепкий взгляд высматривает, выискивает по углам помещения одну камеру, две камеры. Резкий рывок из укрытия — выстрел по объективу первой, навести оружие в другую сторону, прицелиться, выстрел по второй. Раздаётся ответный выстрел, и Гокудера хрипло вскрикивает, сигарета изо рта — падает, адская боль — простреливает, прежде чем он понимает: задело! Проклятье! Он снова рывком возвращается в укрытие, за стеллаж, уставленный коробками, жмурится, морщится, рвано дышит, стискивая зубы до скрежета, до рези в дёснах, со лба срывается капля пота — слышит ещё очередь выстрелов — Мукуро провёл контратаку, прикроет на несколько секунд. Тц. Дрожащими пальцами Гокудера осматривает ранение  — пуля прошла по касательной навылет, разорвало мышцу, кровотечение необильное, всего лишь царапина по его меркам, но правая рука, по-видимому, выведена из строя, вряд ли сможет стрелять нормально, не сможет держать руку на весу, не справится с отдачей. Кажется, рикошет, иначе он был бы уже трупом. Игры окончены?

Гокудера нервно сглатывает, и прикрывает глаза на миг, пытаясь отделаться, абстрагироваться от ощущения боли — шашек слишком мало в его распоряжении, но сейчас именно тот момент, когда экономить может оказаться поздно: стрелявших было трое, но позади раздаётся топот шагов. Где укрываются ещё двое ему неизвестно. С этой позиции, тем более с такой рукой, он их не достанет, поэтому оставался только один выход: убрать как можно больше одной атакой.

— Мукуро! — прикрывая голову от автоматной очереди, он окрикивает хранителя Тумана, укрывшегося в десятке метров от него, выудив две ракетные бомбы из кармана, кидает их ему вместе с zippo. Лучше Мукуро не знать, как именно он протащил всё это.

«Пусть жрут это», — пальба-пальба, выстрелы-выстрелы прервались грохотом молниеносного взрыва.

_____________

Гокудера сидел в кожаном кресле напротив Десятого, медленно проворачивая в руках кружку кофе. С тех пор как начался передел влияния с Миллефиоре, кофе давно перестал бодрить его, только горчил на языке и делал более нервным, чем обычно.

— Нам по-прежнему неизвестно, что планирует Бьякуран. После поглощения семьи Джильо Неро, это становится-…

— Вот именно, Гокудера-кун, — Десятый, сидя за дубовым столом с ещё неподписанными приказами, разложенными на лакированной поверхности, взглянул на него очень серьёзно: Босс почти никогда никого не перебивал, но если и делал это, на то были основания, — если слухи о том, что я покинул Японию вынудят Миллефиоре действовать и выдать своё присутствие, это сыграет нам на руку.

— При всём уважении, Десятый, у меня по-прежнему нет никаких оснований доверять Мукуро. — тот факт, что к этой миссии будет привлечён этот ублюдок, его совсем не радовал. Хибари и Мукуро — два сапога пара, далёкие от Вонголы, неуправляемые, непредсказуемые. А то, что Гокудера не был способен контролировать, вызывало у него только раздражение, и если Хибари просто был где-то там, сам по себе, колеся по миру с бывшим дисциплинарным комитетом, то Мукуро... Гокудера хорошо помнил причины, по которым тот вступил в Вонголу.

Зубы почти стискиваются: не позволит.

— Я доверяю Мукуро. — Десятый по-прежнему непреклонен в своём мнении, Гокудера, застигнутый врасплох, почти смущённо отводит взгляд в сторону: не может отделаться от ощущения, что Десятый точно рентген, насквозь проглядывает его, будто видит всю его неуверенность, всё его беспокойство и внутренние метания. То, что его подчинённый чувствует сейчас, вчера, каждый день, каждый миг — не подобает для правой руки Босса. Хаято кажется, что они оба знают это, но это просто нервозность.

— Но тебя это беспокоит, поэтому ты отправишься в Венецию вместе с ним. Ты ведь как никто другой должен понимать: если сейчас Вонгола не установит как можно больше союзов, вместо нас это сделают они. Это не моя прихоть, хотя я полностью поддерживаю это решение. Это приказ Девятого. У меня нет возможности лететь с тобой, ты знаешь, а твоё присутствие, в противовес, не даст усомниться в серьёзности намерений Вонголы. Я доверяю тебе и хочу, чтобы это было под твоим контролем, мне не очень удобно их обманывать, но иногда по-другому нельзя, да ведь? — Десятый виновато улыбается, и это заставляет Гокудеру снова испытать уколы совсети: сейчас не время противостоять его мнению, всем им не легко, — Томмазини слишком важны, и могут сыграть ключевую роль в складывающемся конфликте. Я очень надеюсь, что конфликта не будет, что мы сможем разрешить всё мирно, но действовать на опережение не будет лишним.

— Но почему этим не займётся Железный Форт? В конце концов, у них есть CEDEF и сотни членов союзных семей… Десятый, я не могу оставить Вас одного.

— Здесь останется Ямамото, всё будет в порядке, — Десятый вздыхает и протягивает ему приказ, клеймённый печатью яркого оранжевого пламени: давно знает, что иногда это единственный способ уговорить его, Гокудеру, на дело, к которому он относится с наивысшим подозрением. Хаято берёт приказ из рук Десятого, начинает чувствовать себя ещё более неудобно: и как ему в голову пришло усомниться в подобных вещах — очень скоро Десятый сменит Девятого, а значит, на его собственные плечи ляжет ещё более тяжкий груз, ещё более громадная ответственность, и он не может подвести Десятого, не прогнётся под этим грузом, не позволит себе.

— Это приказ от Десятого Босса Вонголы для его правой руки. Я рассчитываю на тебя, Гокудера-кун, — мягкая улыбка снова озаряет лицо Десятого, и Гокудера, со всей серьёзностью подходя к новому поручению, поднимается с кресла, вставая перед Десятым, проделывает неглубокий поклон, как это было принято в культуре у японцев. Знак уважения.

— Да, Босс.

Раздаётся внезапный стук, и Гокудера инстинктивно выпрямляет осанку, складывая руки за спину, становится по правую сторону от Босса.

— Входите.

Дверь открывается, и появляется Хром. Гокудера следит за ней очень внимательно, глаз не сводит, и чутьё его не подводит: губы её расползаются в странной ухмылке. Это уже не Хром. Гокудера хмурится, напрягается — пламя тумана внезапно окутывает тело Докуро и вместо неё перед ними возникает высокий мужчина в чёрном плаще.

«Ты хотел меня видеть, Савада Цунаёши?»

Эта непозволительная фамильярность, нарочито-вычурный поклон — руки, сложенные за спиной, невольно сжимаются в кулаки: он ненавидит Мукуро за это, стискивает зубы, прикусывая язык, но терпит. Терпит, не потому что не знает, что союз с Мукуро не предвещает ничего хорошего, но потому что Десятый доверяет эту миссию именно Рокудо Мукуро.

[ava]https://i.imgur.com/izoulya.png[/ava][lz]The feared right hand man of the Vongola[/lz][sta]Guardiano Della Tempesta[/sta]

Отредактировано Gokudera Hayato (2021-02-26 20:20:11)

Гокудера смотрит на Десятого и перестаёт доверять собственным глазам: это Десятый.
Взгляд карих глаз, уверенных в правильности избранного пути — пути, проложенным Вонгола Примо, пути без кровопролитий. Улыбка Десятого. Вихрь непослушных волос Десятого. Телосложение Десятого. Движения Десятого. Костюм Десятого, и даже плащ.
Это Десятый.
Гокудера немеет от этого осознания: это человек, которого он безмерно уважает, которым восхищается, за которым поклялся следовать до конца.
Десятый улыбается ему, щурит глаза, произносит своим ровным мягким голосом, который он узнает из тысячи, — «Гокудера-кун».
Но Гокудера смотрит на этого Десятого и думает только об одном.
«Ублюдок.»
_____________
Гокудера бросает на Десятого тревожный взгляд — они оба осведомлены о цене обращения за помощью к этому не-человеку, оба помнят его конечную цель: уничтожить мафию, как институт, Вонголу в первую очередь. Пусть Мукуро, точно змея, пригретая у ног Десятого, десять лет усыпляла их бдительность, пусть Мукуро в долгу перед Десятым, ведь это Десятый совершил почти невозможное — заручившись поддержкой Девятого, вытащил его из железной стены Вендикаре — Вонголе было, есть и будет, чем надавить, но что этот ублюдок мог знать о долге и чести? Этим Мукуро отличался от Хибари: Хибари, в отличие от Мукуро, всегда возвращал долги.

Руки размыкаются и больше не сцеплены за спиной. Шаг вперёд. Ноги сами чеканят по тёмно-красному ковру в кабинете Десятого Босса Вонголы: игнорирует собственное имя, произнесённое Боссом, нависает над Мукуро, сверлит взглядом нон грата.

— Даёшь согласие. Вот так, просто, без никаких условий. Какую игру ты ведёшь? — Гокудера не выдерживает, рычит, срываясь с цепи безупречной сдержанности, годами высекаемой собственными руками на своём лице. Однако Мукуро это игнорирует, Мукуро, как всегда, сваливает в самый ответственный момент, вспыхивая пламенем тумана: перед ними снова просто Хром. Гокудера смотрит на неё, растерянную, и в такие секунды ненавидит её также сильно, как и Мукуро: несмотря на то, что её жизнь давно не зависит от его иллюзий, несмотря на то, что Мукуро уже не заточен в водной тюрьме Виндиче, она по своей воле позволяет использовать себя. Его злит это, и он беззвучно цедит одними губами — «дура». Тут же осекается, глядя в синие глаза, признаёт, что сейчас неправ — в отличие от Мукуро, она не раз доказывала свою преданность Вонголе и конкретно Десятому. Вздыхает. Это всё Мукуро.

— Прошу прощения, Босс, больше подобного не повторится. — Гокудера возвращает себе самообладание, своё безупречно-беспристрастное и серьёзное выражение лица, достойное того, кто стоит по правую сторону от Босса; жалеет, что позволил спровоцировать себя и сорваться. В очередной раз.

— Если Вы не против, я лично займусь организацией поездки и подготовкой к встрече, — Хаято проделывает Десятому поклон — целовать руку, как это принято у Босса и его подчинённого, Десятый не позволял. Десятый только устало кивнул в ответ — десятки раз повторял, что они здесь друзья прежде всего, а потом Семья, но Гокудера не желал слушать — не в этом кабинете. Здесь только субординация и безоговорочная преданность.

Уже за дверью совесть колет за живое: когда Десятый приказал остановиться, не идти с Мукуро на конфликт, он этого не сделал. По собственным причинам. Гокудера знает, что никогда не будет доверять Мукуро по своей воле, однако волю Десятого он ставит выше. Ещё выше — жизнь Десятого. Превыше всего остального. Превыше жизни собственной, превыше жизни всех хранителей вместе взятых. Поэтому он порой способен действовать и действует так, как считает нужным. Ради Десятого он сделает всё, даже если Десятый не всегда с ним согласен — у него есть своя голова, и она подсказывает сейчас, что Мукуро явно что-то задумал, знает больше, чем говорит Десятому, точнее, как всегда, ничего не говорит.

«Говнюк.»

Что-то явно заинтересовало его в Томмазини, а значит, сведения CEDEF о том, что эта семья связана с Кёнигом, третьим и последним оставшимся в живых изобретателем нового оружия, могут оказаться достоверными. И всё же, если Мукуро известно гораздо больше, чем им, а Гокудера в этом не сомневался, это грозит вылиться не в просто очередной наискучнейший вечерний приём акта вежливости с подписанием соглашения.

_____________

Гокудера стоит в центре зала, сжимая в руках бокал, не отпивает — яд, по старой памяти, никто не отменял, впивается глазами в каждого, кто, по его мнению, способен навредить Вонголе, а это были — все, но чаще смотрит на Десятого, не выдавая собственного недоверия, где нужно — слабо улыбаясь, чаще — хмурясь. Он не умеет давить лыбу по поводу и без с той же лёгкостью, как это делает Ямамото — ненавидел лицемерие, хотя и сам грешил им иногда: работа обязывала. Гокудера знает, что не всех в Италии устраивает нынешнее положение дел, когда сильнейшую мафиозную семью с почти вековой историей вот-вот возглавит японец, когда половина Хранителей десятого поколения — японцы, да и сам он японских корней по линии матери, поэтому не спускать глаз  с окружающих, не доверять никому — тоже часть его работы. Лучшим телохранителем Десятого был — он, и это было личным поводом для гордости.

Тихая игра рояля начинает раздражать фальшивыми нотами, пока всё проходило в лучших традициях подобных мероприятий — в скуке. Некоторые вещи остаются неизменными, такие приёмы ему ещё в детстве осточертели, все эти рукопожатия, разговоры всё вокруг да около, но, в сущности, ни о чём. Гокудера, как никто другой был предан своему положению, своей работе, уходил — позже других, появлялся — раньше всех, брал на себя больше, и больше, и больше — сильно уставал, но ему нравилась его работа, за исключением вот таких вот её частей.
Гокудера кивает человеку, имени которого даже не запомнил, и ещё одному, и ещё одному, щурится на Десятого с привычным для себя серьёзным выражением, склоняется над его ухом, шепчет, давно не доверяет собственным глазам.

— Сотри с лица Десятого свою ухмылку, Десятый не ведёт себя так! — цедит сквозь зубы Десятому. Тихо. Жёстко. С едва видимым омерзением. Тому, кого сопровождал. Но Гокудера отдаваёт себе отчёт в том, что только что — солгал. Этот ублюдок… он мог скопировать внешность, но не движения, не походку, но он это сделал! Как долго Мукуро наблюдал за Боссом, как долго готовился занять его место? Гокудера не может сосредоточиться, Гокудера теряет бдительность, Гокудера думает только о том, что не может доверять Мукуро. Снова смотрит на не-Десятого и с яростью обрушивается на себя: он бы не узнал, не отличил, не сразу. И это точно ударом под дых, трезубцем вонзается в нутро, оставляя жгучий порез укора самому себе: что, если однажды Мукуро займёт тело Десятого, а он даже не заметит? Пропади пропадом это пламя тумана, единственное из семи, помимо неба, которое он так и не сумел понять, которое не смог приручить, и бороться против него не способен, не способен контролировать собственный мозг. Проклятье.

— Так-так. Знаменитые секреты семьи Вонгола. Не поделитесь?

— Прошу прощения? — Гокудера отворачивается от «Десятого» и смотрит на человека чуть в годах достаточно грозно, прямолинейно давая понять, что не стоит лезть не в свои дела.

— Семья Бондиани, — человек протягивает руку, произносит так, будто эта фамилия должна ему о чём-то говорить, — глазам не верю, Гокудера Хаято собственной персоной, теперь сподручный самого Босса Вонголы! Когда-то давно я был знаком с твоим отцом…

Гокудера прикладывает неимоверные усилия, чтобы не скривить гримасу, не поменяться в лице. Руку не протягивает. Только этого не хватало, какого чёрта именно сегодня? Нужно от него как можно скорее избавиться.

— Я был даже на паре ваших выступлений. Кажется, это было шестнадцать, нет, семнадцать лет назад. Знаете, последний перфоманс оставил неизгладимое впечатление. Собственно, возможно, вы захотите повторить это снова и сорвать немного аплодисментов? Рояль как раз свободен.

— Я.... э... — Хаято растерялся в попытке сходу сообразить причину для отказа, от одной мысли о прошлом его передёрнуло,  — ...присутствую здесь не просто как правая рука Десятого Босса Вонголы, но и как его личный переводчик, прошу понять, в данный момент я не могу оставить Босса… —  Гокудера оглядывается на Мукуро и видит — никого. Дерьмо! Он отвернулся всего на секунду, а этот ублюдок уже исчез! Этого стоило ожидать, тц. Какого чёрта он задумал?! Ещё слишком рано рыскать в поисках информации, их могут раскрыть!

[ava]https://i.imgur.com/izoulya.png[/ava][lz]The feared right hand man of the Vongola[/lz][sta]Guardiano Della Tempesta[/sta]

Отредактировано Gokudera Hayato (2021-02-26 20:24:41)

Гокудера раздражается, и выдыхает это раздражение, цедит через зубы почти видимо, почти осязаемо, парой вежливых фраз отделывается от назойливого собеседника, ставит нетронутый бокал с шампанским на столик, смотрит по сторонам, пристально изучает собственное окружение в поисках «босса». Целые сутки до этого чёртова фуршета, начиная с аэропорта — он по пятам таскался за Мукуро, отслеживал каждое его действие, и это порядком успело вывести его из себя. Он ни за что не поверит, что этот ублюдок согласился выполнить приказ Десятого из преданности Вонголе.

«Он здесь что-то вынюхивает. Теперь стопроцентно.»

Гокудера раздражается, прислушивается к доносившимся со всех сторон голосам, по большей части слыша венетский диалект, но не слыша голоса Десятого с явным иностранным акцентом, скрежещет зубами: этому ублюдку хватило ума безупречно имитировать и это, он понял это в самолёте, в аэропорту, после унизительной просьбы помочь с грёбаными сумками ему, тому, кому не нужна была помощь, тому, кто обязан был во всём быть опорой Десятому —  от гнева тогда свело челюсть, и он едва удержался, чтобы не двинуть собственному «боссу» по морде.  Гомон становится громче, Гокудера раздражается, ощущает, что предел его терпения стремится к нулю — к нему то и дело подходят, пытаются завязать чёртовы беседы, в которых он был не силён, спрашивают о Боссе. Чёрт возьми, итальянский был его родным языком, но сейчас он хочет невозможного: чтобы все заткнулись. За те одиннадцать лет, что он провёл в Японии, он привык к чужого языку, чужому менталитету, излишней восточной вежливости, благодаря Такесуши привык даже к странной еде, и несмотря на плотность населения в японских городах, именно в Италии ему сейчас было душно. Вся эта древневековая роскошь, вычурная старь —  от всего этого его воротило, как и от высших мафиозных кругов, готовых лечь подстилкой при одном упоминании Вонголы, при одном упоминании того, что он —  правая рука будущего Дона. Его имя в Италии в определённых кругах теперь знали все, но Гокудера не забывал: кто он на самом деле было известно одним трущобам.

Так и не найдя Мукуро, Гокудера отделывается от пустого трёпа и отходит в сторону, прикрывает глаза на секунду, видит перед собой план поместья: сопоставив снимки со спутника и покопавшись в истории региона, он выяснил, что подобных поместий в девятнадцатом веке было построено несколько одним и тем же архитектором, удалось заполучить чертежи одного из них, и пусть назначение помещений наверняка останется неизвестным, вряд ли кто-либо с тех пор особо менял планировку. Гокудера досконально изучил план в поисках пути для отступления и других средств, с помощью которых можно было бы проникнуть внутрь — стандартная мера предосторожности для любого приёма, особенно когда Десятый встречался с боссом другой семьи не на своей территории — информацию он обычно передавал подчинённым, на всякий случай. Это было неизменно: он никому не доверял так, как доверяет Десятому и самому себе, он не сомневался в силе Десятого, но годы работы, взаимодействия с CEDEF в том числе, вынудили его пойти на уступки, предусматривать всё: в некоторых обстоятельствах полагаться на других было необходимо, жаль, он мог полагаться на этих людей не из числа приближённых к хранителям больше, чем на Мукуро.

«Куда мог пойти этот чёртов ублюдок! Этот холл соединён с тремя коридорами»

Один звонок и это место отправится штурмовать вооружённая группа Вонголы, запрошенная у Железного Форта. Разумеется, это не поспособствует установлению союзных отношений, однако, нельзя было полностью исключать возможность того, что Миллефиоре заслали сюда своих псов.

Гокудера беспокоится, и не на пустом месте: изначально присутствие Десятого не было заявлено, но в последний момент они переиграли планы — вместо Десятого было решено отправить сюда Хром, которую, Десятый без объяснений заменил на Мукуро. Убедить Десятого использовать двойника, Хром по его планам, стоило Хаято двух пачек, выкуренных подальше сигарет, собственному упрямству, перечащему мнению Десятого, и бесчисленному количеству извинений, но он не думал, что его план выйдет боком при замене всего одного слагаемого, будь не ладен этот Мукуро. К тому же, Хаято не мог до конца просчитать, какое из двух зол в части безопасности Босса являлось худшим. Вероятность того, что Миллефиоре находятся здесь, в Венеции, прямо в этом особняке — пятьдесят на пятьдесят, и, если Томмазини предоставляют Кёнигу убежище — эта вероятность увеличивалась в два с половиной раза. Вероятность того, что враг нападёт в открытую — пятьдесят на пятьдесят. Вероятность того, что враг нападёт чужими руками, устроив диверсию — нельзя было исключать. Миллефиоре не вели конфронтацию в открытую, но сейчас имелись косвенные доказательства, что за многими нападениями на структуры Вонголы и союзных семей стояли именно они. Волки в овечьей шкуре.

Пришлось просчитывать все возможные риски: с одной стороны, если босс Томазинни (который, к слову, всё ещё не показался им на глаза, ещё один ублюдок) выяснит, что Десятый — всего лишь иллюзия, то это сочтут в лучшем случае за оскорбление, в худшем — за попытку диверсии. Однако, как бы сильно ему не хотелось этого признавать, Рокудо Мукуро не за смазливую рожу и свой грёбаный трезубец десять лет назад считался опаснейшим в Италии преступником. В том, что касалось иллюзий этому ублюдку не было равных. Хаято уже предпринимал попытки выведать у синьора Йемицу, пропуская виски в баре (выдалось однажды, родители Десятого — люди, которым, как и Десятому, он не был способен отказать), как тому, чёрт возьми, удалось завербовать такого человека — бесполезно. Только оставалось надеяться, что у главы CEDEF были достаточно веские аргументы, чтобы не ставить под удар собственного сына.

Принимая решение заменить Десятого иллюзией, они руководствовались простой логикой: если Миллефиоре захотят ударить по Вонголе, то они сделают это не по Девятому, готовившемуся сложить с себя полномочия, а по новому Боссу. База Вонголы в Японии — вторая по величине и влиянию после Железного Форта, но в сравнении с Фортом, укреплённым в том числе Варией и CEDEF, была более уязвима для нападения. Удар по Десятому — непоправимый урон по репутации Вонголы, уничтожение базы Десятого — может стать катализатором вотума недоверия для союзных семей, толчком для присоединения к Миллефиоре. Поэтому Десятый, нехотя, разрываясь между двумя обязанностями, скрепя сердцем принял решение оставаться в Японии и дело с Томмазини доверил ему. Десятый до последнего рассчитывает на то, что это всего лишь домыслы, что открытой войны с Миллефиоре не будет, но Гокудера в это слабо не верил: надейся на лучшее, но готовься к худшему.

Выпустивший из поля зрения Мукуро, Гокудера выругивается на-японском, достаёт из кармана телефон, чтобы набрать этого сукиного сына, десять раз он возьмёт трубку, но... резко хмурится, стискивая зубы: какого чёрта здесь глушится связь, тщательный досмотр и проход через металлоискатели — стандартная мера предосторожности, на подобных мероприятиях в целях безопасности был запрещён пронос оружия, но оружие —  это не только пистолеты. С собой у него была только одна коробочка — в случае боя её будет достаточно, тащить с собой на званые приёмы тонны оружия было дурным тоном, не способствующим переговорам, скажите это взрывчатке, распиханной по всему костюму, что до Мукуро, вряд ли этот ублюдок даст себя в обиду. Но заглушенная связь рушила его стратегию обороны на случай непредвиденной ситуации. И всё же, стоило сперва убедиться, что это не поломка телефона.

—  Прошу прощения, у вас ловит сеть? Видимо, у меня телефон сломался, — он обращается к ближайшему мужчине, но его телефон тоже не работал. Чёрт. Их об этом не предупреждали, значит, держат за идиотов, а когда Вонголу держат за идиотов, Гокудера—
— Что за! — он выхватывает коробочку прежде, чем оглушительно срабатывает сигнализация, а выход и все окна блокируются металлическими жалюзи, поднимается паника и крики, со всех сторон раздаётся кашель — спустя секунду Гокудера понимает почему — вдыхает, и не может дышать, задыхается. Газ! Бесцветный, не имеет вкуса и запаха — перебирает в голове десятки названий, вставляя кольцо в коробку, но пламя — не срабатывает![ava]https://i.imgur.com/izoulya.png[/ava][lz]The feared right hand man of the Vongola[/lz][sta]Guardiano Della Tempesta[/sta]

Отредактировано Gokudera Hayato (2021-02-26 20:25:15)

Всё летит к чертям, но он ещё в сознании: газ, пущенный через вент-системы — не смертелен, по крайней мере, не мгновенен.  Кашель застревает в груди, выхаркивается из горла, но паника оказывается хуже удушливых испарений: гости начинают мельтешить, хуже муравьёв, трясти табелем о рангах, кто из какой семьи и что они сделают за это с Томмазини. Кольца не реагируют на попытки розжига, и дело не в решимости. Газ. Он знает только об одном веществе, способном заблокировать пламя предсмертной воли: цепи Маммона, чрезвычайно редкий и дорогостоящий металл, достать даже на чёрном рынке фактически невозможно, но у Вонголы свои каналы. Мог ли газ обладать сходными свойствами? Хаято хватается за пустую портупею под пиджаком, выругивается, цапнув воздух вместо пистолета. Чистый рефлекс. Ему бы прикурить сигарету и подготовить пару шашек, но газ может оказаться взрывоопасным; выуживает из нагрудного кармана бордовый платок, зажимает им нос, старается не дышать: велика вероятность, что газ распылен только в этом помещении, нужно валить отсюда, но сперва — найти этого ублюдка. Хаято выпрямляется, озирается, ищет взглядом «Босса»  по сторонам. Сложно представить лучший шанс затеряться для того, кто не хочет быть обнаруженным, но к чему такие сложности при его иллюзиях?  Нет, всё не так просто, не его стиль.

Хаято озирается и чувствует затылком холод, ощущает жилами под кожей, ещё до, того как видит, до того, как замечает: миллионы мурашек начинают кишеть в животе, хаотично взбираться по хребту — там, впереди, посреди паники и хаоса, был тот, для кого всего этого не существовало, тот, кто ступал по чужим головам так, будто ничего не происходило, тот, смотрел на всё это сквозь шесть кругов ада — шёл так, будто обо всём знал заранее! Хаято чувствует не гнев, другое. До того, как замечает, до того, как видит в беспокойной, мигающей фигурами, толпе: Рокудо Мукуро на миг оборачивается, смотрит на него в упор разными глазами, растягивает губы в пробирающей до дрожи улыбке. И Хаято понимает, что испытывает ужас в этот миг, ощущает, как зазубренные осколки сломанного трезубца впиваются в кожу, делая его частью того, чего он не понимает, частью замысла, который он, преуменьшенный, разобранный на фрагменты, не способен охватить своим разумом, не способен контролировать. Делая оружием — его. Чушь! Всё это только его опасения: он не под его контролем! Давно нет.

Гокудера делает неглубокий вдох и ныряет вглубь зала, бросается по следам Мукуро, скрывшимся за едва приметной дверью, но тут же врезается в одного, другого, третьего, отталкивает, спотыкается, не помогает сбитым с ног встать. Дерьмо! Сверху начинают брызгать спринклерные оросители — попытка списать на ложное срабатывание пожарной сигнализации? Вот и пригодилась водоотталкивающая пропитка на защитных оболочках шашек — такими темпами он промокнет до трусов.  Гокудера чувствует, как утрачивает контроль над ситуацией,  Вонгола — сильнейшая мафиозная Семья, он должен был настоять на том, чтобы оружие осталось при нём, но он слишком надеялся на коробки — в будущем, стоит это учесть. Но тот ублюдок, Мукуро, был совершенно не удивлён. Это всё его рук дело? Не похоже: Мукуро никогда не ходит под собственной личиной, не в Италии, даже если никому неизвестно, как на самом деле выглядит особо опасный преступник Рокудо Мукуро, одиннадцать лет назад блиставший лицом Ланчии в сводках Интерпола. Значит, газ заблокировал не только пламя предсмертной воли, но и его способности к иллюзиям. Но и это не исключает уловок  аля иллюзия внутри иллюзии не иллюзия и прочая иллюзионистская хренотень — с Мукуро не станется наебать их  и «правдой» — собственным лицом. 

Хаято протискивается и почти достигает той двери сквозь толпу людей, проскальзывает в коридор — охранник в чёрном перегораживает проход двум гостям, удивительно, что сюда не слетелась вся толпа. Скрещенные руки, нервные взгляды.
—  ...я требую объяснений!
— Произошло ложное срабатывание пожарной сигнализации, сохраняйте спокойствие и вернитесь в зал для гостей.
Охранник вооружён, держит правую руку так, будто вот-вот выхватит пистолет и выдворит отсюда силой — значит газ не взрывоопасен. Хаято убирает платок, достаёт из кармана пачку Мальборо с зажигалкой, зажимает сигарету зубами, подкуривает, медленно подходит, вертит в пальцах мини-бомбу на всякий случай — минимальный размер, низкий шум при взрыве, максимально-возможный урон с малым радиусом — идеальный отвлекающий манёвр, допустим, если охранник не окажется сговорчивым. Гокудера подходит — почти вплотную, на расстояние вытянутой руки, буравит тяжестью взгляда:
— Впервые слышу, чтобы система пожаротушения блокировала пламя предсмертной воли.  А теперь говори: здесь не пробегал один малый — наглая рожа, длинные патлы,  в форме ананаса?
— Вы нарушаете запретную зону, вход посторонним запрещён, немедленно покиньте это место, проблемы с сигнализацией скоро будут улажены.
— Как ты обращаешься с семьёй Вонгола? Я хочу видеть вашего босса. Отведи меня к нему, немедленно, иначе мы не подписываем союз.
Сигнализация прекращается,  оставляя тишину и людской гомон.  А ведь не соврал. Рация изрыгает потоки белого шума, сквозь которые доносится команда.

«Зачистить»

Секунда — они смотрят в упор друг на друга и Хаято делает резкий рывок первым  — удар коленом — в пах, до того, как схватятся за пистолет, заламывает руку — не время джентельменствовать, с силой бьёт виском об стену — охранник валится с окровавленным лицом, женщина рядом кричит и вместе с мужчиной бежит в зал для гостей, где стихла сигнализация, только для того, чтобы вместо неё прогремело стаккато выстрелов.
Всё летит к чертям. Дерьмо. Оружие! Хаято забирает с тела пистолет с парой обойм, тыкает по чужому телефону — тоже глушится, борется с желанием пристрелить, решает, что даже одна пуля ещё может пригодиться, оглядывается назад и тут же срывается на бег, вперёд по коридору — Мукуро не мог далеко уйти, особенно, если ему окажут сопротивление. Из зала доносятся выстрелы и крики. Что за хуйня здесь происходит? В зал вело три коридора, значит, враг проник в зал через два других. Впереди — подозрительно пусто, ещё одна причина думать, что Мукуро побывал здесь, и это не иллюзия, вколоченная ему в голову. Коридоры — слишком узкие. Он продвигается теперь осторожно, готовый стрелять на дульную вспышку. Слева — дверь. Гокудера ненавидит двери: с точки зрения тактики — полное дерьмо, он всегда может закинуть туда шашку, но не хотелось выдавать своего присутствия раньше времени, тогда к нему может сбежаться толпа и просто задавить числом. Поэтому, он просто крепче сжимает пистолет, прислушивается — тишина: можно просто выбить дверь одним сильным пинком, так и делает — выносит с пинка, и сразу обратно за стену, в укрытие — но ничего не происходит, ни голоса, ни выстрела. Напрягшись, Хаято шагает внутрь — помещение секьюрити. Двое вырублены, кучей сложены возле стены. Оружия нет. Значит, Мукуро теперь тоже вооружён, хотя Хаято бы не удивился, если бы тот щёлкнув пальцем, вытащил из своей задницы трезубец, с ним он редко расставался. Хаято переключает внимание на панели с видеонаблюдением — все мониторы разбиты, кроме одного, ведущего к лифтам. Значит, этот ублюдок оставил подсказку о своём местоположении?
Тц.
Он разбивает оставшийся монитор, в главном зале всё ещё идёт редкая перестрелка. А чего они хотели, заперев в комнате кучу мафиози. Хаято наугад понажимал по клавиатуре —  доступ к системам запаролен, и благодаря Мукуро, выбивать его не из кого, но вряд ли выход заблокирован отсюда. Ладно, хватит терять время, судя по плану здания, где-то дальше должен был быть выход к подвалам, и к лифту в том числе.  Он бежит дальше по коридору и встречает вереницу из трупов. Пулевые ранения, значит, Мукуро тоже лишился пламени. Гокудера чертыхается — обвинять во всём Мукуро было слишком удобно, слишком приятно, Гокудера любил, когда люди оправдывали его ожидания. Пусть Мукуро может быть к этому не причастен, Хаято всегда помнит: Туман — не Вонгола, никогда не будет частью Вонголы.

Хаято прислоняется к стене, выглядывает за угол, сперва слышит — неспешные шаги,  того, для кого ничего будто не происходило, того, для кого ничего из произошедшего сегодня не существовало, кроме собственной цели. Что этому ублюдку известно? Впереди — два лифта. Хаято выходит открыто, целится Мукуро в спину, палец готов нажать на спусковой крючок. Десятый не одобрит, но если этот сукин сын во всём этом замешан — он убьёт его. К тому же, когда ещё выпадет подобный шанс? Слишком велик соблазн. Ради Десятого.

— Медленно положи оружие на пол, иначе пущу тебе пулю в лоб. Что тебе об этом известно? Говори! Ты, ублюдок, ни за что бы не согласился выполнять приказ Десятого, только если не преследуешь собственные интересы!

[ava]https://i.imgur.com/izoulya.png[/ava][lz]The feared right hand man of the Vongola[/lz][sta]Guardiano Della Tempesta[/sta]

Отредактировано Gokudera Hayato (2021-02-28 17:43:03)

Гокудера ощущает, как на кисти руки, сжимавшей пистолет, перенапряжена каждая мышца , как натянуто предплечье, плечо, плечевой пояс и шея, ощущает, как учащаются собственное дыхание и пульс, как от табачного дыма в медленно тлеющей сигарете, сжимаемой во рту, пересохло во рту, как холодный пот медленно проступает на лбу, на пояснице, бросая в холод. Мукуро поворачивает голову через плечо и собственный палец на спусковом крючке едва заметно задрожал: ему кажется, что эта дрожь пустилась по ногам и сотрясает теперь весь коридор, что даже Мукуро это ощущает — как гогочет в его глотке сердце, как рубашка липнет к спине, его страх.  Гокудера знает, предопределяет, что если выстрелит сейчас, то даст осечку. Мукуро улыбается. Человеческий фактор против не_человека. Мукуро слишком вальяжно отвечает, как ни в чём не бывало, строит из себя грёбаного идиота. Из них двоих он тот, кто держит противника на мушке, но странное дело, теперь Хаято кажется, что тот, кого всё это время держали под прицелом — он сам.

Гокудера скрипит зубами на чужую скользкость — может да, а может нет — почти плюётся: из проклятого Мукуро никогда не выбьешь конкретной информации! Гокудера слушает, не убирая наведённого дула, хмурится, щурится, понимает, что на десять метров этого коридора они на одной стороне, понимает, что Мукуро на этот раз прав, что Мукуро, в отличие от него, вообще-то прав всегда и пусть по своим гнилым причинам, не раз вытаскивал из задницы Вонголу, но он помнит, держит в уме всегда, проговаривает каждую секунду — Мукуро — не Вонгола, но Мукуро сейчас прав и это злит его, но не настолько, как слова о Боссе — видит бог, сейчас, когда этот сучёныш без своих грёбаных иллюзий, он бы вцепился ему в глотку, приложил его чёртов затылок о стену — за то, что смеет использовать Десятого против него.  И тогда Мукуро в его воображении произносит — «Значит, можешь справиться со мной только так?». И смеётся, смеётся.

Гокудера хмурится ещё сильнее, опуская пистолет вниз, но готовый тут же снова навести, понимая, что тратит попросту их время, проклиная себя за то, что им так легко манипулировать, и всё же, Мукуро — часть Семьи, хранитель, выбранный Внешним Советником. С камнем на груди выцеживает выдох сквозь зубы, и сплёвывает на пол почти выгоревший окурок, чеканит шаги в сторону лифта, ускоряется, слыша топот и голоса позади. Дьявол! Остаётся надеяться, что синьор Йемицу знал, что делал — залетает пулей в лифт, и долбит по единственной кнопке минут первого этажа, если за ними толпа, то придётся подпортить лифт, если что — выберутся назад, а он не планировал подыхать здесь, через шахту, или лестницу. Наверняка был ещё выход.

— Только дай мне повод тебя прикончить, и я это сделаю. Не сомневайся. Выкладывай: что тебе известно. — Хаято пытается вложить в голос больше угрозы, но голос, запыхавшийся, всё равно надламывается и по его же мнению, звучит не столь убедительно. Мукуро, кажется, и вовсе игнорирует не то, что его существование, а существование всей этой ситуации — слишком расслаблен, ослабляет галстук, расстёгивает верхнюю пуговицу, как это всегда делал Ямамото. И это сравнение бесит. Косится то на Мукуро, безоружного сейчас, державшего руки на виду — никак издевался или использовал свои чёртовы трюки с психологическим давлением, попытками заставить считать, что ситуация под его, Гокудеры, контролем, но скорее, Мукуро не думает ничего, а сам он — думает слишком много, то на стальные двери лифта, которые всё не открываются, а лифт не останавливается. Секунды тянутся, и Гокудера крепче сжимает в руках пистолетную рукоять.

— Что-то для разницы в один этаж мы уже слишком долго едем.

И ему это не нравится, потому что его план, план здания, который он так долго изучал, разваливается на глазах, и этого следовало ожидать. Чем-то напоминает их базу в Намимори, однако движение лифта там происходит под углом, все системы и коммуникации выстроены так, чтобы обогнуть подземный торговый центр. И Хаято даже примерно оценить не берётся, насколько глубоко они окажутся под землёй.
Лифт наконец-то останавливается с блевотным толчком, и Гокудера совершает над собой неимоверное усилие, чтобы выдавить:

— Я иду вперёд. Прикрой.

Гокудера думает, что возможно, это его последние слова, но Мукуро не дурак, если захочет устранить его — сделал бы это в лифте, или сделает это после того, как они доберутся до цели, а вне всяких сомнений, цель у них обоих тут одна. Двери лифта слишком медленно, до зубного скрежета, распахиваются, и выставив вперёд пистолет, и видит совсем не то, что ожидал увидеть: он думал, что здесь будет некий склад, или лаборатория, но впереди длинный коридор с мерцающей лампой, роняющей узкое пространство то в слепящий свет, то в резкую тьму, и тёмными мешками, валявшимися то на полу, то прислонёнными к стене,  но ещё резче был запах крови, и  тёмные мешки вдруг обратились трупами.

— Что за дерьмо здесь происходит...