Если кто-нибудь ляпнет, что играть на улице — это офигеть, как легко и весело, Кацуки втащит ему с разворота. Потому что, мать вашу, ни хрена это не легко и весело! Особенно с такими отбитыми мудозвонами, как члены его группы, которые только и делают, что ноют, ноют, ноют, НОЮТ! Особенно вокалист. Нет, серьёзно, нет никого более долбанутого, чем вокалисты. Ленивые твари с комплексом боженьки. Корона-то не жмёт, нет? А то ща поправим! Прямо стойкой для микрофона, наотмашь.

Это был последний раз, когда Кацуки с ними играл. В задницу их! Достали своей тупизной: вокалист хрипел, как мразь, потому что нажрался мороженого/напился ледяной колы/встал не с той ноги/он творческая личность и так видит этот мир, каждый раз новая отговорка, гитарист ломал ритм, а у басиста просто руки из жопы. Дрянные сборища псевдо-музыкантов, которые возомнили себя королями рок-н-ролла, а сами в тональностях путаются, Кацуки на хрен не сдались.

Да и район был так себе, неблагополучный: полно всякой швали, постоянные разборки в соседнем переулке. Офигительно играть, перекручивая звук, чтобы заглушить чужие маты. Зато полиция никого не гоняет, и денег оставляют норм так. В других районах, поспокойнее, всем похрен на музыку, и с полицией фиг договоришься. Бакуго «договорился» однажды, двое суток в обезьяннике проторчал. И ведь ни за что, вообще-то! Тот придурок первый начал, и чё, что в форме и с дубинкой? Ничё, вот именно.

— Пошевеливайтесь! — прикрикнул он, запихивая малый барабан в чехол. Палочки он заткнул за пояс джинсов, чтобы не мешались. — Ливанёт скоро! И ты свали, урод!

Чувак, который стоял неподалёку, скрестив руки, и таращился на них, с какого-то хрена внимательно наблюдая за процессом сборов, смерил Кацуки таким лениво-мразотным взглядом, от которого захотелось немедленно запустить в него чехлом с барабаном.

— Ну? — агрессивно поинтересовался Кацуки. Кидаться барабанами он не собирался, ещё чего! Инструмент жалко. Поэтому он опустил чехол с малым барабаном на пока ещё сухой асфальт и принялся за следующий. — Или говори, чё надо, или вали отсюда, мешаешь!

— Ты на кого тявкать удумал, мелочь? — вкрадчиво поинтересовался «урод».

Мелочь?!

Мужик был выше и раза в два крупнее Кацуки, но его-то не колышит! Как раз такого ушатать проще всего, если вдруг полезет кулаками махать, а он полезет — по морде видно. Не он первый. Тут вечно кто-то отирался, то просто бесцельно глазея и убегая при первом же тычке, то откровенно нарываясь на драку. Ни в чьи мотивы Кацуки не вникал и вникать не собирался, его не волновало, почему какие-то ротозеи околачиваются на безопасном расстоянии, или кто кого крышует. За конкретное место он не цеплялся, ему, вообще-то, пофиг, где играть, но и выжить себя он тоже не даст, разбежались! Остальные члены группы без него не сунутся, и так вечно ноют, как им здесь плохо, страшно и чё там ещё было в списке?

И теперь снова их нытьё: Бакуго, не надо, Бакуго, не лезь, Бакуго, ай, больно, Бакуго, ты обалдел. Бакуго-Бакуго-Бакуго, заткнитесь уже, блин!

Кацуки всего лишь дал этому дерьмовому придурку по уху — для скорости, чтобы реще шевелил жопой и ухлёбывал на все четыре стороны, пока дождь не начался. Инструменты воду не любят, а чехлы Кацуки и так на соплях держатся, ни о какой непромокаемости и речи нет. Ответный удар прилетел моментально: сильный, хорошо поставленный. По носу не попал, но по челюсти растеклась ноющая боль, а во рту стало противно-солоно. Кацуки вскинулся, возвращая удар, и костяшки пальцев обожгло тупой пульсирующей болью.

Группы и след простыл: возились у машины басиста, в которую неторопливо заталкивали инструменты. Надрессированные, знают, что Кацуки под руку лучше не лезть, если не хочешь отхватить леща. Он шагнул в сторону, уходя от очередного удара и одновременно с тем сплёвывая скопившуюся во рту кровь себе под ноги. Дрался этот тип, как девчёнка. Откуда-то из соседнего переулка, наверное, того самого, из которого постоянно доносились вопли матом, слышались глухие звуки ударов: тоже кто-то кого-то лупил. Как же Кацуки задрал этот район!

Подпись автора

[хронология]

Он бил, выплёскивая скопившееся за вечер раздражение. Плевать на мужика! Плевать на его слова, которые уже вылетели у Кацуки из головы! Ему просто хотелось кого-нибудь отметелить. Мужик болезненно ощерился, но уйти ему Кацуки уже не даст. Чёрта с два! Нехрен ходить тут и бесить своим видом! Вечно вылезет такой вот идиота кусок или в разгар выступления, или после, и начнёт права качать. С такими у Кацуки разговор короткий: кулаком в бубен получил и пошёл отсюда!

Он покатал языком во рту, морщась от обжёгшей разбитую губу боли, и подобрался, готовясь ударить снова, но, заслышав чужой голос, обернулся. Озадаченно нахмурившись, он уставился на тощего придурка, обжимавшегося со стеной. Похож на какого-то обдолбанного маргинала. Быстрого взгляда в его сторону хватило, чтобы предположить: не он ли дубасил кого-то в соседнем переулке? Либо дубасили его, но по дебильной ухмылке не скажешь. Как и по позе, слишком расслабленной для того, кому пять минут назад надавали по почкам.

Послать его к чёртовой матери Кацуки не успел: мужик опомнился и рванул прочь, зажимая разбитый нос пальцами. Кацуки дёрнулся к чехлам, торопливо выискивая глазами что-нибудь потяжелее, но так и не нашёл ничего, чем можно швырнуть вдогонку. Кидаться тарелками, как капитан Америка — своим щитом, он не собирался. Новые, вообще-то, только купил на кровно заработанные!

— Вот на кой хрен ты влез?! — взвился Кацуки, обращаясь к чуваку с трубой.

Бесит, что этот назойливый чёрт, полезший в драку (ладно, Кацуки сам полез в драку, по фигу), свалил безнаказанным. Кацуки бы ему так наподдал, что искры из глаз посыпались! А вот теперь — ни хрена. Не бежать же за ним, бросив оборудование. Не бог весть какие деньги — барабаны хорошие, да тарелки новые, и только, ничего сверхъестественного, — но для Кацуки и это было целым состоянием.

— Вали давай! Встал тут!..

Одарив чувака с трубой раздражённым взглядом, Кацуки подтянул штаны, норовящие сползти куда-то к коленям, и принялся с удвоенным остервенением заталкивать тарелки в чехлы, пока эти дебилы из его теперь уже бывшей группы не упёрлись без него. Они не самоубийцы, но зато тупые, так что Кацуки не особо удивился бы, услышав скрип колёс отъезжающей машины. Сыкло. Всегда дёру давали, как только начинало пахнуть жареным: кто-то цеплял на улице, например, или появлялась полиция. Полиция Кацуки давно не пугала. Всё, что ему могли сделать — впаять пару суток за мелкое хулиганство. «Тоже мне, проблема», — раздражённо фыркнув, подумал он.

Ну, ссыкло — не его проблемы. Кацуки-то и на своём горбу допрёт установку — КАК-НИБУДЬ, НЕ ВАЖНО, КАК, — а ещё он знает, где живёт басист, который и водит эту тачку. И басист ОЧЕНЬ расстроится, если злой и задолбавшийся Кацуки явится к нему на порог, дурь вытрясать.

А Кацуки явится.

Костяшки пальцев, ушибленные о чужую челюсть, противно ныли. На разбитое лицо по фигу, но вот руки Кацуки нужны, и он пожалел, что бил так сильно. Чтобы расквасить морду назойливому чёрту, хватило бы и ударов вполсилы. А ещё лучше — делать это ногами. Ноги барабанщику тоже нужны, но не так жизненно, как руки. На концертах с плохим звуком на отсутствие ножной педали никто и внимания не обратит.

По крайней мере, больше не придётся выслушивать нытьё вокалиста, который ненавидел выступать на улице и вечно пытался затащить группу в крохотные вонючие клубы. Играть в заведении, рассчитанном на полторы калеки, ни хрена не слыша самого себя, Кацуки не видел смысла: пустая потеря времени, усталость, возня с инструментами, трата денег. К тому же, в любом засраном переулке — и то чище будет, чем в таком клубе. Кацуки брезговал ставить свои барабаны на сцену, сотни раз заблёванную бухими псевдо-рокерами. Но ныть вокалюга не переставал. Ему отчего-то казалось, что клуб, не важно, насколько убогий, — это важный шаг к статусу крутого музыканта. Нет, мать твою, ну сколько можно повторять, это не так работает!  Пень тупой. Как будто достаточно просто нажраться, вылезти на сцену клуба, просипеть три кривые ноты, покрутить жопой и наслаждаться мировой известностью.!

«Ненавижу вокалистов. Ненавижу. Грёбаных. ВОКАЛИСТОВ!»

Подпись автора

[хронология]

— Ты кого псиной назвал, ушлёпок?! — прорычал в ответ Кацуки, и добавил, громче и злее: — И каких таких «друзей», ты, дегенерат, СОВСЕМ, ЧТО ЛИ?! ЭТИ мне НЕ ДРУЗЬЯ.

Он не настолько долбанулся, чтобы называть кретинов, которых терпел только по необходимости, ДРУЗЬЯМИ. И то, ключевое слово — терпеЛ. Хрен там он продолжит. Собственно, уже послал их в пешее эротическое, и как можно дальше от него самого и от музыки в целом. Таким даунам на сцене делать нечего. «Тоже мне, гениальные и непонятые жестоким миром. Фу блин, мерзко!»

И к чему этот тип про инструмент-то? Ничего Кацуки не ломал, вон барабаны, стоят целёхонькие. Чё он, дурак, что ли, ломать СВОИ барабаны?.. Он даже не успел закончить мысль, когда на запястье сжались чужие пальцы; Кацуки не двинул, чисто на рефлексах, лишь потому, что обалдел от такой охренительной наглости! В его окружении суицидников не водилось, а только суицидник рискнёт лезть к нему и бесить НАСТОЛЬКО открыто.

— Ты нарываешься, что ли?! — раздражённо бросил он, отворачиваясь обратно к установке. Костяшки пальцев начинали ныть и саднить сильнее, да и запал уже пропал, поэтому лезть в драку ещё с одним кретином он не собирался. Его никогда не останавливали подобные мелочи, если всерьёз хотелось кого-то отметелить, но он рассчитывал убраться с этой улицы до того, как придурок выдаст ещё какую-нибудь хрень. — Вокалисты все тупые дегенераты, по определению. Тоже мне, Америку открыл.

И как будто он сам не в курсе, что его группа — дерьмо, спасибо, мать твою, что глаза раскрыл, как бы Кацуки жил без этого мистического прозрения-то, твою ж налево!

— И не «моя» группа», а «моя бывшая» группа, — фыркнул он, закидывая на плечо чехол с тарелками. Мышцы отозвались приятной болью усталости, как бывало всегда после хорошо отработанных выступлений, во время которых Кацуки выложился на все сто. Он всегда выкладывался целиком и полностью, по другому просто не имеет смысла. Нахер ему всё это сдалось, если он начнёт жлобить силы и не будет играть так, словно в последний раз сел за ударную установку?

В воздухе разлилась противная тошнотворная горечь. Кацуки бросил взгляд через плечо — ну точно, этот укурок ещё и дымить тут вздумал. Пусть валит в другой переулок и там хоть обкурится до усрачки, а не портит тут воздух своей никотиновой вонью! Кацуки терпеть не мог дурные запахи, и особенно — вонищу от сигарет! И вот с ЭТИМ ему предлагают играть? С чуваком, который даже поговорить нормально не может, не надышав вокруг своим дымом? Ещё и играют сто пудов какую-нибудь хероту, по которой девчонки тащатся. Этот чел как будто с обложки плохих журналов предыдущего десятилетия сполз. Нет, в таком дерьме Кацуки участвовать точно не собирается, на кой хер вообще менять шило на мыло?

— В жопу свою группу засунь, — искренне и со всей душевной теплотой посоветовал Кацуки, закидывая на спину ещё один чехол. — Уверен, вы ещё и называетесь как-нибудь по-тупому.

Группа, в которой до сегодняшнего дня играл Кацуки, тоже называлась по-тупому, но раньше было ещё хуже. Кацуки заставил фронтмена, любителя драмы и соплежуйства, перебрать миллион вариантов, прежде чем его перестало тошнить. Среди вариантов была такая дичь, как «Похоронный звон», «Любовь и смерть», что-то там ещё — за каждую такую срань Кацуки пинал предложившего её по жопе, почкам, коленям, куда дотянется. И он вот вообще ни хрена не удивится, если после его ухода спустя месяц они поменяют название на очередную херобору типа «Умершие в декабре». Была у вокалюги какая-то нездоровая фиксация на теме смерти, над которой Кацуки даже заморачиваться не хотел. Микрофон ему в задницу и пусть гуляет и делает, чё хочет, остальное Кацуки уже не колышет.

Правда, теперь Кацуки всё же придётся искать себе другую группу. Подаваться в сессионные музыканты и перехватывать то тут, то там жалкие иены за запись в чьём-нибудь вшивом треке он не будет, только если совсем прижмёт. И не важно, что этот хрен, облепленный пирсингом, только что предложил ему готовую группу — не нравится он Кацуки, пусть отвалит уже и ищет себе другого барабанщика, на него дышит дымом и его же бесит, невовремя влезая в драки.

Подпись автора

[хронология]