Говорят, что роса — чиста, но это не так.
Достаточно провести белой тканью по поверхности травы, чтобы увидеть грязные разводы. В этом мире чистое и грязное, светлое и темное идут рука об руку. Одно не может существовать без другого. Так он, чтобы продолжить свое существование не может обходиться без смерти. Чужой смерти.

Когда-то он убивал тысячи людей. Во славу креста, своей страны, своего рода. Сейчас же он убивает потому, что им овладевает жажда крови. Он заплатил слишком большую цену для того, чтобы спасти тех, кто, как будто бы, не особенно остался ему благодарен. Может быть его жертва и вовсе была бессмысленна. Как все в этом мире.

Наверное ему стоило остаться в своем склепе. Он проводил там долгие часы и уже привык к тому, как его размеренное дыхание ударяется о стенки гроба, как слабо шумит листва за толстыми стенами. Запах камня, пыли и тьмы. Влажный поцелуй вечности на коже. Это было так привычно, что стало казаться прекрасным, как становится прекрасным все, в чем мы начинаем вязнуть и не можем выбраться.

Наверное ему стоило …

Но он оказался как всегда слишком слаб, и потому выбрался в лес. Здесь все было так же привычно, но в каждом движении леса — вскрике птицы, шороха листвы, дыхании почвы, ощущалось биение бытия. Все это — жило и развивалось. Содержало в себе маленькое колесо жизни, чье сердце билось и билось. И разумеется именно здесь было так удобно искать свою добычу. Конечно же, речь шла не о животных, а если и да — то не о тех, что имели хвосты и копытца.

Туристы, любопытные, те, кого гонит тьма в места, что далеки от шума людского — мало ли кто? Наверное глупо слишком много задумываться о своей пище. Это портит аппетит. Сейчас, глядя на девушку, что блуждала по заросшим дорожкам, он ощущал этот самый пресловутый аппетит, а ещё — осевшее где-то внутри себя отвращение. Он уже давно перестал разделять и оценивать его. Оно не относилось к кому-то из живущих и существующих. Просто тягучее чувство мерзости.

Под нетвердым шагом девушки хрустнула ветка. Ее волосы скользили по плечам и вспорхнули вверх, когда ветер разметал их. Запах человеческого существа коснулся его ноздрей и он не стал противиться зову. Просто шагнул вперед, раздирая ветки кустарника и побуждая несчастную жертву кричать и бежать — бежала она, впрочем, с большим трудом. Он уже перестал получать наслаждение в играх со своими жертвами. Хотелось все сделать побыстрее и снова опуститься к себе на дно. Но в этот раз так не получилось. Жертва начала бороться с ним. А затем..

Девушка уже была на земле, когда к ее ногам упало нечто, что отчаянно звонило. Мерзкий тонкий звук мешал сосредоточиться и врезался в сознание. Он передернул плечами и с губ его сорвался рык, как вдруг тот обливался. Его взгляд упал на беспомощно вопящий прямоугольник, на котором сейчас мигал потрет Лали. Вампир остолбенел. Он смотрел на то, что было перед его глазами и не мог взять себя в руки. Просто замер и даже уже не обращал внимание на то, что девушка отползла подальше, а затем и вовсе сбежала, а портрет Лали …

Он все ещё стоял перед глазами. Как и сама Лали. Он снова услышал ее голос, ее смех, ощутил запах ее волос. Это было похоже на наваждение. Ужас погнал его в сторону своего лежбища. Но было в этом ужасе кое-что ещё — расцветающая под сердцем надежда. Самое болезненное из того, что было возможно сейчас. Она ведь не могла жить. Не могла. Так неужели вернулась как та, что умерла от его рук? Неужели все это снова начнётся? Или быть может — на этот раз получится что-то изменить?

Оказавшись в склепе, все ещё не имея сил совладать со своими чувствами, он воззвал ко тьме. Ноэ, Ноэ … Ему нужно то, что он сделал тогда, когда подумал, что сможет получить то, что потерял … Он снова станет тем, кто сможет …

***

Теперь его окружали новые запахи, цвета, лица, вещи — Ноэ, воодушевленный тем, что его друг внезапно что-то захотел, сделал так, что Влад за пару дне постиг искусство бытия цивилизованного человека. И теперь этот цивилизованный человек, спустился в бар отеля в Бухаресте, и лениво осматриваясь, почти сразу же узнал Лали. Или теперь — Лайю Бернелл. Она сидела за одним столиком с мужчиной — владельцем картинной галереи, к которому именно сейчас у Влада было дело. Но он подошел к ним не спеша. Осматриваясь.

Она ведь не вспомнит его? Та вспомнила не сразу. Но помнит ли она себя? Та ведь нет.

Его сердце сжималось всякий раз, когда она вздыхала или даже моргала. Он готов был смотреть на нее вечность. Но это могло испугать … Как ту, другую.

Это всегда … Одинаково.

— Простите? — обратила Влад к мужчине, — Винсент? Мне сказали, что я могу встретить вас здесь.

И он улыбнулся. Не Винсенту, а Лайе. Так, как мог бы улыбнуться только Лали когда-то давно.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!