Нынче в Равки были не самые спокойные времена. Казалось, все более-менее улеглось после недавнего кровопролитного события — свадьбы Матвея Морозова и принцессы Фьерды Марии Гримьер, которая и женой-то его успела пробыть от силы десять минут. Но на самом деле все было совсем не радужно. Генерал Кириган и его жена Флоренс, родители Матвея, покинули страну (или даже этот мир?) на неопределенный срок. Вскоре в Нью-Йорк отправился и их сын.

Но, кажется, не просто так.

Двор полнился странными слухами. Поговаривали, что Матвей связался с настоящей демоницей. Конечно, никто доказать этого не мог, но юношу, действительно, видели несколько раз с некой девушкой. И это сразу после смерти жены-то!

Мягко говоря, волнения в обоих дворцах, Малом и Большом, образовались довольно быстро. София не любила собирать сплетни, но, конечно, абсолютно невольно была свидетельницей случившего — именно она, как дочь талантливейшего прочника при дворе, создавала для Матвея усилитель. Нельзя сказать, что ей так уж понравился контакт с мертвой плотью. София во многом пошла в своего отца — Давида. Спокойная, увлеченная своим делом и довольно покладистая.

В детстве она часто играла с Матвеем и Ольгой, племянницей Федора Каминского. Но, конечно, было очевидно, что у Матвея и Ольги дружба между собой вышла чуть крепче, чем с ней. Они никогда не обижали ее, нет. Всегда брали с собой, и даже в Нью-Йорке Костюк-младшая периодами бывала. Но все же София будто не совсем к ним вписывалась. И Ольге, и Матвею была присуща некоторая надменность и жесткость, чего в ней не было совершенно. Она сама себе казалась слабым звеном в их троице. Ведь даже сейчас, когда Морозов умотал в Америку со своей возможной демоницей, он забрал с собой и Каминскую. А София осталась здесь, в Равке. Но, может, оно и к лучшему.

Как и отец, она была очень начитанной и тихой. Проводила много времени в обществе других субстанциалов, в то время как корпориалы и эфиреалы тренировались все вместе. Но Костюк и это устраивало.

В этот самый обычный день она занималась работой в царском саду — царь Василий требовал, чтобы розы его матушки цвели едва ли не круглогодично. Как память о царице Татьяне. Две другие прочницы, Катерина и Ирина, шушукались неподалеку.

— Думаешь, и правда демоница? Как тот демон из рассказов о Санкта-Маргарете? — поражалась одна девушка.

— В тех рассказах демон утонул, когда нырнул в воду за блестяшкой, — хихикнула вторая. — Вот и эта прицепилась к Морозову так же. Но разве можно ее винить? Он лакомый кусочек. Красивый, да ещё и сын генерала.

Костюк их напрочь игнорировала, сосредоточившись на розах. Она медленно водила руками вдоль их стеблей, обвивающих арку, подпитывая цветы жизнью. На дворе был поздний сентябрь, близились холода, и теперь приходилось делать это чаще. Но девушка находила в этом занятии нечто успокаивающее.

— София, София, — вдруг окликнула ее Катерина. — А ты веришь в демонов?

— Я не знаю, — равнодушно пожала она плечами в ответ. — Наверное, да. Ведь если есть силы добра, то должны быть и силы зла?

Однако, девушкам было совсем не до ее пространных философских размышлений. Их интересовали сплетни.

— А как ты думаешь, баба Матвея — одна из них? — теперь к ней обратилась и Ирина. — Ты же с ним вроде дружишь. Он не говорил тебе?

На самом деле, София не говорила с другом откровенно уже довольно долгое время. Как и с Ольгой. Это немного расстраивало ее, но нельзя сказать, что совсем уж угнетало. Она понимала, что у каждого из них была своя дорога. И, кто знает, может, однажды они снова пересекутся.

— Я слышала, что в том мире, откуда к нам явилась госпожа Флоренс, говорят, что демоны — красивы и пленительны. Обычно их изображают падшими ангелами. Должно быть, они должны быть прекрасны.

По крайней мере, когда София видела издалека Матвея с этой его девушкой, та показалась ей очень даже привлекательной.

Но Катерина и Ирина не оценили ее речей. Они переглянулись между собой, и в их глазах читалась усмешка. Многие считали Костюк странной. Так же, как в свое время считали странным ее отца.

— Эээ, ладно, мы пошли на обед, — Ирина натянуто улыбнулась и потянула Катерину за руку в сторону купольного зала Малого дворца.

Ещё какое-то время София ещё слышала их смешки. Ее это не особенно обижало. Она даже как-то и не стремилась дружить со всеми и вся. Наедине с собой, со своей работой и книгами обоих миров Костюк чувствовала себя хорошо.

Под ее руками распустился новый бутон, и прочница с ласковой полуулыбкой провела кончиками пальцев по нежным лепесткам, смахивая с них росу.

Вдруг краем глаза София заметила шевеление сбоку и тут же повернулась. В паре метров от нее стоял мужчина.

Странно, а ведь она не слышала шагов.

Он был строен, высок и красив. Плавные черты лица, насыщенные голубые глаза и шелковистые волосы до плеч, своим цветом напоминающие карамель. И что-то было в его взгляде. Какая-то эмоция, которую София не совсем могла разобрать.

— Добрый день, — Костюк присела в вежливом реверансе. — Я могу вам чем-то помочь?

Когда-то ее мать была самой красивой из всех девушек-гришей при дворе. И именно красота Жени Сафиной сыграла с ней злую шутку. Сама она, понятное дело, никогда не рассказывала дочери о своей связи с покойным царем, но двор — есть двор. Когда София росла, ее многие донимали этими слухами. Ей очень не хотелось жаловаться родителям, чтобы их не расстраивать, и тогда от других детей ее защищали Матвей и Ольга.

Но ее отец обратил внимание на ее мать не из-за внешней красоты. Вот об этом родители ей уже рассказывали сами. От них Костюк-младшая знала, что это Женя первая влюбилась в Давида, пока тот был настолько увлечен своим делом, что просто не замечал ничего вокруг. А потом… Потом он как прилип к ней, так больше и не отлипал. Они выглядели почти как безумный ученый и первая красавица. Странное сочетание, но при этом искреннее. Гораздо более искреннее, чем то, что имеют здесь многие другие. София очень любила своих родителей и во многом равнялась на них. Мать казалась ей примером настоящего мужества, а отец — блистательного ума.

Внешне девушка, конечно, больше пошла в Давида. Карие глаза, темные волосы. Она и силами пошла в него — оказалась прочницей. И точно так же она отдавала этому делу всю себя. Поэтому, когда мужчина, навестивший царский сад, спросил ее о розах, он попал в самую точку.

На Софии была надета фиолетовая кефта, отражающая ее принадлежность к ордену субстанциалов, но она все равно умудрялась выглядеть настоящей принцессой — в свободное время девушка любила делать украшения. Она научилась это делать ещё будучи ребенком, чтобы радовать маму, а теперь создавала всякую красоту и для себя. Даже сейчас ее волосы украшала серебряная диадема, инкрустированная фианитами, и напоминавшая россыпь звезд. В ушах — крупные серьги, идеально сочетающиеся с этой самой диадемой.

— Матушка нашего царя любила розы, — кивнула Костюк. — И он просит поддерживать этот сад в память о ней. Но мне это только в радость. Я люблю цветы и люблю свое дело.

Прочница вновь немного рассеянно отвлеклась на цветок, с нежностью коснувшись свежего бутона.

Но затем она спохватилась и вновь вернула свое внимание к незнакомцу.

— Прошу меня простить, мне стоило представиться. Меня зовут София, — девушка вновь сделала учтивый реверанс, слегка улыбнувшись. — А как я могу обращаться к вам? Должно быть, вы прибыли к нам издалека, раз ваш сад превосходит царский?

Следовало отдать этому мужчине должное, он производил очень приятное впечатление. Красота, сравнимая с ангельской, прекрасно сочеталась с манерами.

Этот мужчина, что представился как Амодеус, несомненно, был очень красив. Он словно бы сошел с какого-то полотна. София, бесспорно, любовалась им, но не так, как обычно девушки любуются привлекательными мужчинами. Не так, как, например, многие смотрят на Матвея или его отца. У Костюк даже мысли пошлой не промелькнуло. Она была совершенно точно не из таких особ. В прекрасном незнакомце она чувствовала и видела нечто аристократичное, высокое. Таких, как он, София банально просто ещё не встречала. Ходячее и дышащее произведение искусства.

А искусство девушка ценила. Могла часами разглядывать картины художников. Вот и сейчас она на мгновение растерялась.

Он хочет, чтобы она провела ему экскурсию? Она?

Вряд ли она для этого подходит. Но отказать, конечно, прочница не смеет.

— Почту за честь, сударь.

Ее губы трогает вежливая, но скромная улыбка, когда София чуть склоняет голову, выражая свое почтение. Она в последний раз оглядывает сад и, решив, что на сегодня она, действительно, выполнила всю работу, девушка равняется с Амодеусом, чтобы двинуться в сторону двора.

Вне работы Костюк, бывало, не знала, куда деть руки. Ровно такая же проблема была и у ее отца, Давида. Вот и сейчас она то неловко сцепляла пальцы в замок перед собой, то вовсе убирала их за спину.

Солнце светило достаточно ярко для осени, и золотисто-рыжеватые волосы ее спутника красиво переливались в его лучах.

— Что бы вы хотели, чтобы я вам показала? Большой дворец, Малый?

София не особенно привыкла к вниманию к своей персоне. И не особенно знала, как вести себя при новых знакомствах.

— Вы прибыли в гости к кому-то конкретному?

Пока они неспешно шли через двор, к ним постепенно приковывались чужие взгляды, и от этого София чувствовала себя не совсем уютно. Хотелось скрыться в отцовской мастерской и провести остаток дня за чем-нибудь приятным. Работой с минералами. Или чтением. Или можно сделать что-нибудь красивое для мамы — та в последнее время казалась ей немного хмурой.

Но быть невежливой или грубой ей тоже не хотелось. Потому…

— Может, желаете прогуляться к озеру? В это время там тренируются гриши, и это очень красивое зрелище.

— Семьи Морозовых? — уточнила София. — О, вы, должно быть, прибыли издалека и пока не знаете, что они сейчас в отъезде.

Девушке нравился Амодеус. Можно сказать, его внешний вид и манера речи, тон голоса заставляли ее испытывать творческое вдохновение. Как прочница, Костюк, бывало, создавала восхитительные скульптуры для царского сада. И будь она чуть менее скромной, чем есть, она бы непременно попросила мужчину побыть ее моделью.

Он спрашивает, чем она занимается, и не сводит с нее заинтересованного взгляда. И София, возможно, впервые в жизни чувствует, что ей приятно чье-то внимание. Тем более — фактически незнакомца.

Она почти застенчиво улыбается, когда он размышляет о ценности ее дара.

— Я прочница, сударь. Я управляю разными твердыми химическими элементами на молекулярном уровне. Будь то металл, стекло, камень или даже растения. Могу менять их форму, текстуру, состав. Например, сейчас в саду я поддерживала жизнь роз, не позволяя им увянуть. А в свободное от своих основных обязанностей время я люблю работать с минералами, кристаллами. Мне нравится создавать украшения и статуи.

Сейчас София совсем не хвалилась, говоря о своих силах и возможностях. Она лишь увлечённо делилась подробностями того, что она, действительно, любит.

К этому моменту они как раз пересекли двор Большого дворца и теперь шли через двор Малого в сторону озера.

— А вы к нам откуда? Надолго ли?

Задав второй вопрос, Костюк неосознанно закусила нижнюю губу. Она ведь интересовалась не только из вежливости. Ей было приятно внимание Амодеуса к ее делу. Она бы могла показать ему мастерскую, свои работы. Почему-то ей кажется, что он по-настоящему мог бы их оценить. София успела заметить на его пальцах перстни, да и вообще весь его внешний вид говорил о том, что мужчина ценит изящество и искусство.

Она могла бы предложить ему сходить хоть прямо сейчас, но замялась. Вдруг она будет слишком навязчива? А вдруг он устал с дороги?

И, кстати, о дороге…

— Вас уже расположили в Малом дворце? Если нет, я могу попросить свою маму. Она занимается дворцом в отсутствии семьи Морозовых. Уверяю, она подберет их гостю лучшие покои.

А там можно и в мастерскую его сводить. Потому что, на самом деле, такое времяпрепровождение понравилось бы ей куда больше, чем тренировки эфиреалов у озера. Пусть то зрелище и весьма красивое, но там слишком… людно.

София понимающе охнула, когда Амодеус сказал, что родом не из этого мира. Ее всегда интересовали другие миры, и она была рада бывать в Нью-Йорке с Матвеем и Ольгой. Правда, конкретно тот город ей не совсем нравился. Он казался девушке слишком людным, суетливым, шумным, громоздким. Нью-Йорк поражал своими масштабами, но ими же и давил. Но Костюк очаровали некоторые из мест в нем. Например — музеи и картинные галереи. Ольга, подобно своему дяде Федору, любила комиксы и супергероику в принципе, но Софии же больше по вкусу пришлось их искусство.

Мужчина соглашается на ее помощь с устройством во дворце, и девушка улыбается ему. А после — он вновь интересуется ее работой. Это очень ее воодушевляет. Наверное, такой радостной спокойная София не чувствовала себя уже давно.

— Тогда пойдёмте же. Устроим вас и я все покажу и расскажу.

Забывшись от своей искренней радости, Костюк даже хватается пальцами за локоть Амодеуса, чтобы как можно скорее отвести его в Малый дворец.

— Из крупных проектов мы с моим отцом сейчас занимается проектированием нового фонтана для центральной площади в Ос Альте, — по пути рассказывает прочница. — Меня вдохновляют некоторые религиозные мотивы из другого мира. Думаю, я бы хотела создать что-то вроде статуи Люцифера из Льежского собора.

Благо, искать мать долго не приходится — они сталкиваются с Женей практически на входе. Женщина тут же тормозит, замечая свою дочь в компании неизвестного мужчины. Ее взгляд падает на то, как София цепляется пальцами за его локоть.

— Мама, — с улыбкой здоровается девушка. — Познакомься, это Амодеус. Он — друг семьи Морозовых из другого мира.

— Вот как?

Что-то Женя не припомнит никаких Амодеусов, хотя дружит с Флоренс уже восемнадцать лет и столько же бывает в Нью-Йорке. Тем не менее, Костюк-старшая вежливо улыбается, хотя в ее больших голубых глазах и читаются легкие подозрение и тревога.

— Рада знакомству, — кивнула она.

— Ты поможешь ему расположиться в Малом дворце?

— У меня сейчас много дел, дорогая. Думаю, ты можешь сама отвести нашего гостя в гостевые покои. Слугам скажи, что это мое распоряжение.

Женя вновь вежливо кивнула мужчине, задержала взгляд на дочери и ушла в противоположную от них сторону. София, казалось, ничего и не заметила и просто повела Амодеуса дальше вглубь дворца. Они поднялись по лестнице на второй этаж, прошли через коридор до конца и остановились у массивных дубовых дверей.

— Вот, — со светлой улыбкой кивнула девушка. — Это гостевые покои. Если я вдруг понадоблюсь, то моя комната располагается вон там.

Костюк указала на дверь в другом конце.

Вообще-то обычные гриши из Второй армии жили в казармах, но только не приближенные семьи генерала. Сама же София делила комнату с Ольгой, но сейчас та находилась в отъезде вместе с Матвеем.

— Не буду мешать вам обустраиваться.

Она чуть неловко склонила голову и сделала небольшой шаг в сторону, решив, что иностранцу может понадобиться отдых с дороги. Однако странным образом девушка ощущала, что ей не хотелось бы никуда уходить. Вдруг он потом не захочет вновь провести с ней время?

Ее бы это очень расстроило.

София ещё ни разу в своей жизни ни в кого не влюблялась. Не потому, что она была такая уж разборчивая, а просто потому, что пока что никому не удавалось перебить ее интерес к ее делу. Она всегда была очень увлеченной мастерством фабрикаторов девушкой. И правда — прямо как отец. Спокойная и почти что кроткая — она не разделяла интересов своих сверстников к, например, увеселительным мероприятиям. Даже на официальных балах и приемах Костюк обычно держалась в стороне, постоянно пытаясь тихонько прокрасться вдоль стеночки к выходу. Люди и даже другие гриши не вызывали у нее интереса. Опять же — нет, она не надменна. Просто все это казалось ей каким-то пустым. София тянулась к чему-то возвышенному, почти неземному, к чему-то, от чего бы дух захватывало.

И как говорится — и вот мы здесь.

Амодеус берет ее за локоть, побуждая остановиться. Девушка оборачивается к нему и заглядывает в насыщенно голубые глаза, ощущая себя почти что загипнотизированной. Она даже не сразу понимает, что просто стоит на месте, слегка приоткрыв рот.

Он просит у нее ещё одну историю? И даже говорит «пожалуйста»? Он хочет, чтобы она осталась?

— У меня не особенно много увлекательных историй, — хлопая ресницами, лепечет она. — У меня вообще не особенно интересная жизнь.

И это правда. Кого может заинтересовать девушка, уже давно превратившаяся в книжного червя? Ни приключений, ни веселых случаев из жизни.

Но ведь она и сама хочет остаться.

— Может, вы голодны? Я могу распорядиться доставить обед в ваши покои и… И составить вам компанию.

Конечно, пока София не влюблена. Но она явно глубоко очарована, а это уже для нее ново и даже, можно сказать, поразительно. Такой живой интерес к кому-то.. одушевленному.

София никогда не страдала и жаждой чужого внимания. Напротив — обычно ей было крайне неловко находиться под чьим-то прицелом. Она была даже рада тому, что оказалась субстанциалкой, как отец, а не корпориалкой, как мать. Если бы на ее плечи рухнуло бремя, например, сердцебитки, пришлось бы регулярно проводить время с другими людьми. Соревноваться с ними, чего Костюк не любила вовсе. Не потому, что была не уверена в своих способностях или что-то в этом роде. Нет. Она просто находила подобное времяпрепровождение бессмысленным. Можно сказать, эта девушка не умела испытывать чувство азарта.

Вот и сейчас не было никакого азарта. Ей просто было искренне приятно то, что Амодеуса интересует ее дело, ее личность. И не потому, что тот был красив. Нет, он несомненно был прекрасен, но этого мало, чтобы увлечь Софию. Ей было куда важнее, как это назвать… Найти кого-то, кто бы ее понял? Родственную душу?

Мужчина соглашается на обед с ней, и ее ответная улыбка сияет. Она активно кивает и тогда, когда он предлагает поведать ей о своем доме.

— Конечно, конечно.

Только нужно найти слуг. Но сегодня, кажется, и впрямь их день. Одна из служанок с ворохом тканей в руках как раз выходит из соседних дверей — должно быть, она меняла постельное белье в чьих-то покоях. София окликает ее, отдавая распоряжения от имени своей матери. Служанка послушно кивает, кидая заинтересованный взгляд в сторону Амодеуса, и затем удаляется, чтобы выполнить поручение.

Костюк вместе с иностранцем заходит в гостевые покои, которые ближайшее время будут служить именно его покоями. Можно сказать, девушка чувствует себя слегка неловко, находясь наедине с мужчиной в его спальне. Потому она и начинает слегка волнительно хлопотать вокруг стола, убирая с него лишние вещи, чтобы в скором времени слуги могли организовать тут обед.

И как раз к тому моменту, когда стол оказывается пустым, слуги и входят в покои с подносами. Они расставляют тарелки, бокалы. Тут и запеченная в меду тыква, и картофель, приготовленный на углях, и стейки с кровью. Последним на стол ставится кувшин с вином. Молодая служанка, та, которой и отдавала заказ София, подмигивает прочнице и уходит.

Она ведь не заказывала вино. То было исключительно вольностью со стороны служанки, неправильно понявшей ситуацию и принявшей этот обед за нечто романтическое.

Лишь после этого Костюк и сама поняла, что выглядит все это именно так. Она даже слегка покраснела и поспешила присесть за стол, чтобы начать разговор и отвлечь себя от этих неуместных мыслей.

— Я с радостью послушаю истории о ваших краях. Люблю все новое.

Неправда. На самом деле — София до ужаса всего нового боится. Всего, что могло бы нарушить привычный уклад ее жизни. А появление здесь этого мужчины явно было чем-то именно таким.

Девушка чувствовала себя глупым мотыльком, что знает, что о лампочку можно обжечься, но все равно летящим на ее манящий свет.

Его голос звучит гипнотически. Он спокоен и бархатист. Да и взгляд у этого мужчины такой же — мягкий, но словно бы какой-то загадочный. София с удовольствием слушает его, даже и не замечая того, что сидит и не шевелится, как зачарованная. Даже дыхание ее стало едва различимым.

— Это звучит очень красиво, — завороженно отвечает она. — Очень вдохновляюще.

Девушка даже хочет сказать, что хотела бы все это увидеть, но вовремя себя обрывает. Опять же — не хочет показаться навязчивой.

А потом Амодеус подается ей навстречу, вопрошая уже об ее жизни. Между ними — стол, но отчего-то Костюк чувствует, как ее бросает в жар от его близости. Даже такой. Что бы она ощутила, если бы они вовсе сидели рядом? 

— Я.. Моя жизнь здесь, правда, не очень интересна. Мне дорог мой дом за счет того, что здесь мои близкие, а так.. Разве я могу назвать себя патриоткой, при этом не видя ничего, кроме Равки? Не познав иных мест и культур? Я бываю изредка в Нью-Йорке, но тоже не могу сказать, что этот город вдохновляет меня сам по себе. Бывая там, я люблю ходить в музеи и галереи. Наверное, по духу мне была бы ближе Европа, но мне пока не посчастливилось там оказаться.

Иногда ей кажется, что она все ещё не нашла свое место.

Говоря это все, София медленно ела, но больше не из-за того, что была голодна, а для того, чтобы чем-то занять руки.

Несколько раз она скосила взгляд в сторону кувшина с вином, но налить себе бокал не решалась. Ее точно не назовёшь той, кто любит выпить. Но, возможно, сейчас бы девушка и не отказалась. Для того, чтобы хоть каплю утихомирить это странное волнение, совершенно ей не свойственное.

— А вы, должно быть, много путешествовали?