— Говард Расселл, самый трудолюбивый человек в Голливуде, признается в собственной лени, когда дело касается отдыха, — смеётся Симона.

Кажется, он, и правда, мог бесконечно работать, но дать себе продышаться не мог. Ужасно. Она должна обязательно исправить это упущение. Ей и самой помогала работа — как минимум, бороться с едким чувством одиночества. Но оно больше не мучило ее. Не теперь, когда она видела, как улыбается этот мужчина, смотря на то, как она играется в прохладной воде. Симона могла бы и замёрзнуть, однако откуда-то изнутри шёл настоящий жар. Особенно, когда она приближалась к Расселлу. Особенно, когда целовала его.

— Я обязана тебе как-нибудь показать Мемфис, — деловито заключает Рошель. — Я тебе гарантирую, в ближайшие годы этот город станет новой музыкальной столицей Америки.

Конечно, она ему об этом не скажет, но сейчас в ее голове промелькает мысль о том, что в ее руках сейчас находится кумир ее юношества. Симона не хочет показаться глупой фанаткой, которая выбрала его исключительно из-за славы и прочего. Нет. Она полюбила его, потому что разглядела его душу, горячее сердце, что скрывалось за напускной серьёзностью. Может быть, ей и нужен был такой мужчина. Тот, кто щёлкнет ей по носу, если ее занесёт. Тот, кто укроет в своих руках от большого и страшного мира. Симону никогда и никто не защищал. Удивительно, как она вообще осталась жива в этой индустрии.

— Я понимаю, — согласилась блондинка. — Люди здесь иногда напоминают неживых. Просто роботы. Просто красивая картинка.

И от этого устаёшь. Особенно, когда всю жизнь проводишь в поисках чего-то настоящего.

— А теперь ты большой и серьёзный начальник, — разулыбалась Рошель, едва справляясь с желанием напасть на мужчину и затискать.

А, собственно, зачем с ним справляться?

— Да, но теперь мы хорошие ребята вместе, — она кладёт руки ему на плечи, а затем почти напрыгивает на Говарда.

Валит Расселла на спину, удобно располагаясь у него на груди. И вновь — ее фирменная широкая и белозубая улыбка. Симоне нравится целовать его. Нравится покрывать быстрыми, точечными поцелуями его лицо. Щека, вторая, нос, губы. С каждой минутой она чувствовала себя с ним все свободнее и все менее зажатой. Переставала бояться, что мужчина ее оттолкнёт. Начинала верить ему.

Раскрывалась, как нежный бутон под палящим калифорнийским солнцем. Может, Симона слишком любила сказки, но она была уверена, что нашла своего человека. По-настоящему своего. Она хотела провести с Говардом всю свою жизнь. И в горе, и в радости. Встречать вместе праздники.

— Чем ты обычно занимаешься в День Благодарения? — все еще лёжа на на мужчине, спросила Рошель.

До праздника оставались какие-то полторы недели.

— Признаться, у меня никогда не было нормального Дня Благодарения. С родителями было сложно, а как я оказалась в Лос-Анджелесе.. Я так и не смогла создать здесь свою семью. И все семейные праздники встречала или одна, или на съёмочной площадке. А я бы так хотела.. Знаешь, тыквенные пироги, индейка. Тепло и уют.

И, застенчиво улыбнувшись, добавила:

— С тобой.

Фотографы умели работать тихо, когда было нужно. Чтобы не спугнуть своих «жертв». И сейчас, действуя по наводке Пагстона, папарацци смогли застать Симону Рошель и Говарда Расселла в весьма интересной позиции, явно не похожей на рабочие отношения продюсера и актрисы.

Они уже представляли себе хруст новеньких долларовых купюр в своих руках. И запах. Хоть и говорят, что деньги не пахнут. Сейчас они чувствовали, что успех им приносит океанический бриз.

Журналы оторвут эти фото с руками.