Ей казалось, что родители просто издеваются над ней. Да, им с братом пришлось сменить пять школ за последние несколько лет. Да, они совершенно не вписывались в общество. Но будто Мортиша и Гомес сами вписывались. После последнего инцидента с пираньями в бассейне Аддамсы-старшие решили перевести своих детей в школу в Нью-Йорке. В Куинсе должно быть спокойно — говорили они. Отчий дом оставался в Нью-Джерси, а Уэнсдей и Пагсли оказались в жилище тетушки Морин — старой подруги матери из местного ковена. Морин была бездетна и приняла их как родных. Отвратительно. Каждое утро она пекла панкейки, щедро поливая их кленовым сиропом. Казалось бы — ведьма. А жила как обычная американка, и от каждого уголка ее вылизанного дома Уэнсдей просто тошнило. А сегодня она даже отправила девушку на вечеринку какой-то незнакомой ей Бьянки. Аддамс не знала здесь никого, да и знать вовсе не желала. Учебный год кончился, и перед началом следующего Уэнсдей придётся прожить у Морин все лето. Вместе с Пагсли.

Девушка сидела в гостиной в угловом кресле, сжимая в руке пластиковый стаканчик с ромом. Алкоголь не входил в число ее любимых развлечений, как и танцы под этот ужас, что молодёжь звала музыкой. Но сегодня можно позволить себе немного выпивки. Просто чтобы не взорваться.

Вот — теперь все расселись на полу и играли в «бутылочку». Омерзительное и не гигиеничное занятие. Какая-то блондинка поднялась с места и потащила за собой, видимо, своего парня и теперь присвоила себе ту самую бутылку рома со специями, которую пила Уэнсдей. Вдвойне омерзительно. Аддамс допила остатки из стаканчика и затем смяла его в кулаке.

Пора уходить отсюда.

Она поднялась с кресла и уже направилась к выходу из дома, как вдруг услышала знакомый голос. Пагсли? Он что, увязался за ней? Вот маленький ушлепок. Конечно, он попал в какую-то заварушку. Пятнадцатилетний толстый мальчик на вечеринке по случаю совершеннолетия незнакомки, окружённый парнями из местной футбольной команды. Уэнсдей тихо вошла в небольшую комнату, видимо, служившую отцу этой Бьянки кабинетом. Она ровно держала спину и теперь сложила руки на груди, мрачно наблюдая за тем, как трясётся ее младший брат, пытающийся отобрать у трёх здоровяков свой телефон. Футболисты в своих ярких бомберах просто глумились над Пагсли, и Уэнсдей не могла оставить это все так просто. Не могла забрать брата и уйти. Она должна показать им.

Вдруг один из парней обернулся и аж вздрогнул, увидев Аддамс. Она была невысокого роста, но все равно внушала обычным людям ужас одним своим взглядом из-под чёрной челки.

— Чего тебе, чудила? — огрызнулся футболист. — Давай, топай отсюда.

Здесь музыка звучала приглушенно. Уэнсдей и с места не сдвинулась.

— Никто не может пытать моего брата, кроме меня.

Остальные обернулись следом за другом и теперь насмешливо фыркали.

— Так этот жирдяй — твой брат?

Ни один мускул на лице девушки не дрогнул. Она была умелой ведьмой, но не знала, насколько хороши могут быть эти парни. Вряд ли они разбираются в латыни со своими тупыми мордами, но могут происходить из сильных семей.

— Знаешь, мы можем отпустить твоего брата, — нагло улыбнулся один из здоровяков, обнажая идеально ровные белые зубы, по которым следовало бы двинуть ломом. — Если ты согласишься с нами повеселиться вместо него.

Можно не делать им больно прямо сейчас. Можно запомнить каждого из них и отомстить позже. По одному.

Но вдруг все трое смешно выпучивают глаза и хватаются за свои сердца, громко кашляя. Уэнсдей даже вздрагивает. Поворачивает голову и видит парня, делающего в воздухе неопределённые, но систематичные жесты. Она впивается взглядом в его лицо, а в следующее мгновение слышит, как один из футболистов охает — Пагсли двинул ему в живот.

Она не спрашивает имени этого парня, что помог им. Она не особо-то и верит в добрые намерения. Но было кое-что, что поразило ее. Уэнсдей ещё не встречала колдунов с такой силой.

Эта вечеринка не нравится ей. Этот город не нравится ей. Говорить честно — эта жизнь не нравится ей. Уэнсдей всегда интересовала ее обратная сторона. Ей нравились кладбища, ее интриговал мир мертвых и различие способы в этот мир попасть. Аддамс уже слышала, что у этого ковена есть своё частное кладбище, где они хоронят только своих. Вот туда она обязательно наведается. Но точно не на вечеринки их молодняка.

Что этот парень с ними сделал? Уэнсдей знала, что маги воздуха способны мешать дыханию, но это явно было не то. Каждый из футболистов словно бы пережил небольшой инфаркт. Ей хочется узнать, к какому заклинанию прибегнул этот колдун. Разговаривать не особенно хочется, но общение бывает необходимо. К сожалению.

— Видела, — холодно отвечает Аддамс. — Они ушли на второй этаж.

И вряд ли они там играют в настольные игры. Вот только это не мое дело.

Уэнсдей не особенно интересуют парни. Да и девушки тоже. Ей нравятся пытки и кровавые истории. Нет, конечно, она отмечает внешнюю привлекательность спасителя ее брата, но куда больше ее интригуют его способности.

— Со мной необязательно говорить на «вы», — ее голос звучит по-прежнему безразлично. — Но спасибо.

Она не уточняет, за что благодарит молодого человека. Это кажется очевидным. Но тон ее не надменен, просто.. просто слегка безучастен. Тем не менее, ей нужно научиться тому же, что сделал этот парень в странном пальто, не вписывающемся в атмосферу этой вечеринки. Аддамс оглядывает его, и лёгкий, едва заметный огонёк зажигается в ее темных глазах. Не хочется обращаться за помощью к тому, кто и так тебе помог, но интерес был сильнее.

— Что ты с ними сделал? — и, все еще держа идеально ровную осанку, девушка делает шаг вперёд, протягивая руку. — Уэнсдей Аддамс.

Она совсем низенькая, но жуткая, и прекрасно знает это. «Wierdo». Так ее всегда называли. И Уэнсдей это нравилось. Но она могла бы подружиться с кем-то, кто разделил бы ее интересы. Мама этого очень хотела. Так что теперь она пытливо смотрит в чёрные глаза юноши, ожидая ответа и рукопожатия.

Это звучит интересно. Он управлял их сердцами? То, что нужно.

— Значит, ты можешь убить кого-то одним своим жестом? — ее голос по-прежнему звучит ровно, а смотрела девушка исподлобья.

И ей было все равно на то, как странно звучал ее вопрос.

Уэнсдей замечает другого молодого человека в дверях, с которым Марк обменивается взглядом и парой жестов. Она достаточно вежливо дожидается, когда это прекратится, и вновь обращает своей внимание к спасителю своего брата.

— Не принадлежу. Семья отправила меня сюда на лето.

И хотелось надеяться, что только на лето.

Аддамсы были богатой семьей, и Уэнсдей просто не понимала, почему родители не могут обучать их с Пагсли на дому. Они сами не любили все «нормальное», однако рассчитывали, что дочь обзаведётся здесь какими-то призрачными друзьями. Но правда была такова — все ее сверстники были обывалами и тупомордыми нахлебниками. Однако Марк таким не казался — как минимум, ему, кажется, нравилось причинять другим боль.

— Мне интересно послушать об этом, — отзывается Аддамс на приглашение «потусить». — Но не здесь.

Парни-футболисты начинают приходить в себя, и Пагсли подбегает к старшей сестре.

— И меня возьмите с собой.

— Ты отправишься домой, — холодно, но с нажимом говорит Уэнсдей. — Но сначала нам всем стоит покинуть это.. место.

Уголки ее пухлых губ подрагивают от отвращения к этой вечеринке.

— Я знаю одно место, — обращается девушка уже к Марку.

Аддамсы и Морозов покидают кабинет, проходят через гостиную, и Уэнсдей забирает ту самую бутылку рома со специями, которую едва не увела у неё из-под носа, получается, сестра Марка. Вот и хорошо, что ее увели отсюда — нечего покушаться на чужую выпивку.

— Я расскажу тете Морин, если вы не возьмёте меня с собой, — шантажирует младший Аддамс, поглядывая на бутылку алкоголя в руках сестры.

— Мы давно не играли с электричеством, да, Пагсли?

В голосе Уэнсдей чувствуется нотка угрозы, оттеняемая ее обычным спокойствием. Однако, брат тут же замолкает, обидчиво поджимая губы. Уже на улице девушка достаёт телефон и заказывает два такси. На первое сажает Пагсли и отправляет домой к Морин, а во второе садится с Марком.

Ей были очень интересны его способности, но она не хотела лицемерить и делать вид, что ей нравятся развлечения местной молодёжи ради поддержания разговора. Аддамс хотела туда, где ей было бы спокойно.

— Куда вам, ребятишки? — насмешливо обращается к ним водитель.

— Кладбище Мид, — мертвенным тоном голоса, без тени улыбки называет адрес Уэнсдей, и ухмылка сползает с лица таксиста.

У него от этой девчонки мороз по коже.

И, конечно, Аддамс было интересно, может ли Марк, действительно, стать ей другом. И это зависело от того, понравится ли парню место, которое она избрала для их «тусовки».

Ехать оказалось недолго — ночью не было пробок. За всю поездку девушка не проронила ни слова, лишь держала в руках бутылку рома и спокойно смотрела вперёд. Стоило и выйти из машины, как таксист тут же дал по съебам. Едва ли не с визгом шин. Конечно же, кладбище охранялось.

— Я знаю, что это кладбище ковена, — наконец, заговорила Аддамс. — Оно не особенно древнее, первые захоронения появились здесь около пятидесяти-шестидесяти лет назад. Но вот сторож — простой человек.

И теперь Уэнсдей перевела взгляд на Марка и даже позволила себе едва заметную ухмылку.

— Сможешь заставить его пропустить нас?

Мать Уэнсдей знала многих ведьм, но сама не принадлежала ни к одному из ковенов. Мортиша была чудесной матерью и всегда поощряла все, что делала дочь. Первое и пока единственное их разногласие состояло в том, чтобы отправить их с Пагсли сюда на это чертово лето. И, кажется, не только на лето. Но, возможно, это лето не выдастся таким уж плохим, если у неё будет друг, разделяющий ее интересы. Ей нравилось то, что говорил Марк. Нравилось то, что он умел. И теперь, когда они оказались у ворот кладбища, девушка изучающе глядела на Морозова, пока тот усыплял сторожа. В прямом смысле.

Ее губы тронула лёгкая улыбка. Второй раз за эту ночь. Не смотря на маленький рост, юная Аддамс производила впечатление девушки статной, благодаря идеальной осанке и чудесным манерам. Вот и сейчас, перешагивая через храпящего старика, она сделала это легко и почти невесомо. Последовала за Марком вдоль захоронений, мягко ступая по гравию и разглядывая могильные плиты. Он рассказывал ей о своём детстве, и ещё одна деталь зацепила ее внимание словно крючком.

— Твой отец управляет тьмой? — негромко и спокойно поинтересовалась Уэнсдей.

И ещё одна деталь.

— Как ты себя назвал? — она слегка сощурила глаза. — Мне точно хочется знать об этом больше.

Марк предлагает выбрать любимые могилы, но Аддамс не хочет отвлекаться. Порой ей тяжело было расслабиться. Она привыкла всегда быть собранной и местами даже слегка чопорной. Будто она и вовсе не знает, что является подростком, которому положено веселиться. Но сейчас она пытается расправить плечи посвободнее. Со скрипом, но, кажется, выходит.

Удивительно, что для этой юной леди зоной комфорта является излишняя взрослость, которая обычно не присуща ее сверстникам.

— Легко, — соглашается девушка. — Мне нравится этот.

Она подошла к большой, чёрной и до блеска отполированной статуе плачущего ангела. Протянула руку, с трепетом проводя кончиками пальцев вдоль размашистого крыла.

— Может, мой выбор покажется банальным, — поясняет Уэнсдей, переводя взгляд на Марка. — Но я люблю изящную классику.

Этот ангел в высоту был с саму Аддамс, и со стороны это, должно быть, смотреть забавно. Такая маленькая и такая мрачная.

— А что выберешь ты?

Аддамс прошлась чуть дальше, внимательно вчитываясь в имена на надгробиях. Большинство здешних ведьм умерли в глубокой старости. Очевидно, учитывая крепкое колдовское здоровье. В конце концов, девушка присела на одну из каменных плит и открыла бутылку с ромом, делая следом большой глоток. Она даже не поморщилась.

— Будешь? — стаканчиков из дома Бьянки она не взяла, так что приходилось пить прямо из горла.

Знаком Уэнсдей был воздух. Но по большей части ведьму интересовало то, как его можно наэлектризовать. В этом она неплохо преуспела и теперь, передав бутылку в руки Морозова, она продемонстрировала свою силу. Подняла руки вверх, заставляя ветер сильно шуметь меж крон деревьев, и вызвала молнию, что рассекла небеса над их головами. Затем последовал и гром.

— Люблю это делать, — и вновь едва заметная улыбка.

В обществе Марка Аддамс могла улыбаться вполне спокойно. Не насмешливо, как в кругу простых сверстников, а очень даже по-настоящему. Он же мог понять ее?

— Но по большей части я занимаюсь зельевареением. Бабушка учит меня. Мой конёк — яды.

И чего это ей вдруг захотелось рассказать о себе, когда в обычное время она всегда отмалчивалась и слушала? Выпила она немного. Хотя уже и была готова признать, что Марк весьма и весьма симпатичен.

Так друг ей нужен или парень?

Новой информации много, но она не кружит голову. Уэнсдей слушает внимательно, хоть и не особо что-то понимает. Но анализирует быстро — прикидывает в уме, вспоминает, что в детстве подслушивала разговоры Мортиши и Морин, и вторая делилась с ее матерью тем, что в их ковене есть некто, способный перемещаться между мирами. Так речь шла о семье Морозовых? То-то ясно, что они явно не болгары.

И более того — Марк, оказывается, способен управлять мертвыми. Такая способность кажется Уэнсдей весьма соблазнительной. Как и этот парень.

Стоп, чего?

Аддамс едва заметно хмурится своей мысли. Вряд ли все семнадцать лет ее интересовали парни. Но и вряд ли за семнадцать лет она встречала таких парней, кто мог бы ее восхитить — эту девушку вообще не восхищало ничего, кроме смерти. А тут она познакомилась с ее носителем во плоти. Такое знакомство не может не будоражить.

— Запомню, — коротко и спокойно отвечает девушка, когда Морозов представляется гришом.

Вот и нашлась тема для разговора с тетей Морин за завтраком. Аддамс порасспрашивает об этой семье. Тем временем Марк выбирает мраморный бюст, и девушка, вновь слегка улыбнувшись, одобрительно кивает. Она тоже любила проводить время на кладбищах. У них даже было своё собственное родовое прям на заднем дворе особняка. Уэнсдей скучала по дому каждый день своего нахождения в Нью-Йорке, но сегодняшняя ночь забавным образом выбивалась из череды скучных и унылых солнечных дней. Сейчас она даже чувствовала себя вполне свободно.

И — о ужас — с ее губ даже срывается тихий смешок, когда Марк спрашивает, скольких она отравила. Уэнсдей принимает бутылку рома обратно из его рук и делает ещё глоток.

— Я решила, что не буду считать. Я работаю не на количество, а на качество, но.. Я помню самых первых. Две девчонки из группы поддержки. Глупые куклы с обесцвеченными волосами и автозагаром. Они ничего мне не сделали, но я посчитала, что их хриплый визг будет звучать интереснее всего, когда они поймут, что их пищеводы разъедает кислота, а языки пузырятся волдырями, готовые вот-вот лопнуть.

Аддамс говорила это все, мечтательно улыбаясь. Так, словно вернулась в тот замечательный день. Со смаком, даже с придыханием. Она почти пропустила мимо ушей, когда юноша попросил ее рассказать о себе.

— Я из Нью-Джерси. Мать и бабушка — ведьмы, я тоже, а вот Пагсли не повезло. Хотя он явно выносливый, ведь в детстве я ставила эксперименты именно на нем. Знаешь, моя семья.. Мы вроде фриков там у себя. Но почему-то я думаю, что тебе бы там понравилось. У нас своё кладбище.

Она замолкает, делает ещё глоток. Внутри начинает расти странное волнение, очень специфичное, ведь ранее Аддамс оно не было испробовано. Оно вовсе не было ей свойственно. А когда Марк сказал, что ее сердце почти не бьется, то предательски пропустило удар. Не участилось, но на секунду ухнуло куда-то вниз.

— У меня так с детства, — ответила девушка, делая ещё глоток.

Алкоголь должен расслабить, потому что вдруг Аддамс почувствовала себя ещё более зажатой, чем обычно. Виной тому был не Марк — напротив, с ним она могла бы собой в этом дурацком месте. Виной тому было странный, не испытанный ранее тёплый трепет в тот момент, когда их взгляды с Морозовым пересекались.

Ее чёрные глаза и его чёрные глаза.

Два подростка в чёрных одеяниях пьют на ночном кладбище. Мама бы сказала, что так выглядит идеальное свидание. И все же выпивка подстегивает Аддамс спросить что-то более смелое, чем будничные разговоры об убийствах и чужих страданиях.

— Ты поэтому позвал меня потусить? Из-за сердца?

Но главное она все же не спросила. «Что же мы будем здесь делать теперь?».

Уэнсдей не любила лето. Много солнца, тёплый воздух. Даже сейчас, ночью, было душновато, и спасала лишь прохлада кладбищенского мрамора. Сама она родилась в октябре, практически перед самым Хэллоуином, что было даже забавно. Символично уж точно.

Аддамс слушает про первое убийство, совершенное Марком, с непроницаемой маской на лице, но внутри все откликается на каждое его слово. Кажется, она определилась, с кем планирует провести это лето. И поспешным это решение не считала, ведь у них были одни цели. У неё теперь будет напарник.

— Мои родители знают, — поделилась Уэнсдей. — Именно они и научили меня осторожности в таких вопросах.

Она впитывает информацию, что Морозов ей преподносит, как губка. У этой девушки была на удивление хорошая память. Его отец обучен некому «срезу». Уэнсдей прикидывает в голове, как это примерно может выглядеть, и улыбается уголками губ. Хорошая способность. Марк рассказывает больше о своей семье, и она неосознанно проводит между ними некие параллели. Большая семья — это хорошо. И вдвойне хорошо, когда члены семьи поддерживают интересы друг друга.

Уэнсдей ещё не думала о том, будет ли создавать свою семью в будущем, и по большей части презирала эту мысль. У ее родителей была воистину великая любовь. Они страстно обожали друг друга, а отношения их были здоровее любых отношений, что имеют «нормальные» люди. Младшая Аддамс всегда думала, что ей никогда не найти кого-то, кто понимал бы ее так, как Гомес понимает Мортишу. Но сейчас, смотря на Марка, девушке казалось, что не так уж это невозможно. Он идеально вписывался в ее картину мира. Это не значило, что она теперь будет мечтать выйти за него замуж, но провести вместе это жуткое лето… Это казалось соблазнительной перспективой.

Морозов зовёт ее не такой, как все. О, она и так это знает, но ей приятно, что это сказал вслух кто-то другой. Кто-то, кто может оценить это, а не обозвать ее «чудилой» и убегать прочь с обоссанными штанами.

— Обыватели? — подсказывает девушка, сразу понимая, что Морозов имеет в виду.

Он забирает у неё бутылку, а она и не протестует. Слушает его дальше и все же немного расслабляется, хоть и продолжает сидеть идеально ровно, позволяет себе закинуть ногу на ногу. Складывает руки на своём колене, смотрит на пьющего Марка. Было в нем что-то совершенно дикое и необузданное, отдающее вайбами рок-звезды. Она разглядывает надетое на нем старомодное пальто. Но ей нравится все старомодное. Похоже на кафтан, как у славян.

И главное — это все было чёрным.

— Спасибо, — отозвалась Аддамс на слова о том, что она словно уже умерла. — Это лучший комплимент, что я слышала.

Уэнсдей все было интересно. Она любила ставить разного рода эксперименты, и даже не всегда смертельно опасные. Но она ещё никогда не экспериментировала над собой. И тем более — над своими эмоциями. Но сейчас девушка определенно чувствовала желание подойти к Марку ближе. Может — даже поцеловать. Это совсем не было на неё похоже, но Аддамс была заинтригована. Временами она была печальна. Временами ей сильно все надоедало, многое раздражало. Временами она, действительно, была такой, словно уже умерла. Но сейчас кто-то будто вдохнул в неё немного жизни. Хотя, в смысле — кто-то? Это сделал этот парень, назвавший себя гришом. Уэнсдей всегда ценила ум. Ум и способность выходить за рамки, что ставит нам общество. Марк, кажется, обладал и тем, и тем. Она же ещё никогда никого не целовала, но гораздо более интимным ее мать назвала бы, скажем, совместное убийство.

— Может, мы…

Но ей не дали договорить. По кладбищу пронёсся свист, вслед за которым последовали нагловатые пьяные выкрики. Чертовы футболисты, кажется, очухались и слегка на них обиделись. Уэнсдей медленно, почти лениво встала с могильной плиты, на которой сидела, и подошла к Марку, исподлобья смотря на приближавшихся подростков.

Жертвы сами явились как на заказ.

Уэнсдей молчит. Просто стоит рядом с Марком, вес так же сложив руки на груди. Она знает, на что способен этот парень, и не хочет мешать. Она хочет увидеть это воочию. Они на территории мертвых, и эта самая территория является для него прекрасным поприщем для работы. Аддамс же может разве что добавить ему спецэффектов.

— Эй, а ты чего молчишь, чудила? — другой из футболистов обращается к девушке. — Думаешь, твоему жирдяю-братцу будет теперь легко здесь ужиться?

Но Уэнсдей не злится. Не делает ровным счетом ничего, даже с места не двигается. Парень явно раздражен ее спокойной реакцией и готовится вот-вот закипеть, как вдруг она подаёт голос. Но обращается явно не к футболисту, хоть и смотрит на него.

— Мне показалось, что вон та могила совсем свежая.

Конечно, это — обращение к Марку.

— Чего ты там бормочешь? — футболист кичится своей силой, но очевидно, что он готов наделать в штаны, стоит Морозову или Аддамс дёрнуться.

— Да хули мы с ними церемонимся? — высокий развёл руки в стороны, а затем замахнулся и метнул бутыль с чарами в их сторону.

Уэнсдей повела рукой, призывая штормовой порыв ветра, и бутылка отлетает в сторону, разбиваясь о стены заросшего плющом склепа. Очень близко к ним, не недостаточно для того, чтобы как-то им навредить. Жидкость принимает газообразное состояние и шипит. И девушка не останавливается. Следующим жестом она призывает молнию, что тут же искрится низко в небе. Отличные декорации для призыва мертвеца.

Высокий оказывается магом огня, он уже готовится метнуть в их сторону пламя, но Аддамс по-прежнему сдерживает его штормовым ветром. Может быть, да, они тоже колдуны, но недостаточно усидчивые в обучении. Их силы слабы.

— Ну что? — Уэнсдей слегка поворачивает голову к Марку, улыбаясь ему. — Самое время проучить их?

И самое время показать мне, на что ты способен.

Земля под ногами слегка вибрирует в тот момент, когда труп выкапывает сам себя из собственной могилы. Ее декорации в виде грома и молний отлично подходят к развернувшейся на их глазах картине. Восставшее тело уже начало разлагаться и ужасно смердеть, но Уэнсдей и носом не поводит. Она завороженно смотрит, как это существо неуклюже, но устрашающе переступает с ноги на ногу и движется в сторону футболистов, сердца которых Марк ещё и замедлил, чтобы те не смогли убежать. Оно хрипит, издаёт мерзкие чавкающие звуки, но это — музыка для ушей Аддамс. Футболисты вопят так, дребезжат барабанные перепонки, но их крики прерываются так же быстро, как и разрезают воздух. Куски тел шмякаются вниз, кровь пропитывает землю. Следом, после команды Морозова, опадает и живой мертвец.

Это лучшая картина, что Уэнсдей когда-либо видела.

Марк шутит о натюрморте, и девушка даже тихо смеётся. Этой ночью она слишком много веселится. Слишком много себе позволяет радости. И может позволить ещё больше. Ее сердце стучит чуть сильнее, чем обычно, и девушка чувствует это и сама. Парень же подбирает биту, рассуждая о том, что делать с этими останками, от которых до сих пор в воздух поднимается пар. Он стоит на фоне полного пиздеца по меркам «нормальных», на фоне жестокой кровавой расправы, и у Аддамс аж в уголках глаз начинает пощипывать от восторга. Она делает несколько решительных шагов вперед и, буквально повиснув у Морозова на шее, касается своими губами его. На неё, должно быть, так подействовал адреналин, но это ее действие сейчас показалось ей самым правильным и уместным. Когда ещё впервые целоваться, как не тогда, когда под ногами хлюпает земля, залитая кровью?

— Я думаю, их стоит убрать, — слегка отстранившись, все так же спокойно говорит девушка. Но она не выпускает Марка из своих рук. — И их машину. Их родня может попытаться вызвать их духов, чтобы те сказали, кто их убил, но я знаю связывающее заклинание для призраков.

Она говорит тихо и размеренно, не тараторит. Ее мысли не лихорадочны, а очень упорядочены. Аддамс знает, что делать, знает, как в этом мире скрывать свои преступления. Эти парни из ковена, так что стоит ожидать, что их родственники начнут копать. Никто, кроме того таксиста, не знает, куда направились Уэнсдей и Марк. Хочется верить, что и футболисты никому не разболтали. Значит — нужно избавиться от следов, и их сочтут без вести пропавшими. А с призраками и вовсе разговор короткий.

Она могла бы сказать, что не знает, что на неё нашло с этим поцелуем. Но она знает. Марк ее впечатлил. И даже не просто впечатлил — восхитил. Недавно он говорил, что Аддамс не такая, как все, но и он сам был не таким. Мама и папа были бы просто в восторге от некроманта.

— Насколько я знаю, здесь поблизости должно быть болото. Хотя хотелось бы, конечно, найти более надежное место.

Аддамс ещё раз окидывает взглядом то, что осталось от футболистов, и вновь возвращает своё внимание к Марку. Она плохо понимает эмоции других людей, вот и сейчас не понимает его взгляда.

— Что?

И чего это на неё нашло? Никогда такого не было, и здравствуйте. Уэнсдей была ответственной молодой леди. С жаждой чужой крови, но кто здесь без греха? Она покосила взгляд вбок. С земли на неё глазела оторванная голова. Из шеи ещё торчали перекошенные позвонки. Это было так красиво, что дух захватывало. Марк обхватывает Уэнсдей за талию, рассказывает свою идею, как избавиться от трупов. На самом деле, все сложнее — здесь останется много крови, которая может вывести на их след. Хотя, с другой стороны, кто докажет, что Аддамс и Морозов были на этом кладбище? Она хочет поделиться своими мыслями с парнем, но те внезапно кажутся вязкой кашицей оттого, как его рука держит держит ее за талию. Очень новое и странное ощущение. Нельзя сказать, что девушке оно нравится — оно сбивает с мысли. Но и нельзя сказать, что не нравится.

Марк говорит, что приятно ею поражён, и прежде, чем она даже успевает что-то подумать, целует ее уже сам. По-настоящему. Буквально не так давно юноша рассуждал о том, чего стоят «первые разы». Первое убийство. Первый поцелуй относится туда же. И Уэнсдей в глубине души рада, что все получилось именно так. Романтично — ее семья бы оценила.

— Косточки и болото, — в подтверждение повторила девушка. — А скрыть следы крови ты тоже можешь?

Было бы просто замечательно.

Очень, очень нехотя она высвободилась из рук парня, чтобы дать ему возможность применить свой дар. Впервые в жизни Уэнсдей нравилось простое человеческое тепло. Она ведь с детства была странной. И дело было не просто в том, что она была ведьмой. На этой вечеринке почти все были ведьмами или колдунами, и это не мешало им быть придурками. Уэнсдей же с детства не спала по ночам, и сердце ее всегда билось с такой же скоростью, как у человека без сознания. Она привыкла к своей слабой циркуляции крови и холодным рукам. Теперь же ей внезапно понравилось чьё-то тепло.

Аддамс с интересом наблюдала за работой Марка. За тем, как умерщвлённые ткани распадались на все более мелкие составляющие. И тогда она двинулась вперёд — к выходу с кладбища. Сторож оказался там же, где они его и оставили, и даже довольно громко храпел. У ворот стоял красный заведённый спорткар. Какая банальщина. Хорошо, что Уэнсдей умела водить машины — дядя Фестер научил. При том, что сам он этого делать не умел.

Девушка открывает багажник, куда они и сваливают все останки, и затем садится за руль. Идиоты даже не заглушили мотор. Что ж — им же лучше и удобнее. Настроив на телефоне карту, они стартанули с места. К счастью, все здесь располагалось довольно близко. И болото в том числе.

— Обратно придётся идти пешком. Кажется, мы застанем рассвет.

И правда — на горизонте уже начинала алеть полоса раннего солнца.

— Ненавижу рассветы. За ними всегда следует утомительный и яркий день.

И за это же Уэнсдей ненавидела лето. Слишком короткая ночь, слишком долгий световой день. Подъехав к болоту, они вышли из машины и справились довольно быстро. Аддамс просто применила свои силы, чтобы подтолкнуть машину вниз по склону, и вскоре та с бульканьем стала погружаться в грязную жижу. Какое-то время они ещё стояли и наблюдали, пока та не скрылась в пучине целиком.

Вот и чудесно.

— До моего дома отсюда идти минут сорок. Там я сразу проведу специальный обряд, чтобы родные не смогли связаться с их духами, — оторвав взгляд от болота, Аддамс посмотрела на Марка. — Хочешь со мной?

Утреннее солнце заставляла ребят, неспешно шагающих в сторону города, выглядеть двумя неестественно чёрными пятнами. Вокруг жизнерадостно шуршала зелень, начинали петь птички, а эти двое казались чем-то вовсе не от мира сего. Они только что совершили тройное убийство, и теперь настроение было на высоте, подпорченное разве что только лучами солнца, от которых рябило в глазах.

— Мне тоже, — честно ответила Уэнсдей. — С тобой гораздо интереснее, чем с Пагсли.

Младший брат тоже унаследовал некую кровожадность, но по большей части та была нацелена на сладкие булочки, а не на людей. Пагсли был куда более наивен и добродушен, чем его сестра, однако в нужный момент все же мог вонзить нож, если то было необходимо. Но он не напарник. Точно нет. В отличие от Марка.

От дома Морин все же немного веет чем-то колдовским. Он не был похож на роскошный готический особняк Аддамсов, но тоже имел викторианские черты, хоть и был темно-зелёного оттенка. Уэнсдей предпочитала чёрный. Максимум — темной-лиловый или темно-синий, как цвет ночного неба. Это был один из самых старых домов в округе и выглядел он странно по сравнению с современными домами соседей. Тетушка Морин была странной для нормальных, но нормальной для странных. Ее можно было охарактеризовать словами «чудная» и «бодрая».

— Она всегда пьет на ночь валиум и травы из своего сада, — поясняет Аддамс. — И дрыхнет до десяти утра. Морин даже ничего не заметит.

Уэнсдей была в этом уверена, иначе бы и не приглашала. Если Морин увидит ее с парнем, то тут же позвонит Мортише, и тогда сюда может явиться вся ее семья. Не чтобы отругать, нет. Чтобы порадоваться. А своей могильной радостью Аддамсы порой могли задушить. Не все были способны их вынести. Хотя отчего-то казалось, что Марк их оценит. Особенно Вещь. Или кузена Итт. А, может, и Ларча. Эти ребята явно выглядят как его клиентура.

Девушка поднимается по ступенькам на крыльцо, тихо отпирает входную дверь, пропускает Морозова внутрь. В холле было вполне симпатично, правда, Уэнсдей была бы не прочь приглушить цвета. Из столовой, смежной с кухней, тут же показался Пагсли, который тоже, похоже, так и не спал.

— Ты не отвечала на звонки, — обиженно буркнул брат. — Почему тебе можно гулять всю ночь, а мне нет?

— Потому что у меня есть мозги, а твои спеклись, когда тебя в детстве уронили.

— Не правда!

Казалось, подросток вот-вот обиженно засопит, но он тут же берет себя в руки, когда замечает гостя. В его глазах загорается мстительный огонёк. Уэнсдей никогда не понимала чужих эмоций, но Пагсли она знала, как облупленного.

— Если скажешь тете Морин, никогда больше не сможешь ходить, — прозвучало довольно беспристрастно. — Знаешь, что такое фантомные боли?

Кажется, на брата угроза все же подействовала, так как тот, фыркнув, вернулся в столовую и тут же потянулся к шоколадным кексам. Уэнсдей же коротко кивнула Марку в сторону лестницы. Старые ступеньки скрипели, но она не боялась разбудить Морин — ее забористая настойка на лаванде, которой тетя запивала валиум, могла вырубить коня. Поворот налево — и вот комната, которую отдали девушке. Лиловые обои, кровать с резной спинкой, большой книжный шкаф и плотные шторы, скрывающие за собой полукруглую апсиду с диванчиком. Вещей здесь ещё было маловато — Уэнсдей не успела обжиться за неделю, что пребывала в Нью-Йорке.

Находиться в своей комнате с парнем было странно и волнующе. Аддамс даже не особо могла сосредоточиться на обряде, что должна провести. Это было так ново и чудно, что мурашки пробегали по коже. Ей хотелось снова поцеловать его, но мешала природная сдержанность, вернувшаяся к ней теперь, когда опьянение от рома улетучилось. Флиртовать Уэнсдей никогда не умела и даже не хотела пытаться. Так что она, едва заметно вздохнув, присела на кровать и вытащила из ящика прикроватной тумбочки Книгу Теней. Пробежавшись глазами по рецептуре, через буквально пять минут девушка уже сидела на полу в круге из шести чёрных свечей.

— Присаживайся напротив, — позвала она Марка.

Там, на кладбище, Аддамс предусмотрительно стащила у каждого из футболистов по мелкому личному предмету. Зажигалка, связка ключей и жевательная резинка. Сложив их в маленькую емкость, ведьма принялась действовать. Прибавила туда пучок трав, щедро полила предметы чёрным воском со свечи.

— Нам необязательно призывать их сюда, чтобы все получилось, — объяснила она. — Тем более…

Аддамс даже усмехнулась, установив связь с душами погибших подростков.

— О, они в аду.

Обряд занял каких-то десять минут. Теперь все три духа будут привязаны именно к тем предметам, что остались у Уэнсдей, и никто другой не сможет их призвать. Включая их собственную родню. Девушка повела рукой, и все свечи разом погасли. Комната теперь освещалась лишь тусклым торшером и едва пробивающимся через плотные шторы солнцем. Царил полумрак. Аддамс ощутила даже некую совершенно удивительную неловкость. Они с Марком сидели на полу ровно напротив друг друга, и ей сильно хотелось податься к нему вперед, но мешало из ниоткуда взявшееся смущение.

— Выходит, ты живёшь не в этом мире?

Но смысл этого вопроса был не в праздном интересе. Между строк в нем читалось: «мы увидимся снова?».

Фамильяры редко вмешивались в тех случаях, когда их хозяевам не угрожала реальная опасность. Но они всегда держались неподалёку. Видимо, демоны чувствовали, что Марк и Уэнсдей разберутся на кладбище сами, потому и не бросились их защищать. Вот только где носилось фамильяров футболистов? Хороший вопрос. Как бы те не разболтали их семьям всю правду. Об этом девушка почему-то сразу не подумала. Стала более рассеянной рядом с Морозовым. Это нехорошо.

Она как раз думала об этом, пока Марк не нарушил молчание и не пригласил ее на свой день рождения. Уэнсдей снова сбилась с мысли, едва переведя взгляд на юношу.

— Я приду.

Коротко и лаконично. Почти холодно, но не потому, что она не хотела, а потому, что общалась так всегда. Однако с Марком в ее тоне можно было услышать проскальзывающие нотки тепла. Он говорит, что хотел бы познакомить ее со своей семьей, но девушка не теряется, хоть и могла бы. Она не знает, понравится ли им, но ее это не пугает. Она никогда никому не нравилась, вызывая лишь страх. До этой ночи. Мама часто говорила, что они с отцом — родственные души. Юная Аддамс не думала, что и ей посчастливится встретить свою.

Часы громко тикали и показывали четыре утра. Взгляд скользнул по стене к книжному шкафу, на котором, в том числе, хранились и кассеты со старыми фильмами. Тетя Морин до сих пор использовала кассетный проигрыватель. Первой на глаза попалась кассета с «Зловещими Мертвецами». А ведь сегодня Уэнсдей увидела подобное воочию.

— Мне всегда нравилось изучать некромантию, — поделилась Аддамс. — Но этот дар встречается крайне редко. Я ещё не встречала таких, как ты.

Но дело было не только в даре. Дело было в восприятии жизни и смерти. В хладнокровности по отношению к чужим страданиям. Это было так близко и самой девушке, что дух захватывало.

Она с неким раздражением сдула прядь челки со лба, убирая ту в сторону. Она все-таки была подросткам, а им свойственны эксперименты над внешностью. Даже таким, как Уэнсдей. И она уже три тысячи раз пожалела, что отстригла эту челку. Она лезла в глаза и вообще раздражала.

— Что подарить тебе на день рождения?

Аддамс была не особо эмпатична, так что боялась не угадать самой. Что подарить его сестре, она уже знала. Не даром та так покушалась на ром со специями. А вот Марка ей разочаровывать не хотелось.

Дальше сидеть на полу было не слишком удобно, так что Уэнсдей поднялась на ноги, собрала свечи и отложила их на стол. Как правильно перейти к чему-то, чего она хотела на самом деле? Девушка не была опытна, и если на кладбище она смогла поцеловать Марка в момент переизбытка чувств, то как сделать это сейчас? Аддамс присела на край кровати, заправленной чёрным пушистым пледом, и вновь уставилась исподлобья на парня. Она ждала действий от него.

Уэнсдей Аддамс никогда не испытывала страха. Он никогда не был ей свойственен. И даже злость не была ее коньком. Ее темой было безразличие. Спектр ее чувств был не особенно разнообразен, а те эмоции, что девушка все же испытывала, все равно были приглушены. Но не то необъяснимое ощущение, что рождалось в ней рядом с Марком. Это было похоже на трепет. Тот трепет, какой описывают в книгах, когда поблизости находится предмет твоего воздыхания. Вот и его близость мешала Уэнсдей думать, мешала сосредотачиваться на каких-то вещах, что, на самом деле, были важны. Например, на сокрытии преступления. Тройного убийства. Причём убийства колдунов, что могло вылиться для них той ещё проблемой.

Он просто у неё ее любимый яд, и уголки ее губ вновь трогает улыбка. О, это она организовать может. Легко и с удовольствием. А затем парень садится на кровать рядом с ней, подталкивает к себе и целует. И вновь — она становится более беспечной и и менее здравомыслящей. Медленно тянется, очень медленно, слегка нерешительно, но в итоге кладёт руки парню на плечи. Смыкает пальцы в замок за его шеей. Уэнсдей отвечает на поцелуй, может, слегка неумело, слегка прохладно, но точно охотно. Теперь она и сама чувствует, что ее сердцебиение учащается. Нет, оно по-прежнему стучит не как у здорового человека, но для неё скорость уже достаточно высока. Этот поцелуй кружит ей голову, лишает критического мышления, и не смотря на ее обычную собранность, сейчас можно с уверенностью сказать, что девушка тает. Даже осанку держит уже не так ровно, как всегда, прогибаясь в талии навстречу Морозову.

Тем не менее, происходящее не кажется чем-то неправильным или противоестественным. Аддамс достаточно серьезно воспринимает Марка, чувствует в нем своего соулмэйта и сама не понимает, насколько далеко была бы готова зайти. Она не уверена, есть ли у неё сердце, чтобы его можно было разбить. И, обычно недоверчивая, девушка сейчас доверяет каждому слову и каждому вздоху Марка. Она валится на подушки чисто инстинктивно, утягивая парня за собой за шею. Не смотря на всю свою необычность, она оставалась подростком. Подростком со своими порывами, пусть те и были ей в новинку. И сейчас она чувствует на себе вес его тела и, почти на размыкая поцелуя, тихо говорит:

— Я не знаю, я.. У меня никогда ещё не было..

Звучит по-странному взволнованно. Совсем не в стиле Уэнсдей. Но, в конце концов, она — молодая девушка. Со своими тараканами, но они не делают ее бесполым асексуальным существом. Одна ее нога уже перекинута через талию Марка, а кончики пальцев слегка подрагивают. Она не боится физической боли. Она не боится быть брошенной. Пусть она и не понимает чужих эмоций, Морозову она верит. Но что-то все-таки ее тормозит. Пока что.

— Извини, я..

Впервые в жизни ее голос звучит не так спокойно и, кажется, тон даже выше на пару октав.

— Я же тебя не расстроила?

Ей важен ответ на этот вопрос, потому что она не может сама прочитать его в чёрных глазах Марка.

По движением молодого человека, по его поцелуям Уэнсдей легко догадывается, что он достаточно опытен. Ей не были свойственны подобные переживания, но сейчас вдруг она задумалась над тем, не будет ли ему скучно с ней. Должно быть, Марк привык к девушкам менее.. зажатым. И к тем, кто готов доставить удовольствие. Аддамс едва ли назовёшь страстной натурой. Она была холодна и внешне, и внутренне, и раньше даже не думала о том, чтобы завести парня. Тем более — о постели. Сейчас же она ощущала явное желание, но вдруг испытала такой же непривычный страх. А если она сделает что-то не так? А если, наоборот, сейчас разочарует Морозова тем, что не сделала в итоге ничего?

Он целует ее в шею, явно распаляя девушку. У неё даже кровь прилила к обычно бледному лицу. По коже идут мурашки, но парень останавливается, когда Уэнсдей просит. Однако, когда он переворачивается на спину и ложится рядом, она и сама чувствует укол разочарования. Ей внезапно понравилась его близость, и теперь она лежит на спине, не сдвинувшись ни на дюйм, и смотрит в потолок, чувствуя, как колотится ее сердце. Оно стучало все так же медленно, но при этом ощутимо сильно. Аддамс была не из тех девушек, что пригреваются под боком у парней, ласково кладут голову им на грудь и так далее. Она была местами настоящей социопаткой. А, может, и не местами.

Хотя внезапно она уже жалеет, что струсила. Насколько глупо было бы сейчас сказать, что она передумала?

Аддамс почти пропускает мимо ушей реплику о дожде, однако быстро поворачивает голову в ответ на следующий вопрос.

— Нет.

Конечно, Уэнсдей не выгонит Марка. Ей не хотелось оставаться здесь без него. Не в смысле, что одной. Быть одной она очень даже любила. Смысл был именно в том, что без него. Тогда сразу припрется Пагсли, и даже если Уэнсдей его выгонит, брат будет считать, что старшая сестра здесь занималась всякими непотребствами, на которые, на самом деле, она даже не решилась.

— А как я попаду в Равку на твой день рождения? Ты заберёшь меня отсюда? Или мне надо будет подъехать куда-то?

Тетя Морин будет только рада, что Уэнсдей снова идёт на чей-то праздник. Правда, наверное, говорить, что он будет отмечать в другом мире, не стоит.

Аддамс любила все продумывать. Любила составлять идеальные планы и следовать им. И, как уже говорилось, ей не был свойственен страх. Теперь же она считала себя ужасной трусихой, что страшно портило нервы. Если не здесь и сейчас, то она пойдёт на это на его дне рождения. Кажется, Марк собирался устроить ей экскурсию? Вот там пусть все и случится. Уэнсдей уверена и теперь уже не испугается.

— А что у тебя за фамильяр?

Вопросы демонов девушка тоже обсуждать любила.

— У меня птица. Красноглазый трупиал. Его зовут Хуарес.

До пробуждения тетушки у них ещё есть время. Полно времени.

— Мне тоже нравится, — отзывается Уэнсдей на слова об ее фамильяре.

Она никогда не говорила «люблю». Даже маме и папе. Не потому, что стыдилась, а потому, что никогда не была уверена, что в полной мере понимает это слово. Его смысл. Ее сердце обычно так учащенно стучало лишь тогда, когда она совершала убийства. В остальное время Аддамс, действительно, походила на живой труп. Но теперь сердцебиение ее мог участить ещё один фактор — другой человек. Она не могла перестать думать о том, насколько это для неё ново и необычно. Особенно теперь, когда Марк взял ее за руку и вновь поцеловал. На ее шее словно ещё горели те места, которых парень коснулся губами. Ничего интимнее в ее жизни ещё не было.

А теперь Морозов даже пригласил ее на завтрак. Он практически уговаривал девушку, говорил про парк. И почему нет? Спать совершенно не хотелось. Аддамс с детства хватало двух-трёх часов сна. И обычно — дневного.

Она не совсем представляла себя, гуляющую по парку с парнем под руку, но все бывает впервые, верно? Главное, не привыкать к «нормальному».

— Хорошо.

На этих словах девушка выпрямилась, встала с кровати. Она подошла к зеркалу и придирчиво сдвинула ненавистную челку со лба, слегка поморщившись, и когда та, наконец, легла так, как надо, обернулась к парню.

За это время тот успел вызвать своего фамильяра. Здоровая и полностью чёрная немецкая овчарка стояла посреди комнаты, высунув длинный розовый язык. В таких же чёрных глазах собаки отражался свет от торшера.

— Он красивый.

На слова Аддамс пёс бодро гавкнул.

Она знала, что фамильяры способны переносить и своих хозяев. В том числе — в другие миры. Но мало кто из них проделывал это, и обычно ведьмы топали, куда им надо, своими двумя. Видимо, у Морозова крепкая связь с Фениксом, раз демон на это соглашается.

Марк и Уэнсдей касаются шерсти собаки и в следующее мгновение оказываются на Манхеттене. Оживленная улица у высокого жилого дома, отделанного чёрным и золотым. Сразу можно догадаться, что именно здесь живут Морозовы. И до парка здесь совсем близко. Фамильяр вновь испаряется, словно его здесь и не было, а Аддамс холодно озаряется по сторонам. Сейчас было совсем раннее утро, но народ все равно уже сновал по улицам. Это же Нью-Йорк.

— Не хочу казаться ходячим стереотипом, — все так же спокойно говорит Уэнсдей. — Но я бы не отказалась от чего-то мексиканского. И, может, от американо с тыквенным сиропом.

Она всегда пила чёрный кофе, но всегда сладкий.

И в какой-то момент, решившись, девушка протянула руку Марку, ожидая, когда он возьмёт ее и сожмёт ее пальцы в своих.

А люди на улицах уже косились на странную парочку в чёрном.