Эта шутка не была сказана грубым или унизительным тоном, но отчего-то улыбка с губ Фелисити сползает. Рабство. В том и дело, что это слово напомнило ей ее место здесь. Она здесь не просто потому, что понравилась мужчине. Она здесь потому, что ее предал и продал Джимми. Вызывало ли это в ней гнев? Нет. Скорее — скорбь. Да, это слово подойдёт куда больше.

Ты не на свидании, девочка. С тобой обращаются хорошо только до тех пор, пока ты себя покладисто ведёшь. Резко стало противно от самой себя. Она здесь значит не больше, чем собаки — и то, они жили в любви, а Сильвер сейчас не ублажает других мужчин лишь потому, что Тревор решил, что она его успокаивает.

Знай своё место.

Она могла бы возмутиться, назвать шутку неуместной. А вообще — собраться и уехать к родителям. Отец защитит. Это точно. Но куда вероятнее сейчас было то, что ей даже не удастся выйти из квартиры. Может, Ламберт ее убьёт или ещё чего.

— Нормально, — скупо отвечает девушка, раскачивая в руке стакан с виски и смотря лишь на то, как крутится жидкость, создавая небольшой водоворот.

Ей не хочется поднимать глаз.

Фелисити была слишком ранима в таких вопросах. Ничего не произошло, но к горлу уже поднялся ком. Она нужна здесь только сейчас — шаг вправо, шаг влево, и кажется на улице. Спасибо, если не в мусорном баке за вокзалом. Вскоре она Тревору наскучит, когда мужчина поймёт, что с ней много проблем. А она даже не может постоять за себя. Даже на словах.

Сказать или нет, что завтра она уходит гулять с подругой? Пожалуй — нет.

Она знает, какого рода будет вечеринка в Интернационале. Знает, чего от неё там захотят. Энни всегда брала удар на себя, когда видела, что Фелисити не хочет что бы то ни было делать. На самом деле, она даже не понимала, как Энни так умудряется.

Сильвер пойдёт на эту тусовку — решено. И пойдёт не потому, что так скучает по наркотикам — забавно, зависимости у неё так и не сформировалось. Она спокойно могла жить без этой отравы. Просто периодами девушке нравилось саморазрушаться, падать на самое дно, где ей и было место. Она пойдёт на эту тусовку потому, что ей больно. А так боль можно слегка заглушить. Хоть ненадолго.

Даже как-то абсолютно неосознанно Фелисити отодвинулась. Залпом выпила виски, сильно поморщившись и едва не закашлявшись. Она терпеть не могла пить неразбавленный крепкий алкоголь, но тут же налила себе ещё.

— У тебя много книг, — на судорожном выдохе сказала девушка.

Фелисити намеренно съезжала с темы, чтобы заглушить внутреннюю пульсацию отравляющего ее кости яда. Сейчас она сделает вид, что все в порядке, и все так и будет.

— Что ты читал последним? — только теперь, слегка собравшись и взяв себя в руки, Сильвер перевела взгляд на Тревора.

Но пододвигаться обратно не спешила.

Насколько глупо по шкале от одного до десяти сейчас себя чувствовала Фелисити? Пожалуй — на сотню. Никогда и ничего нельзя ждать от жизни хорошего. Особенно нельзя думать, что это что-то просто упадёт тебе в руки. Особенно в Сент-Монро Сити. У тебя могут быть привилегии, но они не освобождают тебя от оков.

Тревор держал ее лицо в своих руках, гладил, просил прощения на опрометчивую шутку. Сильвер хотелось рассмеяться — не над ним, над собой. Ведь вся ее жизнь — опрометчивая шутка. Мужчина просто сказал ей правду. Сказал правду, и ее и без того шаткая уверенность в собственной значимости рухнула, как карточный домик. Рабство. Запомни это, Фелисити.

— Все хорошо, — губы механически растягиваются в улыбке. — Я не сержусь.

Она и не сердилась. Она ненавидела, но не его, а себя, ведь эта девушка привыкла делать то, чего ей не хочется. Привыкла умалчивать об этом — просто делать, чтобы похвалили. И подольше не прогоняли.

Она не могла отстоять себя и свою честь. Все относились к ней пренебрежительно, и Фелисити научилась делать то же самое. Она очень о многом молчит.

— Тебе показалось. Все хорошо.

Губы мало слушались свою хозяйку. Подкрадывалась старая добрая дереализация. Резь в глазах, лёгкая паника внутри. Неприятное и склизкое ощущение. Проще выстроить стену, чем объяснить все это. Проще быть хорошей девочкой и улыбчиво кивать, чем открывать душу.

Фелисити не особенная. И она это знала, всегда знала, потому не верила ни единому слову. Но она может сыграть особенную. Сыграть ради того, чтобы ее любили. Хотя бы призрачно.

Сидеть. Дай лапу. Хорошая девочка.

Притворись мертвой.

Последнюю команду Сильвер умела выполнять особенно виртуозно. Бывало, ей было настолько плохо, что в какой-то момент раздавался щелчок. Чувства атрофировались, а все вокруг теряло реальные очертания. Она смотрела на все словно со стороны. Как кино. Очень, очень плохое кино. Низкопробный артхаус. Вот и теперь Фелисити отставляет в сторону стакан с виски, чтобы ненароком и он не лопнул в ее ладони. Она пододвигается ближе к Тревору, кладёт голову ему на плечо. Так, как он хотел бы, чтобы она сделала. Но она не здесь. Уже не здесь. Диссоциация работает на всю катушку.

Пузырьки уже не радуют.

— Я хочу спать.

В конце концов, завтра важный день.

Среди тех вещей, что Фелисити успела перевезти к Тревору, к счастью, нашлось неплохое платье. Короткое, обтягивающее, сжимающее грудь — то, что нужно. Однако, взглянув на себя в зеркало в прихожей, девушка пристыдилась.

Ты не хочешь, чтобы в тебе видели кусок мяса, однако все для этого делаешь.

Потому что иначе очень сложно. Иначе больно. Так — тоже, но когда речь идёт о ком-то, кого ты встретишь лишь на один вечер, это не имеет значение. Другое дело, когда ты поселяешься у мужчины, которому тебя продали, как в каких-то марокканских сериалах. И, нет, дело было не в дурацкой шутке. Дело было в спутанном комке чувств, в старых триггерах. Здесь и страх, и отчаяние, и все-все-все «лучшие друзья» Сильвер. Дело в том, что, когда ты ведёшь подобный образ жизни, из него очень, очень тяжело выпутаться. Он ранит тебя, а ты продолжаешь делать все по старой схеме, потому что иначе не умеешь.

«Конфетка, мы ждём тебя в машине внизу» — сообщение от Энни.

Сегодня она с каким-то Крисом. Ну и хер бы с ним. Багси смотрит на Фелисити словно бы с осуждением, Мелоун скулит. Девушка хмурится, жуёт губы, боясь посмотреть в глаза даже собакам. Она знает, что находится на дне. Ей падать сильнее некуда. На улице вроде бы не льёт, но все равно держится сырая прохлада, а эта дура все равно натягивает на ноги отнюдь не осенние туфли. Шубка, проверка макияжа — отлично. Можно идти.

— Вот это в крутом доме ты теперь живёшь, — присвистнула подруга, когда Сильвер села в машину.

— Это временно.

Потому что Ламберт ее выгонит. Это точно.

Когда Энни говорила про Интернационале, Фелисити решила, что речь идёт о снятых люксах, однако… Мероприятие оказывается обширнее и занимает целый зал. Здесь никто не стесняется нюхать — практически на всех столах есть подносы, на которых расчерчены дорожки.

— Погоди, — шепчет ей на ухо Энни. — Это там что.. мэр?

— Обрюзгший, с залысинами и поросячьими глазками? — усмехается Фелисити. — Да, это мэр. Мы туда не пойдём.

— Не очень-то и хотелось, — рассмеялась и подруга.

Крис отвёл девушек к компании гораздо более молодых людей — кажется, дети всяких шишек. Ну и отлично. Парни здесь — лютые мудаки, но вот с девушками найти контакт можно. Мгновение, и Энни уже склоняется над столом, пока какой-то брюнет держит ее волосы, чтобы те не мешались при употреблении.

— А ты? — ребята почти синхронно переводят взгляды на Сильвер. Она даже теряется.

Так время и шло — каждый чувствовал себя вмазанным уже после двух-трёх дорог, а Фелисити скучающе сидела за столом, мысленно сокрушаясь о собственной жизни. В их с Ламбертом сказке Чудовище — именно она.

— Эй, ну что, въебало? — уже четвёртый раз спрашивает какой-то парень.

— Нет, — пожимает плечами Сильвер.

Она не кичилась и не притворялась, на неё просто не действовало. Она не чувствовала вообще ничего.

— Да ладно! — рыкнул он и принялся чертить самого жирного, как это называется, «червя» для Фелисити. — Если тебя с этого не возьмёт, то я не знаю, что с тобой делать.

Минутное колебание. Девушка соглашается. И… ничего.

— Я возьму шампанского. Может, тогда подействует.

Фелисити уходит от стола молодёжи, подходит к красиво расставленным большой пирамидой бокалам. Пытается дотянуться до верхнего, как вдруг чья-то рука подаёт ей напиток. Мерзкая лапища с безвкусным перстнем.

— Эй, девочка, — когда мэр смеётся, его второй подбородок смешно дергается. — Ты пойдёшь со мной.

— Я так не думаю, — рядом тут же из неоткуда появляется Энни. — Она тут с женихом, и…

Подруга начинает отмазывать Фелисити, которая сама словно в рот воды набрала. 

— Тогда пойдёшь ты, — чиновник хватает Энни за задницу, и тогда закипает и Сильвер. — А лучше обе. Красивые, я уверен, вы умеете делать двойной минет.

— Не смей ее трогать, жирная скотина, ясно? — Фелисити бьет мэра по руке, а когда у того буквально начинает валить пар из ушей, она ещё и брызгает ему в морду шампанским. — Вам надо остыть.

И тут над самым ухом раздаётся голос. Бархатистый, как и всегда, но пропитанный притаенным гневом так же, как рубашка мэра шампанским. Фелисити вздрагивает, сердце ухает вниз, а следом и желудок. Девушку бросает в жар от ужаса — Тревор ее прогонит. Теперь точно. Это же надо так облажаться.

Ламберт ставит жирного и теперь мокрого уродца на место и хватает Фелисити за локоть, утаскивая прочь. Она едва успевает проследить за тем, чтобы Энни вернулась к столу молодёжи, а не осталась наедине с чиновником.

Они оказались закрыты в кабинете, и девушка стояла, готовая задохнуться. Сильвер слушала то, что говорит мужчина, обкусывая губы едва ли не в кровь, заламывая пальцы рук. Дело было не в том, что ее поймали с поличным. И не в том, что ругают. Однако она тряслась, как ребёнок, на которого кричит воспитатель. Тревор не скандалил, но у него тряслись руки, и эта деталь не укрылась от девушки. Сердце странно сжало.

— Мне не неприятно…

Но она говорит это слишком тихо и медленно. И в это мгновение понимает — вот теперь ее вмазало.

— Подожди, ну подожди же, — Фелисити пытается сделать хоть шаг, но мышцы напоминают ватные комки. — Я не собиралась здесь ни с кем… Эй?

Тревору словно стало плохо, и это.. поразило девушку? Нет, серьезно. Она ни разу не видела, чтобы хоть кто-то так реагировал на неё. Фелисити ожидала чего угодно. Удара, криков, нецензурной брани, но ничего из этого не было. Мужчине было.. больно? Мозг анализировал информацию с бешеной скоростью, но вот сказать она ничего не могла. На глазах проступили слезы, Фелисити часто заморгала.

— Нет, стой!

Конечно, он, со своими длинными ногами и широкими шагами, покидает кабинет быстрее, чем она успевает семенить за ним в неудобных туфлях. Фелисити нагоняет его лишь в зале, дергает за его рукав, как маленькая девочка маму.

— Не понял. Ты ничего не понял, — Сильвер пытается оттащить Тревора хотя бы в сторону. — Подожди, послушай, я..

Да что ты? Говорю по существу, иначе посрешь мужика и все!

И тогда она потоком выпаливает:

— Ты мне не противен и не неприятен. Мне противна и неприятна я, окей? Я уверена, что, узнав меня настоящую, ты выкинешь меня. Я знаю, я облажалась, сильно облажалась, но я не собиралась здесь ни с кем спать. Мне просто плохо. Мне очень, очень плохо, понимаешь? И вот здесь.. Вот здесь очень болит.

В голосе начинают звучать истерическое нотки, а дыхания не хватает, когда Фелисити прижимает руку к груди. По щекам начинают градом катиться слезы.

— Я очень плохой человек. Я.. Я боюсь, что ты это увидишь. Да чего уж там — уже увидел. Но ты.. Ты говорил, что тебе все равно на мои диагнозы, но это часть меня. Я страшно косячная, но я могу быть другой. Правда, могу. Мы ведь только начали, верно? Не прогоняй меня после первой же ошибки, прошу.

Наверное, ее речь звучала бессвязно, но и мысли были разрозненны. И дело было не в наркотиках, а в тех чувствах, которые Фелисити так хотелось отрицать. Она запретила себе влюбляться очень давно. А в неё, казалось, по-настоящему не влюблялись вовсе.

— Теперь.. Теперь ты, правда, купил меня. Но не в том смысле.. Я о том, что ты искренний, ты… Мне не нужны твои деньги. И на Джимми мне срать, господи..

Когда Сильвер увидела его реакцию в этом кабинете, в ней что-то переломилось, и теперь ее было просто не заткнуть. Она видела, что он, кажется, сильно нервничает из-за того, что она отвлекает его от работы, потому надо закругляться со своей истерикой.

— Я хочу. Хочу тебе доверять и не бояться. Потому что.. Я думаю, что я, ну.. Я думаю, что я влюбляюсь в тебя.

Мозги набекрень. Что она только что сказала? Что она только что осознала? На что решилась?

— Это-то и пугает, — объясняет Фелисити, глотая слёзы. — То, что я не знаю твои мысли.

Мысли, как и чувства не перманентны. Сегодня ты можешь думать так, а завтра иначе. Особенно, когда вы оба больны. В этом городе просто невозможно быть здоровым. Его суть пролезала внутрь липкими щупальцами, потроша душу. Бетонно-монолитный монстр, порождающий гнев и боль у своих жителей. Превращающий их самих в монстров. Сильвер думала о том, что все это временно, потому что боялась привязаться. И в обратную сторону. Замкнутый круг. Что, если завтра Тревор найдёт другую, менее проблемную барышню? У них таких красоток целый «Кэтхаус». Что, если наткнётся на кого-то из прошлого — ту же бывшую жену? Фелисити просто не перенесёт ещё одну несчастную любовь. Тогда можно смело прокладывать путь не психушку, а сразу на кладбище. В сырую могилу.

— А что не так с твоей репутацией? — искреннее недоумение.

Фелисити знала с первого дня, кто он такой, потому что слава, действительно, опережала Ламберта. Но не это напугало девушку. Не криминал или убийства. Конечно, возможно, она так думает лишь потому, что никогда не была свидетельницей чужой смерти. Кровь на асфальте и прикрытые простыней тела — это не то. Такое можно было увидеть сплошь и рядом, даже на ее родной относительно тихой улице. Но Сильвер не видела, как убивают, хотя отчего-то считала, что и это бы пережевала и пережила. И точно не это пугало ее в мужчине. Ее пугало то, что он создаёт ей иллюзию сказки, но кино всегда можно выключить, а книжку — выбросить.

— Любят не за репутацию или деньги. Любят за душу, верно? Я не вижу в тебе ничего отталкивающего, даже наоборот, ведь…

Фелисити совсем скисла. Даже не заметила то, как болит запястье от хватки Тревора. Поняла это лишь тогда, когда та стала слабее.

— Может, и не любовь, ты прав. Пока что. На все нужно время, но…

Я определённо что-то чувствую.

Может быть, это все, и правда, было основано на его заботе, ибо раньше Фелисити с таким особенно не сталкивалась. Но ей не хочется рушить то, что потихоньку создавалось, пусть оно и сильно пугало.

— Я думаю, я поеду домой, — девушка улыбается самыми уголками губ.

В смысле — к нам домой.

Тревор уходит дальше по своим делам, раздавая команды, а Сильвер торопится к столу молодёжи. Отводит Энни в сторону за локоть.

—  Я думаю, нам пора валить отсюда.

Подруга опасливо смотрит на спортивно слаженного парня, что чертил дороги. Кажется, тот намеревался использовать ее сегодня, не спрашивая мнения Энни, потому она быстро соглашается с Фелисити. Даже она понимает, что оставаться здесь — опасно.

Девушки тихо сливаются, даже не прощаясь с новыми знакомыми, чтобы те не начали их хватать и насильно заставлять остаться, как иногда бывало в подобных компаниях. Энни жила в одном из самых дрянных мест в пригороде, и Фелисити даже подумывала взять ее с собой, но в итоге решила этого не делать — было бы странно приводить подругу в квартиру Ламберта. Так что они просто вызывают такси. Первой высаживают Сильвер на Форест-Стрит, а Энни уезжает дальше, уже к себе домой. Хорошо, что у неё есть сосед по квартире — приятный молодой человек, искренне заботящийся о подруге.

Зайдя в прихожую и столкнувшись с бешеной, почти зверской нежностью Багси и Мелоуна, Фелисити сразу отправляется переодеваться. Не хочется даже видеть своё отражение в этом шлюшьем платье. Теперь она снова разгуливает по квартире в объёмной футболке — на этот раз в мерче одной из любимых групп. Носится по гостиной туда-сюда, отсчитывая время до возращения Тревора. Кажется, даже собаки устали от ее мельтешения, и теперь оба пса забрались на диван и даже как-то устало наблюдали за девушкой. В конце концов, уже почти глубокой ночью, в прихожей щёлкает замок.

— Ты устал? — облокотившись о дверной косяк, интересуется Фелисити. — Я могу налить чаю. Или чего захочешь.

Эффект от наркотика давно сошёл на «нет», и теперь Сильвер чувствовала себя слегка вяло, но недостаточно для того, чтобы уснуть. Она дождалась, пока Тревор снимет пальто и обувь, а затем почти беззвучно подпорхнула к мужчине. Поднявшись на носочках, Фелисити обняла его за шею и поцеловала в губы. Почти невинно, почти искушенно.

— Ты ещё злишься на меня? Прости, просто иногда.. У меня сносит крышу. И я не всегда могу это контролировать. Будто кто-то управляет мной за ниточки, а я и сказать ничего не могу.

Она вновь хлопает ресничками, как дурочка. Смотрит на Тревора и словно видит его впервые. Обычно слабовольная, слабохарактерная Фелисити взвешивает внутри себя все «за» и «против». Вновь думает о том, как Ламберта трясло из-за неё.

— Я.. Я думаю, что я бы хотела..

Но вместо продолжения фразы она вновь целует мужчину. Красноречиво скользит ладонями по его плечам, вынуждая его снять пиджак. Сейчас все зависит только от него.

Влюблённость. Самое худшее из зол, самое прекрасное из благ. Это то, чего ты боишься, и то, чего жаждешь. Это то, что тебя окрыляет, и то, что тебя ломает. Ее совсем не напугали его слова об убийствах. Душ, тел — неважно. Похоже, Фелисити и Тревор были кое в чем схожи — оба нуждались в том, чего не могли получить всю свою жизнь, и оба считали себя неугодными. Девушка беспокойно металась по квартире, пока его не было дома. Музыка не спасала, как делала это раньше. Фелисити даже вышла в ближайший ночной магазин за белым полусладким. Из-за таблеток алкоголь периодически действовал на неё странно, но она знала недорогую марку, которая могла ее расслабить.

У нее было время на размышления. Нельзя сказать, что она успела привязаться к Ламберту настолько сильно, чтобы не мочь без него жить, но она прекрасно понимала, что скоро это произойдёт. Хотелось бежать, хотелось вопить во всю глотку. Но ее останавливали две вещи. Во-первых, Сильвер верила в его чувства. Верила потому, что никто и никогда раньше не реагировал так на ее выходки. Обычно она была всеобщим посмешищем и балластом, от которого с такой лёгкостью избавлялись. Никого не заботило то, что она себя губит. Иногда девушка даже делала это намеренно, мол, взгляните, суки, до чего вы меня довели. Но никто не хотел слушать. Тревор же… Тревор казался искренним, как бы там о себе ни думал. Во-вторых, Фелисити знала, что если проебет его, если вернётся к себе домой, с ней может случиться страшное. Она может вновь схватиться за бритвенное лезвие. Она может попросить Энни отвезти ее в самое лютое из мест, где ее отымеют и выбросят в Блайнд-Ривер большом чёрном пакете. И все это будет сделано не намеренно, не чтобы что-то доказать. Просто так меньше болит.

Телефон вибрирует, Фелисити хватается за него, надеясь, что это может быть Ламберт. Но нет — то был Джимми. «Детка, не хочешь гульнуть?». Истерический смешок. Затем ещё один и ещё, постепенно переходящий в гомерический хохот. Багси и Мелоун лежат на диване, прижимаясь ушки к головам. Раньше бы она согласилась. Раньше бы она простила. Даже такой поступок. Но сейчас… Фелисити по-прежнему было все равно на себя, но внезапно ей оказалось важно то, что о ней думает Тревор. Не то чтобы она верила, когда он называл ее особенной… Но ей хотелось. Хотелось ею быть. Хоть ее индивидуальность и сточилась, как рифы соленой морской водой, когда Фелисити стала заурядной шлюшкой.

И она дожидается его возвращения. Получает ответные поцелуи, что свидетельствуют о том, что она, кажется, прощена. Фелисити жмётся к Тревору всем телом, понимая, что хочет его. Искренне и по-настоящему. Не потому, что ей что-то за это будет. Не из-за наркотиков или белого вина. Она просто хочет этого мужчину, хотя обычно в депрессивных состояниях ее либидо скатывается к нулю.

Тревор сетует на усталость, но все равно сжимает пальцами ее ягодицу. Нужно его как-то раззадорить. Расшевелить — вряд ли завтра Фелисити позволит ему спокойно работать, даже если он будет против. Он только что выполнил крупный заказ и заслужил отдых, даже если сам так считал.

— Ну, ты подумай, подумай, — протягивает девушка и смеётся, выползая из холодных после улицы объятий. —  А я тут пока так погуляю, хорошо?

Слегка самодовольная улыбка, ехидство во взгляде и тоне голоса. Конечно, ясно, что Тревор искушён в этих вопросах, но.. Сильвер стягивает свою футболку, оставаясь лишь кружевных трусиках с завышенной талией, которые даже специально звала «парадными». Футболка летит комком куда-то в спальню, пока Фелисити удаляется на кухню так, словно все так и задумано. Подливает себе ещё вина и с лукавой улыбкой считает про себя. Раз. Два. Три. Четыре. Тревор показывается на пороге.

— Принял решение? — игривый тон искусительницы. — Ложимся спать? Или..?

Глоток вина, но непрерывный зрительный контакт.

Мужчина не отреагировал на ее маленькое представление, вызывав у Фелисити тяжёлый вздох. Впервые ей приходилось практически уговаривать кого-то, чтобы… Ладно. Она следует за ними спальню, искоса наблюдая. Тревор скажется не просто усталым, он кажется измученным. Дело в произошедшем на вечеринке или?..

Тяжело встречаться двум людям с депрессией, это точно. Но сейчас Сильвер мало думала о своей, ее мысли больше были заняты Ламбертом. Он просит ее полежать рядом, а сам даже не раздевается. Ей бы пристыдиться — сама-то раздета почти догола. Но Фелисити все равно. Она забирается на кровать, ложиться на бок рядом с ним, опираясь на локоть. Конечно, она — новый человек в его жизни и не может по щелчку решить его проблемы и излечить от боли.

— Я всю жизнь плохо спала. И ничего мне не помогало. Могла не спать по несколько суток, превращаясь в ком сплошного раздражения. И да — музыку я люблю. Она помогала мне с детства, когда я не спала ночами и смотрела музыкальные чарты. До сих пор иногда засыпаю в наушниках.

В голове до сих пор вертятся многие из слов, что мужчина сказал ей на вечеринке. Фелисити не знает, как правильно себя вести. Она поперлась в этой сраный Интернациональ потому, что думала о себе. И только о себе. Хотела сделать что-то со своим состоянием, когда надо было… А что надо было? Они с Тревором по-прежнему не считаются парой. Или уже считаются? Ей, наверное, хотелось бы думать, что это так. Потому что тогда Фелисити сконцентрируется на нем. На том, чтобы помогать ему, а не совершать глупые поступки.

— Ты говорил, что я тебя успокаиваю. Наверное, это больше не так?

Она начинает аккуратно, она начинает издалека.

— Устроим завтра тебе выходной? Ты выполнил большой заказ, я верно понимаю? Я думаю, ничего не случится, если ты один день уделишь себе. Или мне.

На последних словах ее губы трогает мягкая улыбка. Ей самой идти в клуб лишь послезавтра. Роксана, хозяйка «Кэтхауса», знала о разных жизненных ситуациях Фелисити, потому позволяла ей работать не больше трёх-четырёх дней в неделю. Конечно, оттого и денег было меньше, но большее количество смен девушка бы просто не потянула.

В конце концов, Фелисити принимает сидячее положение и тянется к пуговицам на рубашке Тревора.

— Я не пристаю, — поясняет она с усмешкой. — Просто помогаю. Ты же не хочешь спать одетым?

Отчего-то девушка чувствовала себя сейчас легко. Ни тебе груза на душе, ни валунов на плечах. Возможно, она просто тоже сильно устала, и чувства вновь атрофировались. Фелисити ночевала с Тревором всего в третий раз, но именно сегодня она ощутила себя словно бы на своём месте. Не так, как бывало обычно с другими людьми. С другими мужчинами.

Она почти насильно заставляет Ламберта снять рубашку, а затем поднимается с кровати — за своими таблетками.

— Дальше же без меня справишься? — Фелисити подразумевала брюки и майку, вновь по-доброму усмехаясь.

Когда же Сильвер приняла свою горсть нейролептиков, она тут же вернулась и живенько заползла к Тревору под одеяло. Закинула на него ногу, принялась водить кончиками по его груди.

— Надеюсь, когда-нибудь ты будешь не слишком уставшим, чтобы, наконец, взять меня.

Чистый, заливистый смех.

Какое-то время ещё Фелисити не спит. Таблетки всегда действовали на неё совершенно непредсказуемым образом — иногда ее могло «смазать» в сон в считанные полчаса, а иногда она могла не спать до утра. Телефон, переведённый в беззвучный режим, безбожно жужжит. Девушка берет его в руки и натыкается на четыре сообщения от Джимми.

«Эй, красотка, спишь?».

«Я вижу, что ты была онлайн».

«Обиделась?».

«В субботу будет туса в особняке Лурдсов за городом, приезжайте с Энни».

Никуда она не поедет. И Энни тоже скажет не ехать. Фелисити изрядно надоело это отношение к женщинам. Джимми прикидывался ее другом последние полтора года — с того момента, как стал алкогольным поставщиком «Кэтхауса». Однажды у них был секс, ещё в самом начале общения, но вскоре Сильвер пресекла эту связь, каждый раз находя оправдания. Головная боль, месячные, какие-то дела. Джимми был понятливым малым, так что и сам перестал приставать со временем. Может, на это он так и злился, что в итоге решил пихнуть ее незнакомому ей мужчине за свои долги?

Но сейчас этот самый мужчина мирно спал, сжимая его грудь в своей руке. И ей не казалось, что что-то идёт не так, не было противно. Напротив — все словно встало на свои места. Так что, долго не думая, Фелисити внесла Джимми в «чёрный список» во всех соцсетях и, в том числе, заблокировала его номер. Пусть хоть обзвонится.

Просыпается девушка тоже раньше, чем Тревор. Надо признать — хватка у него крепкая даже во сне. Фелисити еле выбралась из его объятий так, чтобы ещё его и не разбудить. Приняв душ, она искала во что ей теперь одеться, так как ещё вещей здесь было пока что маловато. Недолго раздумывая, девушка хмыкнула и влезла в одну из рубашек Ламберта. Почему нет?

Кофе. Кофе и утренняя сигарета. Обязательный ритуал. Фелисити закурила прямо на кухне, но предусмотрительно открыла окно и включила вытяжку. Она сбрасывала пепел в пустую банку из-под кофе, предварительно налив в неё воды, и готовила им с Тревором по кружке капучино. Как раз затушила сигарету, когда почувствовала сильные руки на свей талии.

— Доброе утро, — она разворачивается в его руках, улыбается и, уместив руки у мужчины на плечах, целует его.

Сейчас девушка уже не считала поцелуи. Зачем? Хочется надеяться, их будет много, ведь Фелисити начала испытывать странное, несвойственное ей спокойствие. Почти умиротворение. Страх того, что все закончится, едва начавшись, немного улёгся, сдавшись на милость желанию жить сегодняшним днём и конкретно этим моментом.

— Ну и хорошо. Буду думать, что это мое благотворное влияние, — Фелисити рассмеялась, гордо задрав подбородок.

На комплименты же она пока по-прежнему реагировала смущением и розовым румянцем на щеках. Хотелось пошутить, мол, достаточно ли она хорошо выглядит для того, чтобы усадить ее на кухонный стул и подарить утреннее удовольствие, но пока Сильвер решает смолчать. Наверное, никогда ещё она не хотела какого-то мужчину так сильно, и тот факт, что у них пока ничего не было, напоминал какую-то игру. Довольно жестокую, между прочим.

— Ты приучаешь меня лениться в приготовлении еды. Может, закажем что-нибудь?

Хотя что уж там — Фелисити всегда ленилась.

— И, кажется, кое-кто очень хочет на улицу, — она кивнула в сторону собак, что сидели у входа в кухню и таращились на них умоляющими глазами.

Багси даже держал свой поводок в зубах.

— А потом устроим киномарафон. Хочется чего-то из золотого Голливуда. Как ты на это смотришь?

Сильвер подала Тревору его кружку с кофе, взяла свою и присела за стол. Ей особенно нравилось смотреть на него сейчас — в домашнем, со слегка взъерошенными ещё мокрыми волосами, и, главное, без боли во взгляде.

Приличные девочки не говорят о таком вслух, но у Фелисити мурашки пробежали по спине, когда Тревор заговорил с ней едва ли не властным тоном, приказывая отставить кофе в сторону и подняться на ноги. Она слушается беспрекословно. Не потому, что так сказал хозяин, а потому, что теперь девушка более, чем заинтригована. Неужели он?..

И — да. Ламберт подхватывает ее на руки, смеясь, и усаживает на кухонную стойку. Кажется, кто-то проснулся в очень, очень хорошем настроении. Когда его рука касается ее груди, спускаясь ниже, ее тело невольно напрягается. Не от страха. От явного желания.

— О, я ничего не забыла, — Фелисити улыбается, а глаза ее завороженно поблескивают, когда она следит взглядом за за мужчиной.

Тревор проводит языком по ее бедру, и из ее груди вырывается судорожный выдох. Сильвер взволнованно сглатывает, прикрывает глаза, а в следующее мгновение мужчина уже страстно целует ее в губы. Она отвечает на поцелуй более, чем пылко, касаясь своим языком его языка. Обнимает его за шею, притягивая настолько близко к себе, насколько это возможно. Его пальцы нежно гладят ее по поверхности белья, которое, Фелисити не даст соврать, уже успело сильно увлажниться. И вновь — мурашки. Волны мурашек. Она никогда никого не хотела с такой силой. Сама. А не по почти принуждению, как бывало в ее жизни раньше. Едва с ее губ почти срывается первый стон, как..

Тут он отстраняется. Смеётся. Да он издевается что ли? Поступать подобным образом — преступление против человечества.

Но Фелисити на даёт мужчине уйти далеко — она успевает поймать его за запястье и с силой дернуть на себя. Она не обладала особой физической силой, но сейчас в ней говорило яростное желание.

На кухне открыто окно, но девушке душно. Очень, очень душно. Но жар этот идёт изнутри — из самых глубин ее естества.

— Я тебе отложу на потом, — раскрасневшаяся, она шепчет ему в самые губы, а затем кусает за нижнюю, проводит по ней языком.

Обычно ее было не так уж просто зажечь. Травмированная многими событиями прошлого, Фелисити какое-то время, о Боги, считала себя фригидной. Теперь же ее руки настойчиво забираются под домашнюю футболку Тревора, ногти царапают кожу на спине, пока она вновь разводит колени и прижимается своими бёдрами максимально плотно к его. Поцелуи казались ей почти дикими и уж точно максимально самозабвенными. Девушка льнула к его телу, ловила его губы своими так, словно он был единственным источником кислорода. И теперь уже ее рука бесстыдно скользнула к нему в домашние штаны. Ощутимо провела ладонью вверх-вниз несколько раз, чтобы затем резко остановиться.

— Все ещё хочешь отложить?

Насколько было очевидно, что рано или поздно это произойдёт между ними? В принципе — на все сто процентов. Но насколько было ожидаемо то, что это произойдёт именно так? Фелисити чувствовала себя почти перегретой, практически перевозбужденной, когда Тревор подхватил ее под бёдра и перенёс в гостиную. Он целовал ее в шею, заставляя девушку слегка взвизгивать — щетина щекотала кожу. Обычно ей этот процесс давался нелегко. Практически каждый раз Сильвер не думала о себе, даже ничего не чувствовала. И молчала — просто ждала, когда все кончится. Это было не для неё, это было для них. Чтобы от неё отстали или же, наоборот, не бросали. Каждый раз она ждала чего-то особенного и никогда не получала. До этого момента.

То, что делал с ней Ламберт, с ее телом, нельзя было описать красноречивее, чем звучали первые стоны, срывающиеся с ее губ. Мужчина точно знал, что делал, чтобы почти свести девушку с ума. Фелисити прогнулась в спине, шумно выдохнула, когда его язык коснулся ее меж бёдер. Слишком, слишком хорошо. Тревор поднялся выше и теперь ласкал ее грудь.

— Щекотно, ну, — рассмеялась девушка, но прекратить не просила. Ни в коем случае.

Его губы скользят по ее шее, и уже в следующие мгновение Фелисити чувствует его в себе. Вновь прогибается в талии, охотно подаваясь навстречу, нечленораздельно что-то мычит в ответ и прикрывает глаза. Она знает, что он смотрит на неё, чувствует его взгляд на своём лице и вновь смущается. Давно кто-то не был с ней так чуток, давно никого не волновало то, что чувствует девушка. Порой она ловила диссоциации, представляя себя играющей роль. Дрянную роль. Не более того. Сейчас же Фелисити растворилась в моменте. 

Тревор командует дальше — просит ее встать на колени. Сильвер была настолько расслаблена сейчас, что почти вымученно промычала. Но повиновалась — знала, что за этим последует приятное продолжение. Теперь ее грудь прижата к дивану, а мужчина вновь входит в неё. Резче, грубее, настойчивее. Его ладони гладят ее тело, пока она сжимает пальцами диванные подушки. Часто и глубоко дышит, во рту почти пересыхает.

— Угу, — сейчас ее сил хватает лишь на такой ответ, и то больше похожий на скулёж.

Движения Ламберта напористы, но ощутимы. Очень, очень ощутимы. Фелисити едва ли не валится из-за обрушивающегося на неё головокружения, сама принимается ускорять темп.

— Не останавливайся, — шепчет свою мольбу девушка.

Очень в стиле такой романтичной девушки, как Фелисити, в такой момент делать для себя какие-то открытия. Например, она четко и ясно для себя осознала, что влюблена по уши. И дело было не просто в хорошем трахе. Сильвер всегда относилась к этому процессу, как к чему-то большему, чем удовлетворение низменных желаний. Если до этого утра она ещё лишь предполагала, что влюбилась, то теперь она совершенно точно знала это.

И спустя еще несколько долгих, полных наслаждения мгновений по телу девушки волной проходит сильная судорога. Если бы не диван, на который она опиралась, вероятнее всего, она бы просто повалилась на пол. Перед глазами пляшут чёрные точки, пока все мышцы расслабляются и обмякают. Фелисити дожидается, когда до пика дойдёт и мужчина, тяжело дыша. Он ещё сжимал ее в своих руках, когда она перевернулась и, надавив Тревору на плечи, вынудила его лечь на спину. Сама Сильвер тут же легла рядом, но не спешила умещать голову на его груди — она облокотилась на локоть и с улыбкой смотрела на Ламберта. Любовалась. Хотелось делать это всегда.

— Хочешь великое откровение? — как в дурацких сексистских анекдотах, ее проперло на «поговорить». — Я не знаю, что тебе успел наговорить Джимми, но вообще-то у меня никого не было где-то, минимум, с полгода. В какой-то момент мне страшно все надоело. Я устала и взяла перерыв на работе, уехала к родителям в наш загородный дом. Вернулась в Сент-Монро всего месяц назад.

И к чему ты, девочка, все это рассказываешь?

— Мне ещё никогда не было так с кем-то хорошо, как с тобой. И это не слова на ветер, не попытка впечатлить. Но до тебя я даже начала считать себя асексуалкой.

Фелисити говорит это легко и просто, не пытаясь подмазаться. Она говорит чистую правду. Правду, о которой молчала слишком долго, считая себя бракованной игрушкой. А теперь, улыбнувшись, она вновь поцеловала Тревора, поднеся руку к его лицу и с нежностью поглаживая его по щеке большим пальцем.

— Надеюсь, я не напрягла тебя этим всем?

И это она ещё не призналась, что капитально влюбилась.

Он помогает ей подняться на ноги, хотя Фелисити все ещё слегка качает. Интересно, а какой у них статус теперь? Может ли она считать его… ну типа.. своим бойфрендом? Хотелось бы, потому что она давно не говорила с мамой, а та точно начнёт расспрашивать, как дела у дочери, и чем она занимается, а Фелисити просто не могла ей врать. Родители были в курсе практически всех вещей в ее жизни, в том числе самых болезненных и провальных. Отец-то, должно быть, даже обрадуется, что она нашла кого-то с мозгами и старше себя — он всегда говорил, что Фелисити не место рядом с малолетками.

— На то я и рассчитывала, когда предлагала тебе взять выходной, — улыбается девушка, когда Тревор прижимает ее к себе. — Может, все же Золотой Голливуд? Или… Боги, я хочу документалок о маньяках!

Она смеётся, потихоньку осознавая и то, что с ним она может быть собой. Может не притворяться кем-то ещё. Ни в сексе, ни в обычном человеческом общении. Это было очень ценно.

Фелисити взвизгивает и вновь краснеет, когда Ламберт шлепает ее по заднице, и тут же пихает его кулачком в плечо. На улице было холодновато для начала октября, но у неё все равно внезапно было настроение надеть платье. Милое недлинное розовое платье с рюшистыми рукавами и вполне приемлемым декольте. Но его милость девушка сочетает с мартинсами и оверсайз кожаной курткой. Сегодня у неё было отличное настроение — в том числе, чтобы нарисовать небольшие стрелки, немного обсыпаться блестками и воспользоваться розовым тинтом для губ. Волосы немного завивались, и теперь из отражения в зеркале на Фелисити смотрела классическая Лолита.

Когда они с Тревором вышли из подъезда и направились дальше, покидая закрытую территорию дома, у Сильвер возник внезапный порыв взять его за руку. Минутное колебание, и девушка переплетает их пальцы, все так же почти по-детски смущаясь. Улыбается и отводит взгляд, хлопая длинными ресницами.

— Ты давно живёшь на Форест-Стрит? — у обычно неразговорчивой Сильвер сегодня словно кран сорвало. — И вообще, ты из Сент-Монро? Ты вроде как-то обмолвился, что нет.

А она запоминала все, что он говорил.

Пара неторопливо прогуливалась в сторону центра, минуя старое депо, сквер и ещё два находящихся по пути университета — химический и гуманитарный. В последний Фелисити даже в своё время думала поступать, но в итоге отдала предпочтение более престижному Редфорду. И зря.

Ей даже пришлось встряхнуть головой, чтобы плохие воспоминания вновь не полезли к ее только более-менее успокоившейся психике. Если до этого Тревор говорил, что она его успокаивает, то теперь он делал то же самое с Фелисити. По пути они заскочили в небольшую, ещё не раскрученную кофейню, и оттого лучше — в таких всегда ассортимент лучше, чем в сетевых заведениях.

Изо рта шёл пар, улицы казались слегка туманными, но зато не было дождя. Горячий лавандовый раф и шоколадный круассан спасали положение. Багси и Мелоун бодро скакали, лаяли на голубей и довольно виляли хвостами. Нет, это, определенно, был очень хороший день.

Настолько, что в какой-то момент Фелисити просто затормозила на месте и глупо заулыбалась. Когда Тревор остановился следом и обернулся к ней с вопросительным выражением лица, девушка поспешила объяснить:

— Я сейчас немного в шоке, — рассмеялась она. — Но, кажется, я чувствую себя счастливой. Вот здесь и сейчас. Очень непривычное ощущение.

Потому что большая ее мечта сбылась.

Небо было пасмурным, но дождь пока не спешил проливаться, хоть сегодня к вечеру и обещали настоящую грозу. Гроза осенью. Даже забавно. Но, если не выходить на улицу, а вместе завернуться в плед и смотреть кино, то это будет даже романтично. А романтикой настроение Фелисити было пропитано на все сто.

— Мы были практически соседями, и даже не знали, — усмехнулась девушка, когда Тревор сказал о цыганском театре. — Когда я была ребёнком, мама однажды водила меня на какой-то их спектакль. Ни черта не помню, но вроде было классно.

Ей очень нравилось говорить с Ламбертом о всякой всячине, рассказывать о себе, не встречая снобизма или осуждения. Кого-кого, а людей с синдромом «белого пальто» она терпеть не могла.

— Почему не думал? По-моему, ты слишком плохого о себе мнения.

Фелисити мягко улыбнулась. Она уж точно встречала большое количество ублюдков в этом городе и могла сказать уверенно — Тревор не входит в их число. Может, он и был завязан в криминале, может, даже убивал. Но он умудрялся сохранять в себе благородство и нежность. Это чувствовалось в каждом его взгляде на девушку, в каждой реплике. Да, на все нужно своё время, но Сильвер уже думала о том, что хотела бы провести с этим мужчиной всю жизнь. Может, она торопилась, но пока Тревор открывался ей лишь с наилучших сторон.

— Нет, пока не хочу, — она как раз уже успела доесть круассан и почти допила кофе.

Он взял ее за руку, а с ее лица не сползала улыбка. Его ладонь была очень тёплой наощупь. А ещё Тревор говорил Фелисити те вещи, которые желает услышать каждая девушка, и это не было похоже на вешание лапши на уши. Слишком искренне звучало.

— Я не знаю, что там со всем миром, но я рада, если заняла важное место конкретно в твоём.

Едва Сильвер потянулась к мужчине за поцелуем, как ее дернул Багси, которого она держала на поводке. Кажется, заприметил кошку. Фелисити рассмеялась, слегка пожурив пса, и вернула своё внимание к Ламберту.

Они неспешно двинулись домой, то и дело встречая по пути суетящихся студентов, не старше самой Фелисити. Но сейчас она не жалела, что бросила учёбу. Конечно, иногда это ее угнетало, но если бы не вся та цепочка событий из прошлого, вероятнее всего, она бы не встретила Тревора. А она, в свои хорошие и не депрессивные времена, была человеком, привыкшим быть благодарным и оптимистичным по отношению к жизни. Последние годы выдались для неё тяжелыми, а сегодня она вновь дышала полной грудью.

И все — благодаря Тревору.

Уже дома, когда нагуливавшиеся псы радостно залезли на диван и стали мирно посапывать, девушка предложила устроиться с подушками и пледом прямо на ковре перед телевизором — ей полюбилось это место в свете утренних событий. Уместив у себя на коленях большой таз с попкорном, Фелисити прижалась к Ламберту и принялась искать нужные ей документалки на «Ютьюбе». Ей настолько нравилась тема «Тру Крайма», что периодами девушка ставила видео на паузу и сама взволнованно рассказывала наперёд все, что будет дальше.

— Я часто встречала на своём пути людей, которые осуждали меня за романтизацию, но.. Мне кажется, когда ты живёшь в таком городе, как Сент-Монро, по-другому не выжить. Психика просто не выдержит.

И вот, когда она уже почти по кругу рассказывала про Джона Гейси и абсолютную тупость копов при расследовании этого дела, за окном уже стемнело. Поднялся сильный ветер, и даже начали сверкать молнии, притягивая вслед за собой и раскатистый гром. Фелисити любила такую погоду и любила бы дальше издалека, если бы вдруг Тревор не отвлёкся на телефон. Она не пялилась на его экран намеренно, но успела заметить почти с десяток пропущенных звонков от какого-то Дика.

— Только не говори, что тебя сейчас куда-то вызовут, — сразу скуксилась Сильвер, по-детски надувая губы.

Очень не хотелось отпускать его от себя.

Фелисити хмуро наблюдает за сборами Тревора, расстраиваясь, что его буквально вырывают из ее рук этим вечером. Может быть, у неё были на него свои планы? Может быть, она хотела…

Но больше всего тяжёлых вздохов, вырывающихся из ее груди, вызывает та мысль, что, скорее всего, Ламберта выдергивают из дома отнюдь не из-за чьего-то праздника. Скорее всего — то дела криминальные. Фелисити не осуждала его, ни в коем случае. Она просто начала странным образом волноваться. В конце концов, каждое утро в сводках новостей можно было услышать, как убили того или иного криминального босса. Даже самые матёрые из них могли допускать промахи и были всего лишь людьми, когда на них направляли дуло пистолета.

Но говорить она этого не будет. Вряд ли имеет право. Но Сильвер все ещё дуется, когда мужчина обнимает ее в прихожей.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Я, наверное, схожу к девчонкам в «Кэтхаус». Вдруг Роксане нужна моя помощь или типа того. Там сегодня шоу, но без меня.

Но все же прежде, чем отпустить Тревора во тьму ночи и блеск неоновых огней, Фелисити поднимается на носочки и с нежностью целует его. Это ее мужчина. И пора начать привыкать к тому, что ее мужчина ежедневно рискует собой. Когда дверь за ним закрылась, девушка вновь тяжело вздохнула. Обулась, надела куртку и отправилась в клуб. От дома Тревора до него идти не больше пяти минут.

Погода на улице была ужасной. Уже не лило, как из ведра, но все еще дул промозглый ветер и заметно моросило. Фелисити влетела в «Кэтхаус», посетовав на то, что, как всегда, не взяла с собой зонт. Поздоровавшись с охранниками, она прошла в зал. Шоу было в самом разгаре, и на сцене как раз выступала Роксана со своим самым сладким номером с большой подушкой в виде розового пончика. Теперь Сильвер направилась в служебные помещения, а конкретно — в гримерную. Какое-то время она просто помогала девчонкам краситься и развлекала их беседами, какое-то время даже помогала Николетте разносить напитки по залу. Скучно, но что поделать? Если бы она осталась дома, то вся бы извелась.

Фелисити как раз шла по коридору мимо подсобок с алкоголем и прочим, когда прямо перед ее задумчивым взором возник Джимми. Его ещё не хватало.

— Какого хера ты меня игнорируешь? — кажется, он был ещё и в стельку пьян. — Не хочешь ничего объяснить?

Сильвер едва не задохнулась от подобной наглости. Этот человек распорядился ею, как своей вещью, а теперь смеет предъявлять ей претензии?

— А я должна? — она скрестила руки на груди. — Могу только сказать тебе «спасибо». Спасибо, ведь теперь ты избавил меня от себя — трусливого предателя. Теперь я знаю, что в этом городе ещё остались настоящие мужчины.

За рёбрами так страшно ныло, что Фелисити просто не контролировала то, что говорит. Она даже и не замечала, что начала наступать на мужчину. Моська, лающая на слона. И Джимми.. Джимми это не понравилось. В мгновение ока он рванулся вперёд, с силой впечатывая девушку затылком в стену. Он прижал ее одной рукой, а второй вытащил из кобуры пистолет, что теперь упирался в ее щеку.

— Так ты трахаешься с ним, да? — рычал Джимми. — Ты оказалась неплохой инвестицией. Закрыла своими сиськами мне долги. Может, мне ещё под кого-то тебя подложить?

Негодование росло с неимоверной силой, поднималось из груди желанием завопить, но мужчина грубо зажал девушке рот ладонью. Перстень на его пальце больно упирался ей в губу. Кто-то должен прийти на помощь. Кто-то должен идти по этому коридору, ну же!

— А, может, лучше мне самому попользовать тебя? — теперь Джимми похабно улыбнулся, даже облизнул губы. Из его рта пасло спиртягой. — Вспомним, как нам было хорошо однажды, а, Фелисити?

Разозлившись, Сильвер укусила его за палец, а затем толкнула от себя, надеясь, что бухой он просто повалится с ног. Но она оказалась неправа. Джимми мало того, что устоял, так ещё и, зашипев от боли, ударил Фелисити наотмашь. Из глаз полетели искры — проступили слёзы. Кажется, нижняя губы была разбита.

— Иди сюда, маленькая шваль, — она даже не успела что-либо сообразить, как мужчина схватил ее за волосы и затолкнул в подсобку. — Ты всегда была просто кокаиновой шлюхой. И ею ты и останешься. Думаешь, Ламберт станет тебя защищать?

Не слушай. Не слушай его, девочка.

Фелисити лежала на животе, успев подставить ладони, но стесав кожу на коленях о бетонный пол. Едва она попыталась перевернуться, Джимми схватил ее за ногу и дернул на себя. Теперь она проехалась по полу ещё и бедром. Юбка задралась. Как же унизительно. Она старалась брыкаться, двинула ногой куда-то ему в живот, но того оказалось мало. Джимми был гораздо сильнее. Схватил ее, как тряпичную куклу, уволок в самую даль подсобки — к деревянным ящикам. Не просто усадил, практически бросил девушку на один из них. Фелисити взвизгнула, но почти сразу замолчала — почувствовала, как дуло пистолета упирается ей под рёбра.

— Вот так, молодец, — оскалился нападавший.

Нихера. Лучше умереть, чем позволить надругаться над собой.

— Помогите! — в это крик девушка вложила всю свою силу, хоть и знала, что вряд ли кто-то услышит ее за громыхающей в зале музыкой.

Джимми вновь ударил ее — на этот раз рукоятью пистолета. Удар пришёлся на скулу. Кровь, кажется, не потекла, но синяк останется. Воспользовавшись моментом, пока Фелисити, дезориентированная, прижимает ладонь к ноющей щеке, мужчина уже сжал свободной рукой ее бедро.

Но тут дверь распахнулась. На пороге стоял Тревор. Джимми, дёрнувшись, направил на него пистолет. Раздался выстрел. В ушах зазвенело. Фелисити трясло, глаза застилала пелена слез, и ей пришлось проморгаться, чтобы понять, жив ли Тревор.

Но он был жив. Пьяный ублюдок попал ему в плечо. А теперь казалось, что чёрные глаза Ламберта потемнели ещё сильнее.

За одним выстрелом гремит другой. Фелисити видит всё во всех красках. То, как брызгает кровь, как ошмётки мозга отпечатываются на стене рядом с ней. Возможно, на неё тоже что-то попало, она не понимает. Она дезориентирована. Ей хочется рыдать в голос. Тело Джимми грузно падает на пол. В голове две дыры — спереди и сзади. Задняя больше, и из обеих кровь стремительно образует на полу большую бордовую лужу. Сильвер почти не слышит вопрос Тревора. Она просто смотрит на то, что секунду назад было живым человеком, пытавшимся ее…

Фелисити неосознанно передергивает плечами, вздрагивает всем телом. Видишь подобное в кино и вживую — две больших разницы. Огромных. Наверное, это зрелище навсегда отпечатается в ее памяти.

Тревор подзывает ее к себе, и девушка спрыгивает с ящика, к которому, казалось, почти приросла. Не понимая ничего, что происходит, она случайно наступает в кровавую лужу, едва не поскальзывается. Громко всхлипывает и пытается отвести взгляд, медленно ступая навстречу Ламберту.

— Н-нет.

Нижняя губа дрожит, пространство вокруг плывёт. Фелисити отчаянно мотает головой, силясь выдавить из себя слова. Нет, Джимми ничего не успел ей сделать.

— Здесь? — глупо, все так же неосознанно спрашивает она о пуле.

Хлопает ресницами, как всегда, когда растеряна. Но сейчас она не просто растеряна. Она в ужасе. Она на грани панической атаки. К горлу подкатывает дурнота, и Фелисити старается не смотреть ни на труп, ни на ошмётки мозга на стене. Пытается взять себя в руки, цепляясь за Тревора, как за спасательный круг.

— Из этой подсобки есть чёрный ход, — голос дрожит, судорожные всхлипы мешают говорить. — Мы не можем.. Не можем…

Ее вновь начинает трясти. Слёзы катятся градом по щекам.

— Если бы не ты, он бы меня…

Нигде не безопасно — внезапная мысль панически пронизывает сознание. Это случилось с ней в клубе, в ее «Кэтхаусе». Сент-Монро — опасный город, но до этого Фелисити знала это лишь на словах.

Из зала слышатся приглушённые завывания, аплодисменты, свист. То, что обычно приносило удовольствие на работе, теперь будет вечно ассоциироваться с запахом пороха и крови.

Возьми себя в руки. Возьми.

— Твоему водителю можно доверять? — Сильвер изо всех сил старается не терять связь с реальностью, пытается остаться здесь. С Тревором. Не улететь в Страну Чудес. — Он может подогнать машину к чёрному ходу? Мы должны избавиться от Джимми..

Она осекается. Это больше не Джимми. Это просто труп. Был человек — бах — не человека. Фелисити не переживает о Джимми, нет. Напротив — она представляет себе на его месте Ламберта, если бы пуля попала не в его плечо, а чуть правее. Буквально какие-то десятки сантиметров.

После тяжелого выдоха она прикрывает глаза и продолжает:

— Мы должны избавиться от трупа и отвезти тебя в больницу. Ведь можно? Или.. или не стоит?

Эта девушка ведь не знает, что делать в такой ситуации. За что хвататься в первую очередь. Она не знает, не хочет знать, она хочет открыть глаза и обнаружить, что все это — сон.

Но она должна. Должна знать отныне.

Дрожь не проходила. Не желала проходить, уступать место спасительному ступору. Сложно осознать собственную близость к реальному трупу и насильственной смерти. Это все должно быть там, в кино, в книгах. Даже те же документалки об убийцах.

Все не по-настоящему. Фелисити чувствует себя так, словно обпилась седативами — мозг соображает тухло и медленно. Зато он хотя бы у неё есть. В отличие от Джимми.

«Он больше никогда тебя не потревожит».

Что ж, наяву нет, а в ночных кошмарах — да. Кажется, Сильвер ещё надолго запомнит этот запах. Настоящую вонь. Она недоумевает, почему Тревор не хочет в больницу. Он ведь ранен — хочет получить заражение крови? Или же девушка просто ничего не понимала. Мужчина взял ее за руку, и Фелисити немного успокоилась. Касание сработало якорем, пока она не успела потерять связь с реальностью.

Как они оказались дома? Она ничего не помнит, ничего не понимает. Казалось, в ушах до сих пор звенело от двух выстрелов. Фелисити беспрекословно слушается, запирает собак в спальне. Они явно нервничают, а девушка выполняет команды чисто механически. Но, тем не менее, дома спокойнее.

Сильвер следит за тем, как Тревор вытаскивает пулю, обрабатывает рану. Морщится. Она не боится вида крови — шрамы на бёдрах тому доказательство. Но столько крови, как сегодня, она не видела никогда. У самой саднят ссадины на коленях, немного на левом бедре. Болит скула. Ещё и губа разбита. Кажется, она какое-то время не сможет выступать. Забавно, что ей пришла в голову эта мысль сейчас.

Ламберт успокаивает девушку, говоря, что она привыкнет. А хочет ли она привыкать? Нет, она не уйдёт от него из-за этого. Напротив — только с ним Фелисити может чувствовать себя в безопасности. Это же не Тревор виноват, в том, что сделал Джимми. Он спас ее.

Как она? Хочет ли она выпить? Вопросы звучат один за другим, пока Сильвер стоит, как истукан. В конце концов, когда Тревор окликивает ее по имени, она отмирает. Шумно выдыхает, осознавая, что вовсе не дышала какое-то время. Делает несколько не самых ровных шагов к мужчина, принимая из его рук бутылку. Делает глоток прямо из горла, сильно кривясь. Ее и так подташнивает, а крепкий алкоголь делает лишь хуже. Но другого выхода сейчас нет.

— Я в порядке, — выдавливает Фелисити.

При этом у неё дёргается левая бровь.

По примеру Тревора девушка поливает виски свои ссадины на ногах. Шипит сквозь зубы, но так надо. Ещё глоток. Она поднимает взгляд, который упирается в заклеенную рану мужчины. Пластырь уже пропитался кровью.

— Прости меня, — внезапно истерически срывающимся голосом говорит Сильвер. — Это все из-за меня, я..

Закусывает нижнюю губу, забывая, что та травмирована, и вновь морщится от боли.

— Мне страшно, — сокрушенно признается она. — Нам же ничего за это не будет?

Максимально глупый вопрос. Ламберт явно имел больший вес в городе, нежели Джимми.

Фелисити делает несколько неуверенных шагов к Тревору, отставляя бутылку на стол, и прижимается к мужчине. Аккуратно, стараясь не задеть его раненую руку. Возможно, она теперь будет бояться даже выйти из дома без него. Шок потихоньку проходит, и теперь ее трясёт после сильного выброса адреналина. Но сознательно девушка немного успокаивается.

— Мне.. мне нужна сигарета.