Есть ли в вашей жизни что-то, без чего вы — больше не вы? И отнимали ли это что-то у вас? Если нет, то вы и не знали истинной пустоты. Истинная пустота ноет, в неё пробирается промозглый ветер, завывая, заставляет рёбра содрогаться от холода. А края этой бездны никогда не смогут зажить, не смогут зарубцеваться, они будут гноиться и кровоточить дальше, пока вы не умрете, задохнувшись в собственном смраде.

Алиса чувствовала себя так всю жизнь после того, что произошло в ее глубоком детстве. В том детстве у неё был дом. И речь не о доме физическом, речь не о материальных благах, речь о том, что у той маленькой девочки был свой оплот спокойствия. Был свой мир, где ей нравилось, где было весело, где..

Впрочем, неважно, так ведь? Этого места больше нет.

Шесть лет как выпускница детского приюта, Лидделл пора бы превратиться в статную женщину. Такие метаморфозы она наблюдала, когда смотрела на своих ровесниц. То же хотела видеть, смотрясь в зеркало. Но шиш, там была лишь зияющая пропасть. Дырка от бублика.

А иногда зеркало говорило с ней.

Договорилось до такой степени, что несчастная Алиса разбила своё отражение на тысячи осколков. Самые крупные доламывала пальцами, разрезая нежную кожу, потому что больше всего на свете Лидделл хотела, чтобы оно ушло.

Ее научили думать, что Страны Чудес не было.

Джеймс делал вид, что его не пугает диагноз Алисы. И первое время у него это даже получалось. Получалось, пока он сам не сдал свою невесту сюда. В дом боли, скорби и стонущих стен.

День первый.

Ее напичкали лекарствами, определили в палату с тихой, но странной соседкой. Там вечно хихикала себе под нос и рисовала прямо на полу цветными мелками. Алиса уже завидовала ей. Ее соседка знала, что такое смех. Умела различать яркие тона, когда для Лидделл все давно померкло. Все стало тусклым на фоне всполохов огня, унёсшего с собой всю ее семью.

Джеймса не пустили дальше проходной. И поделом ему.

В дверь палаты постучали — неясно зачем, ведь открыта та была почти нараспашку. Алиса не среагировала, сосредоточенная на сильной головной боли и решетках за окном. Тогда вошедший ещё и деликатно покашлял.

— Мы опаздываем, — заявил нарушитель спокойствия и тишины. — Нам срочно нужно торопиться.

Лишь теперь девушка отмерла, перевела ленивый взгляд на санитара. И замерла обратно. Различием оказалось лишь то, что теперь она пялилась на этого мужчину.

Альбинос. Странноватые тонкие черты лица, заячья губа.

Белый Кролик.

Алису парализовало. Такое случалось постоянно, когда она замечала отсылки к своим фантазиям наяву.

— Мы опаздываем, — словно в доказательство своей реальности кроликообразный санитар постучал указательным пальцем по стеклу часов на своей левой руке. — Пойдёмте, мисс Лидделл. Вас заждались.

Она шла, шаркая ногами по полу, за что на неё шикали медсестры, уже потихоньку готовившие отделение к отбою. Шла сразу за Кроликом, отчего-то со страшной враждебностью пялясь ему в затылок. На кой черт кто-то назначил ей сеанс так поздно вечером?

Ее запускают в кабинет, где царит приятный полумрак. Врача она видит плохо. Его профиль очерчивает красный свет с улицы. Но одно Алиса понимает сразу, как только присаживается на стул напротив — это не та женщина, о которой шла речь с утра. Это вообще не женщина.

— Где миссис Нельсон? — враждебно-рассеянный тон, взгляд исподлобья.

Доктор был с ней мил, но она проигнорировала его вопросы, чтобы.. чтобы тяжело вздохнуть и все равно дать часть ответов.

— Все, что вы должны знать, уже есть там, — Алиса кивает на раскрытую на столе папку. — Семья сгорела в адском пламени. Годы лечения от кататонической шизофрении. Слабая ремиссия. Рецидив. И так по кругу.

Он дружелюбен, а она — нет. Не видит смысла рисоваться перед врачами, не видит смысла в жалких бултыхающихся попытках выздоровления от того, что не лечится вовсе. Но есть кое-что ещё. Кое-что, вызывающее сильнейшую подсознательную тревогу. Этот врач…

Алиса хмурится.

— Где миссис Нельсон?

Отредактировано Camilla Macaulay (2022-07-26 01:31:13)

Внутри что-то чесалось. Чесалось так сильно, но хотелось раздирать ногтями собственную грудь, лишь бы адский зуд прекратился. И сейчас Алиса сидела напротив этого странного врача, нервно дергала ногой, заламывала собственные пальцы. Ей не хотелось с ним говорить. Ей не хотелось говорить ни с кем. Потому она, угрюмая, лишь смотрела в окно, откуда лился красный свет, превращая этот вечер в полный сюрреализм.

Доктор заговорил загадками, и Алиса дёрнулась так, словно ее ударили. Сердце забилось гулко, она приложила ладонь к груди, чтобы хоть как-то унять неоткуда взявшуюся тахикардию. А он, этот врач, словно издевается над ней — он улыбается.

Улыбка, улыбка, улыбка.

Лидделл порывисто отворачивается к окну, все ещё держась за сердце. Он что, провоцирует ее? Словно бы в ее медкарте и не было указано, насколько она может быть обсессивна, когда дело касается ее фантазий.

— Засуньте себе эту терапию…

Она начинает грубить, но осекается. Алиса не верит в своё чудесное исцеление. Не верит, что ее жизнь может быть нормальной — никогда до этого не была. И потому всем своим колючим видом пытается показать, что сотрудничать не собирается.

Он спрашивает ее о палате, и девушка ещё сильне свирепеет. О, ей должно здесь нравиться? Доктор ведёт себя все более провокационно, и Алисе уже хочется воткнуть что-нибудь себе в лицо. Например, вон тот бесхозный канцелярский нож на столе. Ее взгляд скользит к лезвию, она сжимает челюсти.

Молчит.

Молчит ровно до того момента, пока мужчина не начинает смеяться. Алиса видит. Алиса все видит — даже то, как его улыбка, словно окутанная цветным туманом, обволакивает ее едва ли не со всех сторон.

У неё приступ. У неё снова приступ — и это этот докторишка довёл ее. С шизофрениками так общаться нельзя.

Галлюцинация не желает рассеиваться, Алиса почти подпрыгивает со стула. Не испуганно — яростно. Лихорадочно отступает назад, оказавшись прижатой спиной к шкафу.

— Я больше не хочу вас видеть, — шипит девушка. — Вы специально! Вы все это делаете специально!

Страны Чудес не существует.

— Мой жених платит за это лечение. Значит, я имею право самостоятельно выбрать врача, — пытаясь успокоиться, продолжает злобно цедить Алиса.

На лбу испарина, руки сжаты в кулаки.

Давай, давай, зови санитаров.

У неё уже почти выработался иммунитет на те крокодильи слёзы в шприцах, что называют «успокоительными».

Шестерёнки скрипят, с мерзким лязгом натягивая ржавые цепочки, готовые вот-вот лопнуть. Нервы Алисы именно что и похожи на механизм. Механизм старый, до ужаса медлительный. Ее мысли вязкие, тянущиеся, словно мёд. Возможно, то было действие препаратов. Алиса не знала. Но здесь явно присутствовала тревога — в это помещении. И, казалось, этот человек напротив жестоко наслаждается ее болью и замешательством, иначе бы он не улыбался так.

Так, как улыбается..

Алиса, если ты теряешь связь с реальностью, ты всегда можешь положиться на физическую боль.

И теперь Лидделл давила на ещё не успевший зажить порез на бедре. Едва слышно зашипев, она почувствовала, что воспаление столь же сильно, что и до этого — происходящее реально. Что же тогда здесь делает персонаж ее кошмаров? И не один?

Он зовёт ее нормальной, и Алиса едва не срывается на гомерический хохот. Ох, как бы ей, черт возьми, хотелось быть этой самой «нормальной». Она ищет на кончике языка колкости, чтобы поставить на место свою галлюцинацию, но в следующее мгновение дверь распахивается.

Доктор Нельсон здесь. И Белый Кролик тоже.

Все так же вяло до Алисы доходит — ее обдурили. Над ней и впрямь решили поиздеваться. Жестоко, очень жестоко. В кабинет вбегают санитары, Лидделл вжимается обратно в шкаф, хоть до этого и пыталась сделать шаг навстречу настоящему доктору. Но сейчас она поняла — Нельсон ей не нравится. В ней жестокости не меньше, чем в самой Червонной Королеве, живущей по ту сторону зеркала.

Алисе должно бы стать приятно, что ее обидчика обижают в ответ. Тот, что прикинулся ее врачом, — пациент. И сейчас этому самому пациенту прилетело кулаком в лицо. Невиданная жестокость — а ведь эта клиника считается образцовой.

Но Алисе не приятно. Может, оттого, что она хотела покарать этого наглого кота.. кхм, человека.. В общем, она хотела покарать его своими руками. Наверное.. Но ей становится его жаль.

Белый Кролик уводит ее в палату. Тэмми, соседка, сидела на своей кровати и играла с бумажными подобиями кукол. Сначала Алисе это показалось очень милым. Милым ровно до того момента, пока Тэмми не пооткусывала им головы.

— Ты пропустила ужин, — соседка обратилась к Лидделл, все ещё жуя во рту бумажные останки своих кукол. — Но ты немногое потеряла. Они разбавляют какао проточной водой, я видела!

Но есть Алисе не хотелось. Ей хотелось выпить и застрелиться.

— Тэмми, можно тебя спросить..

— Конечно, можно! Я все здесь знаю!

— Карцер.

Покидая кабинет врача, девушка слышала, как Нельсон дала команду своих бугаям посадить самозванца в карцер. И Алиса должна злорадствовать, но ей мешало нечто, что она не понимала, и что ее очень бесило. Возможно, то была ее простая человеческая доброта. Ведь она была когда-то доброй, правда?

— Нет, — вздрогнула соседка, по-детски замотала головой. — В карцере часто сидит мужчина с улыбкой. Я его боюсь. — Тэмми надумала губы.

— Мне нужно знать, потому что…

Потому что — что?

— Отдашь мне своё какао, — сдалась девчонка.

Алиса вышла из палаты, тут же привлекая внимание медсестёр.

— Куда собралась, милочка?

— В столовую, — ровно кивнула Лидделл. — Миссис Нельсон в курсе, я пропустила ужин из-за.. сеанса.

Алисе повезло, что ее соседкой стала именно Тэмми. Кладезь информации. Сегодня была смена старенькой медсестры Джулиетт, а она была доброй. Отпускала самостоятельно бродить по отделению. Вот только карцер находился в другом крыле, а все двери были заперты на специальные ключи. Единственный путь, который мог быть открыт, лежал через кухню.

Алиса зашла в пустующую столовую, на носочках проходя мимо уснувшей буфетчицы. Здешняя кухня не отличалась кулинарными изысками, зато здесь было много пирожков. Именно их девушка тихонько набрала в пакет и прошмыгнула дальше — в открытый коридор. Лечебница медленно засыпала, двое охранников дурачились на посту, играя в карты. Миновать их, согнувшись в три погибели, так же не оказалось проблемой, когда ты достаточно целеустремлён.

Заветный карцер. Алиса чувствовала себя дурой из-за того, что пришла сюда — авось что подумает этот сумасшедший. Но все же она чувствовала свою вину и была снисходительна. Остановившись в двери, она немного помялась, а затем тихонько постучала по железной поверхности.

— Ты тут?

Тяжёлый вздох. Что ты делаешь, девочка?

— Мы оба пропустили ужин, — Алиса присела прямо на пол, облокотившись спиной о холодную стену, и выдвинула из двери специальный отсек для еды. Положила на него пирожок с яблоком и задвинула обратно.

Это был просто хороший человеческий поступок.

Отредактировано Camilla Macaulay (2022-07-26 19:19:21)

Она сидела на полу, мяла в руках свой пирожок, будучи не в силах укусить ни кусочка. Почему это все вернулось к ней? Алиса Лидделл была обычной секретаршей последние годы — в творчество путь был закрыт препаратами, лишавшими напрочь любого вдохновения, а работу посерьёзнее она себе позволить не могла — не считала, что справится. В конце концов, она — инвалид. Шизофреничка с кататонией. Тогда она и встретила Джеймса Нортона. Он был сыном ее начальника, хозяина «Кукольного Домика». Самого известного магазина игрушек города. Мистер Нортон старший был приятным мужчиной, видел в Алисе талант, позволял той его развивать — она кастомизировала кукол и делала это потрясающе. В ней погибал великий художник.

Джеймс носил Алису на руках, сдувал пылинки со своей невесты, предложение которой сделал едва ли не в первые три месяца знакомства.

«Меня не пугает твой диагноз. Вместе мы справимся».

Но Нортон, как и многие не знающие, романтизировал ее состояние. Когда же он столкнулся с реальными страданиями девушки.. С ночами в истериках, с кататоническими ступорами и сонным параличом…

Но Джеймс никогда не мог заменить то, что Алиса потеряла. И дело не в родителях. Дело в той внутренней части Лидделл, которая раньше спасала ее. Которая и погубила ее. Ненависть к Стране Чудес была столь же сильна, сколько и тоска по ней. В конце концов — она могла бы предотвратить пожар, если бы не проигнорировала запах дыма, находясь именно там — на чаепитии со Шляпником. Алиса винила Страну Чудес в трагической гибели своей семьи. Она винила всех и каждого оттуда, кто сладкоголосо умолял ее не уходить.

А ещё она скучала по ним. Казалось, ее больше никто так и не понял. Никто не говорил с ней так увлечённо и искренне, как дорогие друзья оттуда. Особенно она любила, пожалуй, Чеширского Кота. Даже когда Страна Чудес рушилась, деформировалась в ее сознании, кот направлял ее, давал свои, причудливые советы. Был ей ориентиром. Маленькой капризной девочке, которая отказалась от него и всех остальных.

— У меня были друзья, — упавшим голосом проговорила Алиса, игнорируя извинения.

Теперь же с ней говорила только Она. Причина разбитых зеркал и тонких шрамов на костяшках пальцев.

— Я не уверена, что мне нужны новые, — наконец, закончила девушка. — Ты хочешь ещё?

И, не дожидаясь ответа, Лидделл поднялась на ноги и отправила в карцер и второй пирожок. Все равно она его не съест.

Хотя сейчас она бы не отказалась от чего-то, что сделало бы ее больше. Потому что сейчас Алиса словно испила из бутылочки уменьшающего зелья. Была одна и такая крохотная-крохотная напротив всего мира.

— Спокойной ночи.

И она ушла.

***

День второй.

Ранний подъем, каша с комками, веселые таблеточки в маленьком лоточке. Медсестры, заглядывающие в твою полость рта, следящие, чтобы ты все проглотил. Когда утренний досмотр палат был окончен, Алиса последовала за Тэмми в общую комнату отдыха. Под ногами, как и прежде, был желтый кафель, весь в разводах, вот только здесь его старательно прикрывали бурым ковром. Лидделл уселась на свободный диванчик, без интереса оглядывая помещение. Здесь пациенты общались, играли в настольные игры. Кто-то смотрел новости по телевизору — у Алисы же кружилась голова от местного запаха хлорки.

Она могла показаться грубой вчера, но она говорила правду. Новых друзей она не хочет. Тэмми — исключение, им жить в одной палате ещё.. очень долгий срок. А что касается того мужчины.. Алиса слышала мурчащие нотки в его голосе, и это сводило ее с ума. Казалось бы, куда сильнее? Но — было. У него глаза блестели, а его улыбка отбивала остатки рассудка. Он был слишком похож, слишком..

Тэмми — реальный человек, а не персонаж, в существовании которого она сомневается. Вот и вся разница.

Тем не менее, когда дверь в комнату отдыха отварилась, а на пороге показался именно он..

Алиса заметила следы от побоев и ужаснулась. Космические гематомы. Не синяки — разводы бензина. Она слегка встрепенулась, когда охранники грубовато втолкнули ее Чешира в комнату, но все же осталась сидеть на месте, напряженная, словно струна. Готовая подскочить пружиной в любой момент.

Алиса поспешно отвела взгляд, кусая губы, уставилась в висящий на стенке телевизор. Сегодня обещают шторм. Невероятно интересно. До скучающего вздоха. Выкручивая собственные мысли, девушка все же не выдержала и метнула взгляд в сторону. Должно быть, она смотрелась смешно — пыжится, практически пыхтит, пытаясь показать безразличие и держать осанку прямо.

А он, казалось, того и ждал? Потому что в следующее мгновение взгляды их встретились.

— Кыш, милочка, — небрежно поводит рукой санитарка, давая Алисе понять, что на диване ей больше не рады.

Девушка апатично повинуется, хотя могла бы и возмутиться. Но смысла в том не видела. Она знала такие места — здесь всем на тебя плевать, нет даже смысла проявлять индивидуальность. Потому она и поднимается с места, отходит к стене, складывает худые бледные руки на груди. Взгляд то и дело скользит в сторону Чешира — в ее голове образ этого мужчины окончательно слился с котом и ее шизофренических бредней. Это бесило, но что поделать — Белому Кролику можно, а Котику нельзя?

Алисе неуютно. Ее постоянно подташнивает, мысли в голове путаются в клубки. Может, потому он и избрал ее? Чтобы катать и катать эти самые клубки. Она усмехается одним уголком губ своим надуманным теориям, мнётся, и даже вздрагивает, когда вдруг Чешир возникает рядом и спрашивает ее про кино.

— А, я.. — Алиса испытывает странное недоумение. — Я не уверена. Я из приюта, а там нас фильмами не жаловали. Стала смотреть кино лишь в сознательном возрасте.

Отвечает внезапно предельно честно.

— Но это не повод меня жалеть, — быстро дополняет Лидделл.

Она, и правда, больше всего на свете ненавидела быть жалкой, потому отвергала зачастую даже банальную заботу. Но Чешир смотрел на неё так странно — без блеска в глазах, что обволакивал ее вчера в кабинете врача. Без яркой контрастности Страны Чудес. И, презирая жалость, Алина сама испытывает ее. И, возможно, капельку вины? Отчего-то ей кажется, что именно она обидела мужчину.

Для Лидделл вряд ли будет хорошей мотивацией тормошить себя саму — ей уже давно было плевать, выйдет ли она когда-нибудь в ремиссию, ведь дальше ее вновь ждёт затмение. А вот тормошить других — это Алиса умела. Молчание затянулось, ведь она так и не спросила у Чешира ничего в ответ, но теперь уже она скользила взглядом по помещению намеренно — искала, за что ухватиться, чтобы разбавить неловкость.

— Другое дело — музыка, — вдруг почти шепчет Алиса, когда замечает старый музыкальный автомат.

Оттолкнувшись от стены, девушка подходит к пыльному, скорее, уже предмету интерьера, и пытается его реанимировать. Несколько гулких ударов по поверхности, и включается одна из довольно бодрых песен Пегги Ли. Время словно остановилось в этом месте, и даже песни пятидесятых не казались здесь чужеродными. Многие пациенты оборачиваются, кто-то даже поднимается, по-детски хлопая в ладоши. К Алисе подлетает Тэмми, хватает ее за руки, кружит соседку, звонко смеясь. И даже сама Лидделл, наконец, улыбается.

Но затеяла она это отнюдь не ради Тэмми.

Прокрутив девчушку под своей рукой, Алиса передаёт ее милому дедуле, который, кажется, почти заплакал, услышав знакомые мотивы. Она кружится и сама, не обращая внимание на тошноту, и тормозит лишь около Чешира, притягивая ему раскрытую ладонь.

— Потанцуешь со мной? — слегка запыхавшись, спрашивает Алиса. Под таблетками проявлять подобную активность было непросто, но такова уж была Лидделл иногда — рёбра нараспашку. — Давай же.

Новые друзья ей не нужны. Но кто сказал, что нельзя танцевать, оставаясь незнакомцами?

На самом деле, Алиса умела радоваться мелочам. Это все, что оставалось делать в ее ситуации. Она заняла, что счастье существует исключительно в моменте, что оно не может быть перманентным. А ещё ее неплохо подпитывало то, что у неё удалось поделиться чем-то хорошим с другими. И пусть у Лидделл совершенно не было ресурса, она умудрялась черпать эту энергию в чем-то давно забытом. Она окрашивала белые розы в кроваво-алый.

И сейчас, кружась в танце с Чеширом, Алиса почти была дома.

Почти.

На них — больничная форма, на лице его — узоры свернувшейся под кожей крови. Он зовёт ее доброй волшебницей, и она тихо смеётся. С сомнением. Последний раз провертевшись под рукой Чешира, Алиса замерла ровно в тот же момент, когда закончилась музыка.

— Пирожное? — усмехнулась она. — Если только оно смогло бы сделать меня настолько маленькой, чтобы сбежать отсюда.

Но то была лишь шутка. На самом деле — Лидделл сбегать не хочет. Она понимает, что ее место именно здесь, в лечебнице. Ей нет места в реальном мире.

— К мисс Лидделл посетитель, — тучная медсестра с яркой помадой окрикивает Алису, заставляя ту отпустить руки Чешира. — Он ожидает в приемной. Поторопись, девочка.

Настроение отчего-то вмиг испортилось. Уголки губ на лице девушки опустились, а глаза сию секунду потеряли свой блеск. Вот и столкновение с реальностью. Бросив последний взгляд на Кота, Алиса опустила голову и пошла следом за медсестрой. Приемная сильно напоминала их комнату отдыха, вот только была меньше по размеру. Джеймс был уже здесь.

— Алиса! — разулыбался парень, в несколько больших шагов преодолевая расстояние между ними, и заключил невесту в объятия.

— Я поражена, — вдруг ей стало неприятно, и она отпрянула. — Приехал на следующий день.

— Да, — Нортон погладил Алису по волосам, но в каждом жесте чувствовалась фальшь. Или это она обесценила его для себя, когда Джеймс, став официальным опекуном Лидделл, закрыл ее здесь. — Я завтра уезжаю в командировку по делам отца. Решил тебя порадовать…

— Надолго? — перебивает девушка, разочарованно глядя жениху в глаза.

Алиса любила Джеймса. Или же ей так казалось, потому что теперь, после его поступка, она чувствовала отторжение. Предательство.

— Прости, малышка, — виновато опускает взгляд Нортон. — Не меньше, чем на неделю.

И на что она надеялась? Неужели на внимание со стороны собственного жениха? Иногда Алисе казалось, что он ее боится. Сумасшедшая же.

— Как твои дела здесь?

Сучонок ещё пытается перевести тему. Лидделл саркастично усмехнулась, разочарованно покачала головой.

— Как могут быть дела у человека в психушке, Джеймс? — тон голоса сочится ядом.

— Милая моя, я..

«Меня тошнит от тебя».

Алиса не любит такие разговоры. Алиса, в принципе, не любит разговоры. Нортон запнулся, завидев выражение лица невесты, вновь попытался протянуть к ней руки, но она с отвращением отпрянула.

— Увидимся через неделю, — выдавила она, пряча мокрые глаза, и вернулась в общий коридор, куда посетителям заходить запрещено.

Ещё один гвоздь в ее гроб. Казалось, уже ничего не может стать хуже, когда вдруг плачущую Алису хватают за запястье.

— Ты здесь всего один день, — осуждающим тоном начала доктор Нельсон. — А уже доставляешь проблемы.

— Простите?..

— Ещё одна такая выходка, и тебя ждёт карцер, — холодно бросила доктор. — Но и сейчас ты заслужила наказание. Пойдёшь работать на кухню до конца дня. Не обсуждается.

Алиса чувствовала себя безвольной марионеткой, одной из тех кукол в рюшистых платьях, что она продавала в магазине Нортонов. Повиновалась беспрекословно. Кивнув, она вяло двинулась в сторону кухни. Ей в руки тут же выдали огромный таз картошки и нож. Не боятся оставлять ее один на один с острым предметом, хах?

Плюхнувшись на стул, Лидделл взглянула на собственное отражение в лезвии ножа. Оно ухмылялось и злорадствовало.

— Ты помнишь, как мы поступаем?

Алиса хлопала ресничками. У отражения текли по лицу кровавые слёзы.

— Голову с плеч, — шепчет оно и заливается тихим, жутким хихиканьем.

Вдруг кто-то присаживается на соседний стул, и Алиса вздрагивает. Роняет нож.

Чешир.

Лидделл пытается скрыть волнение, вновь прямо держит осанку, сохраняя каменное выражение лица. Поднимает нож и спрашивает, не глядя:

— Тебя тоже наказали?

Вопрос до ужаса идиотский, но ей сильно не хотелось, чтобы ее вновь жалели.

В ее голове слышится перезвон колокольчиков над колыбелью, что оказались так неаккуратно задеты сквозняком. В ее изломанной черепушке прячется маленькая треснутая балерина, крутит пируэты — шкатулку непременно нужно вскрыть. Поддеть ножом, позволить мозгу излиться трупными отходами на грязный кафель. Он воспалён. Воспалён так сильно, как не был давно. Алиса чувствовала несправедливость всего мира, она молчаливо протестовала, но не желала занимать трон и отдавать приказы. Червонная Королева вылуплялась в ее сознании ящерицей, ядовитейшей змеей. Извилины мисс Лидделл хлопали, словно попкорн в микроволновке. Девочка, да у тебя чердак течёт.

Долгие годы Алиса отлично подавляла Королеву, пока ее предыдущий психиатр не сменил ей таблетки. Как же это прозаично — зависеть от маленьких цветных капсул. Чуть не хватает, чуть переборщила — и уже в дурдоме.

Когда Чешир заговаривает с ней в ответ, она тут же замечает свежий кровоподтёк на его скуле. Она чуть заметно хмурится, возвращает взгляд к чертовому картофелю. Почему санитары здесь так себя ведут? Что им сделал Кот? Значит, они и на неё будут кидаться — осталось немного подождать.

Он спрашивает ее о встрече.

— Нормально, — лживая улыбка. — Все хорошо.

А уголки губ трясутся. Да и глаза, должно быть, до сих пор красные от слез. Дело было не в том, что она не хотела делиться с Чеширом. Она не хотела делиться ни с кем вообще — Алиса приучила себя молчать и терпеть с самого детства. Того детства, когда она лежала детском психиатрическом отделении, когда ее перевели в приют, где все издевались над жуткой нелюдимой девочкой. Алиса привыкла все держать в себе и переживать боль в одиночку.

— Ладно, все прошло ужасно, — на гулком выдохе сдалась Лидделл. Говорила она все равно твёрдо, сухими фактами. — Но я не хочу об этом.

Вновь повернувшись к Чеширу, девушка задумалась. Бросила дочищенную картофелину в таз с чистой водой, та подняла рябь на поверхности. В отражении вновь улыбалась Она. Алиса знала, чего хочет Королева. Крови и зрелищ.

Лидделл внезапно почти подорвалась со своего места, схватила тряпку со стола, вытерла руки. Она вновь взглянула на своё скалящееся отражение в острие ножа и затем бросила его на стол с характерным лязгом. Шестерёнки вновь скрипели, пытаясь быть громче, чем назойливо трещащее, рвущееся по швам сердце. Алиса пыталась успокоиться, не понимая, что именно вызвало прилив гнева, но ей явно было уже не до картошки.

— Вставай, пошли, — тоном, не терпящим возражений, позвала она Чешира. — Если мы нарушаем их правила, то надо хотя бы делать это с пользой.

Алиса отлично ориентировалась в лабиринтах с детства. И даже неудивительно — почему. Прошмыгнув мимо кухарки, занятой отбиванием того, что сложно назвать мясом, Лидделл манила Чешира за собой. Как пройти в кабинет Нельсон, она чудесно запомнила. Как и то, что на стеллаже рядом с ее дипломом психиатра стояла бутылка скотча.

— Ты умеешь взламывать замки? Или, может, у тебя остался ключ? — оглядев пустой коридор, Алиса кивнула на дверь.

В конце концов, все всегда сводится к алкоголю. Ничего более приступы ярости не заглушало.

Чешир вскрывает замок, и Алиса не может сдержать победной улыбки — сейчас они оторвутся. Гнев уляжется, Королева уснёт. Очень хочется на это надеяться. А Джеймс может ехать куда угодно — Лидделл возвращается в Страну Чудес.

Пока Чешир забирает бутылку скотча и ищет стаканы, девушка не может отказать себе в удовольствии покружиться в кресле главврача отделения. Ещё вчера на ее месте сидел Кот и дурил ей мозги, но сегодня она уже на него не злилась. В конце концов, в Стране Чудес он делал это постоянно.

— Место для пира, — задумчиво повторяет Алиса. — Когда мой дерьмо-женишок привёз меня сюда, я видела плетёную беседку на улице. Не думала, что это знание мне пригодится, но сомневаюсь, что там нас найдут. Всегда можно спрятаться в розовые кусты.

По венам разливался адреналин. Чешир и Алиса покидают кабинет так же тихо, как и проникли в него, минуют коридор и лестничный пролёт — по подсчетам Лидделл запасной ход у восточного крыла должен быть открыт. Она внимательно успела подметить, что именно этим путём пользуются санитары, когда идут курить. В детстве она всегда была любопытной — иначе бы и за Белым Кроликом не последовала.

Миновав все препятствия в виде парочки гогочущих охранников, пациенты оказались в белой беседке, оплетённой диким плющом. Вокруг их уединение скрывали от мира кусты сирени и жасмина. Пахло потрясающе. Алиса отдала предпочтение сидению на полу, а не на лавочке, чтобы не привлекать внимание своей торчащей макушкой, и бодро перехватила бутылку из рук Чешира.

— Люблю быть барменом, — пожала она плечами, расплескивая янтарную жидкость по двум стеклянным стаканам. — Мы все здесь сумасшедшие!

Алиса сама не поняла, как выдала в качестве тоста цитату самого Чеширского Кота. В итоге она лишь легко рассмеялась и чокнулась своим стаканом о стакан мужчины, быстро вливая в себя порцию.

— Черт, мы не взяли ничего на закуску, — спохватилась Лидделл, но тут же обмякла обратно. Будто в этом учреждении кому-то есть дело. — Что ж, тогда придётся напиться в дрова.

На удивление самой себе, сейчас Алиса говорила много. Точно больше, чем обычно — не две-три грубые обрывистые фразы. Решив не спускать темп, она выпила ещё стакан. И затем ещё. Просто подряд, пока внутри не начало гнездиться приятное тепло.

— Что ж, рассказывай, — устроившись поудобнее, бодро попросила Лидделл. — За что тебя сюда упекли?

Он настолько сросся в ее голове с образом любимого Кота, что ей до сих пор и в голову не пришло узнать, как его зовут. Да и не спрашивала она о нем самом ничего, потому что.. Потому что? Боялась очередного приступа галлюцинаций? Наверное, да. Но сейчас они — двое в одной лодке.

— Знаешь, — вдруг изрекла Алиса, терзая в руках листочек плюща. — Не обижайся, что я отказалась дружить с тобой. Я просто.. Очень любила своих старых друзей. Но, — она горько рассмеялась. — Видимо, я их выдумала.

Ещё глоток.

— Такое бывает, когда у тебя не все дома. Или вообще больше нет этого дома. Оба я потеряла в пожаре.

Она имела в виду дом и родительский, и Страну Чудес. Но решила не пояснять.

В его словах плещется горечь. Алиса задумчиво кивает, внимательным цепким взглядом улавливая каждую эмоцию на лице Чешира. Она сидит по-турецки, вертит в руке стакан, чтобы затем вновь наполнить его. Ну куда она так торопится с выпивкой? Слишком боится быть пойманной за руку — пусть лучше их обнаружат уже пьяными, и уже пьяными в карцер и посадят.

— Никто не любит говорунов, — поджимает она плечами. — А все потому, что в их словах слишком часто скользит правда.

Сама же Лидделл предпочитала молчать. Обычно. Говорливой она была лишь там, в Стране Чудес. Ее собственные психиатры не могли разгадать суть девушки, ведь она всегда говорила только по факту. Без лишних эмоций. Но сейчас ей хотелось разговаривать.

— Какой — такой? — переспрашивает Алиса, лукаво улыбаясь. — Не похожий на них? Люди боятся того, чего не понимают, вот и все. Разве меня понял Джеймс? Нет, он прикрылся заботой и закрыл меня здесь.

Но внезапно она совсем не чувствовала боли в груди, когда говорила об этом. Может быть, ее теплила алкогольная дымка, а, может, и возможность теперь быть кем угодно — от сумасшедшей ведь ожидают сумасшедших поступков. Вот пусть и принимают как данность.

— Почему ты не улыбаешься? — вдруг спрашивает Алиса, глядя прямо в глаза Чеширу. — У тебя красивая улыбка, так почему я вижу лишь печаль в глазах?

Нет, ей было ясно, что в желтом доме люди вряд ли сильно счастливы, но сейчас ей вдруг захотелось встретить того человека, который вчера ещё сидел в кресле доктора Нельсон и откровенно издевался над ней.

Потянувшись, Алиса высунула руку из беседки — к розовым кустам. Сорвала белую, сортовую. У мамы были такие. Но это не то, чего требовало ее нутро. Покрутив цветок в ладонях, Лидделл безжалостно проколола собственный безымянный палец острым шипом. Даже не поморщилась. Кровь закапала на белый пол беседки, но Алиса быстро нашла ей применение — вознесла уколотый палец над цветком, завороженно наблюдая, как белый окрашивается в алый. Капля за каплей. Червонная Королева всегда хотела, чтобы было именно так.

— Здесь слишком много грусти, — изрекла почти икающая Алиса и подползла ближе к Чеширу, чтобы вложить розу ему в руки. — У нас дома было не так, правда?

«У нас».

Кажется, у тебя вновь приступ, Алиса.

Вдруг на другом конце двор показался начальник охраны — пузатый мистер… ээ..

Не ври себе, девочка. Вон — он еле ползёт в своей синей форме и лениво покуривает трубку. Это Гусеница.

Приступ это иль же нет — лучше разбираться без вмешательства начальника охраны. Алиса резко опустилась ещё ниже, хватая за плечо и Чешира — их не должны заметить. Но тем же путём, которым они пришли, вернуться было уже невозможно. У входа курил Белый Кролик.

Они же осадили их со всех сторон!

Тогда, недолго думая, Алиса, потянув Чешира за собой, прошмыгнула каменной лестнице, верующей в подземелье. Подвал. Вниз, вниз, вниз по Кроличьей норе.

Лишь теперь она расслабленно рассмеялась. 

— Оторвались.

— Меня приучили торопиться, — открыто отвечает Алиса, намекая на их общего ушастого друга.

У неё точно приступ. Ей казалось, что настенные часы отмеряют ее жизнь, последние ее секунды. Они тикали слишком громко. А прямо под ними на трухлявой конструкции красовался топор — что-то о правилах пожарной безопасности. Смех Чешира прокатывается эхом по подвалу, и Червонная Королева злится. Давно надо обезглавить этого кота.

Тем временем, сама Алиса замирает, стоит Чеширу сказать кое-что странное. Кое-что, что она могла услышать лишь по ту сторону реальности. Она смотрит на него во все глаза, когда он начинает превращаться в дымку, изображение его рябит, словно он не стоит перед ней, а его показывают по древнему телевизору с помехами.

— Нет! — вскрикивает Лидделл, отворачиваясь и по-детски зажимая уши руками. Она в домике. — Это все ненастоящее, ненастоящее, ненастоящее…

Шепчет самозабвенно, словно самовнушение, и правда, могло бы помочь. Это все выпивка! Выпивка вкупе с таблетками!

— Моя Страна Чудес разрушена! — девушка вот-вот сорвётся на тонкий крик, почти визг. — Она сгорела! И я сгорела! Мой разум сгорел!

Ей хочется срывать ногтями кожу со своего лица. Ей хочется уничтожить себя. Ей хочется, чтобы ее накачали хлорпромазином. Ей хочется в кому.

Алиса метнулась к грязной стене, покрытой чёрной плесенью, сырой от влажности подвала. У неё нет выхода! Нет никакого выхода. Некуда бежать.

Психика расплеталась лентами на тонких белых змей, рушилась до основания, и это давало силы Ей.

— Давай же, Алиса, — почти рычала Королева. — Ты же хочешь обратно! Прими то, что происходит.

— Нет-нет-нет, — причитала вслух Лидделл. — Я тебя выдумала.

И вдруг дверь наверху распахнулась.

— Что здесь происходит? — строгий голос доктора Нельсон.

Удивительно, но Алиса была рада этой женщине сейчас. Она бросится к ней в ноги и будет умолять, чтобы все закончилось. Она же врач, верно? Она обязана ей помочь! Но, кажется, Нельсон Алису даже не заметила — девушка тряслась и вжималась в самый темный угол.

— Мистер Чешир, это снова вы? — недовольство в ее голосе сменялось гневом.

Как.. как она его назвала?..

— Какая же ты тупая, Алиса! — злорадствовала Червонная Королева.

Доктор Нельсон цокает языком и тянется к карману белого халата. Выуживает оттуда шприц, который, кажется, по размеру подошел бы, скорее, лошади. Нет-нет, так не пойдёт! Психиатр наступала на Чешира, а Королева внезапно приняла сторону Кота.

— Ты позволишь ей отравить того, кто может дать тебе ответы?

Алиса сама не поняла того, что произошло дальше. Это были не ее руки, это были не ее мысли. Пальцы твёрдой хваткой держали топор за деревянную ручку. Девушка метнулась вперёд и замахнулась — Нельсон обернулась на шорох. Последним, что она увидела, стало мелькнувшее почти в полной тьме лезвие.

— Голову с плеч, чертова ты сука, — тон сочится ядом, и непонятно, кто именно из них двоих это говорит.

Королева хочет обратно. Хочет туда, где у неё была власть. А глупая Алиса мешает ей, отчаянно цепляясь за реальность. Доктор Нельсон со своими таблетками тоже мешает. Жаль, конечно, что приходится марать собственные руки вместо того, чтобы отдавать приказы карточной страже. Но жестокие времена требуют жестоких решений.

Голова не отсекается сразу — руки у Алисы слабые. Кровь брызжет во все стороны, Нельсон падает на пол, хрипит. Шприц вываливается из ее рук, падает под ноги Чеширу. И тогда Лидделл вновь заносит топор над женщиной — теперь голова ее катится в дальний угол. С некой брезгливостью она швыряет своё оружие следом. Поднимает взгляд на Кота. С неё струями, потоками стекает чужая кровь.

— Все чудесатее и чудесатее, правда?

Перед глазами Алисы замельтешили воспоминания. Назойливые мухи, чёрные точки. Всю жизнь ее убеждали, что ее воспоминания — ложны. Поставили красивый диагноз «шизофрения» размашистым почерком. Трудно жить среди обычных людей, которые слишком тупы, чтобы понять, что чья-то реальность может отличаться от их собственной. Они выдумывают рамки нормы и выталкивают тебя за них, если ты не похож.

Ее жизнь — трагедия.

Она явно родилась не в то время и уж точно не в том месте. Семья Лидделл была образцовой — родители, две чудесных дочери. Вот только младшая очень любила рассказывать небылицы. Никто всерьёз не верил в ее разговоры об исчезающих улыбках, странных чаепитиях и гигантских грибах. Все умилялись маленькой, милой девочкой.

Алиса с детства была нелюдимой. Родители едва начали подозревать у дочери аутизм, как вдруг случился тот злосчастный пожар. В детской психиатрической лечебнице ей все вены искололи, глуша и глуша ее сознание. Иногда она замирала восковой фигурой и подолгу не могла двигаться.

В одиннадцать лет, спустя годы, проведённые в лечебнице, девочку отдали в приют. В приют, где мерзкие воспитатели лезли грязными пальцами в детское белье. Где к ним применяли физические наказания, где давили их индивидуальность. За всю жизнь у Алисы была лишь одна подруга — ее звали Фрэн, и она тоже видела странные вещи. Она убеждала Лидделл, что за ней охотится сама тьма. А затем Фрэн пропала.

Алиса и сейчас считала, что маленькой подруге удалось сбежать в место лучшее, чем тот приют, где они познакомились. И речь совсем не о смерти.

За своей истерикой она пропустила мимо много, много слов Кота. Кажется, тот ее осуждал. Но за что? Зато, что и саму Алису пытались прогнуть, сделать удобной всю ее жизнь? И у них почти получилось. Почти.

Сейчас с ее волос капала кровь. Пальцы дрожали, но не от страха. Перед глазами то и дело плясали всполохи огня. Алиса злилась. А Червонная Королева ликовала.

Чешир говорит избавиться от трупа.

Какого трупа?

Ах, да. Она только что убила человека. Алисе хотелось воспринять это все, как плохую игру. Голова, откатившаяся в сторону, была повёрнута лицом к ней и Коту. Глаза застекленели и смотрели прямо. Прямо как у тех кукол, которыми занималась Алиса в магазине игрушек.

Что произошло? Кто сломал игрушку?

— Ты, — отвечает Королева на немой вопрос. — Наконец повела себя, как хорошая и послушная девочка.

Алиса дергается, словно от пощёчины. Поднимает взгляд на Чешира. Она оттаивает медленно, еле перебирает ставшими ватными ногами, подходит вплотную. Не моргает. Так, словно и сама она — кукла, работающая на ржавом механизме.

— Так вот, какой ты хочешь меня видеть? — губы онемели, звук шёл, а голоса своего Алиса не признавала.

Червонная Королева фыркнула, покачала головой. Сейчас этот несносный Кот даже выгоден ей — первый шаг навстречу Стране Чудес сделан. Если он так и будет подталкивать Алису все дальше и дальше от ее реальности…

Лидделл же подняла дрожащую ладонь, чтобы коснуться кончиками пальцев скулы Чешира. Вроде как — настоящий. Внутри плескались обида и ярость. Все чего-то от неё хотели, и всем было плевать, чего хочет она. Ей бы залепить ему пощёчину, да пойти сдаться полиции. Человек из ее реальности так бы и поступил.

А что велит делать Страна Чудес?

— Я ненавижу вас всех, — содрогающимся голосом выплёвывает Алиса, все ещё стоя вплотную к Коту.

Если бы не их извращенное королевство, ее семья была бы жива. Не было бы долгих лет ужасных мучений.

Лишь теперь в ее голове все начало вставать по своим местам. Чешир так вцепился в неё, стоило ей появиться в этой лечебнице, именно потому, что.. что? Соскучился?

На своих губах Алиса чувствует привкус крови доктора Нельсон. И этим вкусом надо поделиться — ответить жестокостью на жестокость. Нуждой на нужду. Она приподнимается на носочках, чтобы оставить солоноватый поцелуй на губах Чешира. Отстраняется быстро, опускается на стопы, но в сторону не отходит. Смотрит на него исподлобья и ждёт, что он будет делать дальше.

Подобного смешения чувств Лидделл ещё не испытывала. Жестокость с привкусом трепета, желание уничтожить, растоптать, а затем протянуть руку помощи. Наверное, такое бывает, когда над тобой все только и делают, что издеваются. И желают поменять тебя под себя.

Алиса не могла объяснить, зачем она поцеловала Чешира. Наверное, то было порывом отчаяния, когда тебе хочется, чтобы кто-то тебя пожалел и пригрел. Конечно, в этом присутствовала и щепотка той ненависти, о которой Лидделл говорила ранее — ей хотелось выкрутить больное место, надавить на эту точку. Но, когда Кот ответил на ее поцелуй, пылу ярости у неё поубавилось. Тем более, когда он попросил не ненавидеть его. Нельзя сказать, что девушка оттаяла совсем, но желание не быть сейчас одной обострилось вдвойне.

В ее сознании не могло уложиться то, что происходящее реально. Впрочем, это было забавно, учитывая то, что, когда она росла в Стране Чудес, у неё никогда не возникало подобных сомнений. А сейчас, находясь в человеческом мире, Алиса утопала в дереализации.

Ненавидела она, на самом деле, саму себя. Лидделл всегда винила себя в том, что она почувствовала запах гари тогда. Но просто банально не пожелала уходить. Конечно, чаепитие ведь было приятнее. Чертова эгоистка. Страна Чудес сцепилась с ее разумом, и тогда родилась она — Червонная Королева. Она всегда прятала лицо за подобием венецианской маски, и никто не знал, что Алиса — и есть губитель их королевства. Это они должны ненавидеть ее. Это именно она устроила там тиранию. Ее разбушевавшееся подсознание, которое собрало в себе всю ее скорбь по родным.

И вряд ли бы Чешир так любил ее, если бы знал об этом — Алиса уверена.

Потому сейчас, когда он подхватил ее на руки, она вновь ощутила одиночество и отчаяние. Сразу вцепилась в него в ответ, обхватила ногами пояс, обвила руками шею. Кровь с ее одежды теперь пропитала и его. Лидделл по-прежнему, очень глубоко в душе, считала это неправильным. Она не хотела, чтобы Кот решил, что она им пользуется, но пока что, по сути, так и было. Критическое мышление отказывало, шарики закатывались за ролики.

Поцелуи дурманили голову, потому что ее никто никогда так не целовал. Джеймс — в том числе. Нет, он пытался, но Алиса всегда чувствовала в касаниях Нортона то, что он любит ту свою невесту, какую сам выдумал. Он не знал о Лидделл всей правды. На самом деле, никто не знал, но Чешир был ближе всех к истине.

Не зная лишь самого главного — Алиса недостойна любви.

Но она не может сейчас позволить ему это заметить, она должна сделать так, чтобы он не ушёл и не оставил ее одну. Потому поцелуи ее становились горячее, она прижималась крепче, чтобы Чешир мог держать ее под бедра, а пальцы свои она запускала в его волосы.

Очертания Алисы и очертания Червонной Королевы смазывались, превращаясь в одно единое гадкое создание. Главную злодейку Страны Чудес. Жестокую, преследующую свои цели. Лидделл так крепко ее ненавидела сейчас. Вернее, — вновь себя.

Настолько, что воздуха не хватало, и она вновь, как когда-то, избрала Чеширского Кота своим ориентиром.

— Будь сегодня моим, — прошептала Алиса, вновь опускаясь на ноги, прижимаясь спиной к холодной сырой стене, требовательно уволакивая его за собой за шею.

Казалось, если сейчас он отпустит ее из своих объятий, она рассыпется, как карточный домик.

Происходящее сейчас, в конечном итоге, напомнило Алисе что-то из «нормального». Когда ты вырастаешь и спишь с другом детства. И неважно, что в это время в другом углу подвала лежало тело, а напротив — отрубленная голова. Лидделл выросла и уже не была той милой девочкой, путешествовавшей по Стране Чудес и заводящей себе новых друзей. Она была изломленной, потрескавшейся, и оттого чувства ее ужесточились в том числе. Внезапно она поняла, что боится той нежности, что ощущает на себя в данную секунду. Боится, потому что знает — она ее не заслуживает.

Джеймс успешно обесценен и забыт. Но перед бывшим женихом Алиса не испытывала ни вины, ни стыда. Ее попытка в нормальность провалилась, и сейчас ей приходится в ускоренном темпе принимать реальность Страны Чудес. Поторопилась ли она сейчас с Чеширом? Скорее всего — да. Но не оттого, что он ее не интересовал в качестве мужчины, а оттого, что Алиса знала, что сама интересует его слишком сильно. А Кот ещё понятия не имел о том, что сейчас сжимает в своих объятиях заодно и Червонную Королеву.

Лидделл тяжело дышит, поправляет окровавленную одежду и внезапно прячет глаза. Чувство вины накатывает с силой цунами, когда Чешир просит ее никуда не уходить от него. Алиса чувствует себя мелкой и грязной. Такой же, каковы и ее помыслы.

— Я не думаю, что мне было бы, куда уйти, даже если бы я хотела, — выдавливает из себя девушка. — Но не переживай, я..

Она тихо сглатывает, облизывает губы.

Алиса не могла успеть за столь короткий срок привыкнуть, что все, в чем не убеждали всю ее жизнь, — неверно. Страна Чудес реальна, значит, и все ее друзья реальны. Шляпник, Соня, Мартовский Заяц! Интересно, где они?

Чешир говорит о щелоке, и девушка радостно хватается за эту нить разговора.

— Да, нужно избавиться от этой мерзкой туши, — говорит не она, говорит Королева, искоса глядя на труп.

Червонная Королева задирает подбородок, проходит к пыльным стеллажам, копается в коробках. И, о чудо, Кот был прав. Она за волосы поднимает с пола отрубленную голову, бросает ее к остальному телу — так катится, подобно мячику. Слой щёлока сверху.

— Пока-пока, доктор Нельсон, — улыбается Королева.

— Заткнись, — тихо хмурится уже Алиса.

Переводит взгляд на Чешира, надеясь, что тот не заметил ее маленького междусобойчика со второй личиной. Лидделл кивает на дверь — им ещё нужно успеть пройти незамеченными, учитывая пропитавшуюся кровью одежду. Но, благо, время уже приближалось к позднему вечеру, и все оказались на ужине. Пробрались они в своё отделение тихо, и Алиса мечтала сейчас лишь о возможности смыть запекшуюся кровь с волос. И переодеться, пока Тэмми не вернулась в их палату.

— Спасибо, — улыбается девушка Чеширу прежде, чем уйти к себе. — Это был крайне.. занимательный день.

Подходит ближе и коротко, но крепко обнимает.

— Я тоже скучала.

***

Алиса намеренно пропустила приём ночных таблеток — не хотела иметь ничего общего с тем, чем пичкала ее Нельсон. Да, из-за назойливости медсестёр ей пришлось их проглотить, а затем выворачиваться над унитазом, но что поделать? Лекарства забирали у неё воспоминания. Делали нормальной, заставляли жить только в одной из реальностей. Сильно устав за день, и уже чувствуя накатывающее похмелье, Алиса все-таки уснула, что было удивительно — она никогда не спала без таблеток.

Подъем с утра был тяжким — последствия не самого лучшего качества скотча. Легкие судороги лица, говорящие о начинающемся синдрома отмены. Но оно того стоит. Даже утренняя тошнота и головокружение лучше, чем уверенность в том, что ты все выдумала. А теперь Лидделл знала — Страна Чудес есть.

— У нас новый доктор, — к стоящей в очереди в столовой Алисе подбежала жизнерадостная малышка Тэмми. — С Нельсон не могут связаться со вчерашнего вечера, так что сегодня ее пациентов на себя берет молодой врач из соседнего отделения!

Тэмми так тараторит, что Алиса жмурится от головной боли. Получив свою порцию отвратной каши, она оборачивается на столовую — ищет взглядом Чешира. И, найдя, по-здоровому улыбается. Так, как улыбается человек, которому отменили страшный диагноз. Она подходит к столу Кота, плюхается на соседний стул, ставит поднос на стол. У неё столько вопросов!

— А где остальные? — с блеском в глазах интересуется Алиса. — Где Соня? Мартовский Заяц? Где…

И только девушка хочет назвать третье имя, как в дверях показывается мужчина в белом врачебном халате. Счастье переполняет нутро Алисы, что еле сдерживает себя от веселого визга — теперь они все, ее друзья, могут быть рядом! Подскочив со стула, Лидделл подбежала к Шляпнику, заключая того в радостные, почти по-детски невинные объятия.

Шляпник, кажется, не признал ее — или же отнёсся с неким подозрением? Но Алиса не расстроилась и не обиделась. В конце концов, они не виделись около пятнадцати лет. Пятнадцати! Долгих лет мучений Лидделл, газлайтинга и издевательств. А теперь они были здесь. И Чешир, и Шляпник, и остальные. Но слова последнего Алиса лишь бодро кивает, как если бы мать уговаривала ее доесть невкусную кашу, а после, в качестве вознаграждения, обещала отпустить к друзьям.

Улыбаясь, девушка вернулась за свой стол, чтобы продолжить ковыряться ложкой в еде. Но теперь — от нетерпения.

Сейчас ей казалось, что она попала в комфортную среду, и это осознание отбивало любую критику в мышлении. Алиса и подумать не могла, что Страна Чудес может быть по-своему порочной. Она помнила ее другой. Она помнила ее своим домом.

Червонная Королева победно оскалилась. Ей по-прежнему хотелось оставить без голов что Кота, что Шляпника, но сейчас их действия были ей на руку. Они убеждали Алису скучать по Стране Чудес. Убеждали ее вернуться обратно.

— Ну разве это не здорово? — ликовала Лидделл, обращаясь к Чеширу. — Знаешь, может, это прозвучит неправильно, но теперь я рада, что прикончила эту сучку.

Алиса захихикала так, словно ей, правда, было плевать, что она лишила жизни человека.

— Ты поел? — было похоже на приступ синдрома дефицита внимания и гиперактивности, но Алиса не могла усидеть на месте, утаскивая Чешира во дворик.

На улице стояла приятная, солнечная погода. Время послеобеденной прогулки казалось сейчас идеальным, не смотря даже на наблюдение санитаров и медсестёр. Девушка шла по мощеной дорожке, напевая себе что-то под нос, и постоянно проверяла, поспевает ли за ней Кот.

— Забавно, — усмехается она. — Меня закрыли здесь, чтобы я думать забыла обо всем, а я встретила здесь вас.

Плюхнувшись на одну из скамеек в тени старого дуба, Алиса выудила из кармана сигареты и зажигалку. Конечно, здесь было не достать тех, что она курила за стенами этого учреждения, но Тэмми была искусной маленькой воровкой — достала для Алисы «парламент». Он отдавал горечью на языке, но разве это могло испортить настроение сейчас?

Определенно — нет.