У каждой из сестёр должен быть свой дар — так было положено по их природе. Семья Монтгомери никогда бы не добилась того, что имеет сейчас, без магии. Они были самой богатой семьей города — отец семейства, Стивен Монтгомери, трижды переизбирался мэром Блэк-Чёрча. Все потому, что судьба наделила его даром внушения — он мог управлять людьми за ниточки, подобно кукловоду с марионетками. Его жена, прелестная Бернадетта, зелёная ведьма, подарила своему супругу троих прекрасных дочерей. Аманда, старшая, обладала даром телекинеза, средняя, Бриджит, вовсе была ясновидящей. Да о младшая портила всю идеальную картину. Лорелай не так давно исполнилось двадцать лет, и дар ее по сей день не был раскрыт. Скорее всего — девушка вовсе его не имела.

Семья всегда держалась особняком, укрывая собственные тайны и при этом заодно считая себя настоящей «элитой». Пока Стивен управлял городом, Бернадетта являлась главой местного ковена. И сегодня был особенный день для обоих — в Блэк-Черч приехал Эмиль Лашер. Этот мужчина был крайне уважаемым человеком во всем штате, владелец крупной биоэнергетической компании — при этом в их ведьмовских кругах ходили слухи и о его способностях. Многие говорили, что Лашер являлся колдуном. И теперь он стал спонсором в их небольшом городке для детского развивающего центра. Ну что за чудесный человек!

Стивен и Бернадетта сразу же, словно они все ещё жили в некой древности, задумали сосватать Эмилю Бриджит или Аманду — сколько всего идеального мог бы принести подобный брак.

— Лорелай, — закатил глаза отец. — Не позорь семью. Нам не нужно, чтобы в местной газете о тебе писали, как о девочке с расстройством аутического спектра.

Младшая Монтгомери лишь с тяжестью выдохнула, оглядывая сестёр, что поправляли макияж около большого зеркала в холле. Обе идеальные — куколки как на подбор. Лорелай тоже была весьма красива, но многих отталкивала странными особенностями характера. Например, она могла в разговоре долго слушать и улыбаться, чтобы в конце выдать самую желчную реплику, на какую она была способна. На самом деле, девушка не была злой. Просто уставшей.

Она любила проводить время за книгами в своём саду в окружении белок. Она любила печь сладкие торты. Она любила, когда ее не трогали и не сравнивали по сто раз в день с успешными в магии Амандой и Бриджит.

Лорелай было двадцать, но она была настолько потеряна, что так и не спешила поступать в колледж. Самой себе Лорелай казалась белой вороной в семье, изгоем, уродцем, на судьбу которого всем было плевать. Главное, чтобы не позорила их кукольный домик.

Вот и сейчас она стояла рядом с отцом, матерью и сёстрами, позируя на фоне картин, висящих на главной стене их гостиной. Фотографы жадно делали снимки, Лорелай растягивала губы в притворно счастливой улыбке. Она не имела никакого желания находиться на этом празднике жизни, и, благо, Стивену не пришло в голову лично представлять ее Лашеру. Отец не мог и подумать, что «колдовской инвалид» Лорелай может заинтересовать такого мужчину, как Эмиль.

Да, он был красив. Вылизан, словно сошёл с обложки GQ. Хотя стоп. Ведь у него, действительно, была такая обложка.

Лорелай горько усмехнулась с легкой долей презрения и решила налечь на шампанское. Пила девушка немного и всегда могла себя контролировать, так что опозорить никого не должна. Несколько лишних бокальчиков не помешают.

В ней не было тьмы, в ней жили обида и полная растерянность. От неё никто ничего не ждал, вот и сама Лорелай этого не делала. Она просто существовала.

Выйдя на улицу из семейного особняка Монтгомери, девушка впервые за вечер улыбнулась осеннему прохладному ветерку. Дело шло к ночи, и скоро этот кошмар должен был кончиться. Прикрыв глаза, Лорелай двигалась вперёд, навстречу потоку сил природы. Где-то далеко громыхало — гроза осенью была редким явлением. Но приятным.

Вот-вот должно было ливануть.

Местная школьная элита, кажется, тоже сегодня развлекалась. Конечно, пока их родители находились на этом адском фуршете, школьники творили, что хотели — устраивали вечеринки, катались по городу на дорогих тачках в абсолютно пьяном виде. Ведь они — золотая молодёжь, им все дозволено.

Лорелай остановилась посреди дороги, едва не плача от горького ощущения собственной ненужности. Она не нужна своей семье, так с чего вдруг она должна быть нужна самой себе?

Автомобиль вылетел из-за поворота на слишком большой для маленького городка скорости. Девушка успела лишь обернуться — не успевала среагировать иначе из-за выпитого алкоголя. Монтгомери могла бы даже обрадоваться подобному исходу — никакому человеку никакая смерть. Но внезапно девушка ощутила нечто иное. Лорелай вздрогнула, почувствовав холодное прикосновение тьмы. Магическое воздействие — не иначе.

Странная дымка объяла ее, выводя из-под удара в самое последнее мгновение. Машина проносится мимо, громко сигналя, из приоткрытого окна пьяный подросток кричит какие-то ругательства, а Лорелай оглядывается по сторонам в поисках источника ночной мглы. Казалось, Монтгомери даже почти протрезвела от неожиданности и необычного чувства непринятия. Ей не нравилось это, буря негодования поднималась глубоко в душе — рядом ещё кто-то, наделённый магией?

И именно это раздражение стало толчком к чему-то непривычному. Она почувствовала себя призмой, через которую тьме преломлялась и становилась.. гуще?

Через мгновение Лорелай оказалась на траве. Она не успела ничего почувствовать, не успела ничего осознать, а раздражение улеглось так быстро, как и появилось. Рассеялось вместе с туманом тьмы. Над ней склонялся Эмиль Лашер собственной персоной, и Монтгомери просто уставилась на его протянутую руку.

Он.. что?

Это сделал он? Ту странную чёрную дымку?

Ее взгляд источал недоверие и даже лёгкую враждебность. Лощеный господин не казался девушке тем, чьи намерения могут быть чисты. Но, возможно, все было оттого, что Лорелай привыкла, что все видят в ней пустое место. Потому, тяжело вздохнув и кивнув, она все же взялась на протянутые ладонь. На ногах оказалась легко и быстро, словно для Эмиля она ничего и не весила. Пушинка.

— Я Лорелай, — прокашлявшись, ответила она.

Лашер был значительно выше, отчего казалось, словно юная ведьма смотрит на него исподлобья. Она не хотела обращать на него лицо полностью.

— Я в порядке, спасибо, — Лорелай слегка замялась, пряча глаза, делала вид, что что-то позади мужчины ее очень сильно заинтересовало.

Давай же, спроси. Тебе же интересно — он ли это сделал? Ведь больше некому.

Младшая дочь слышала разговоры родителей, намекавшим, что спонсор их детского цента — колдун. Одна из причин, зачем отцу так сильно понадобилось представлять ему своих старших дочерей.

От Лагера пахло табаком и дорогим коньяком. Примесь муската и геля для волос. Взгляд темных глаз пленил, заставлял голову кружиться, отчего Лорелай почувствовала себя жутко. Эмиль не казался злым, он пугал ее, скорее, не как колдун. Он пугал ее как мужчина. Взрослый, статный, красивый — человек с глянцевых обложек. И тут она. Даже колледж ещё не выбрала.

— Я думаю, вас заждались внутри, мистер Лашер.

Лорелай намеренно проигнорировала его просьбу обращаться к нему по имени, как бы проводя между ними черту.

— Вы ведь звезда сегодняшнего вечера, — она улыбнулась дружелюбно, но так же и едко. В одно и то же время. — А я испачкала платье.

Но, едва ступив вперёд, на первой же неровности газона Лорелай практически повалилась на руку Эмиля — стоя на месте, она этого не поняла, но, кажется, ее лодыжка неплохо пострадала в тот момент, когда она уворачивалась от машины.

Черт возьми, ещё этого не хватало.

— Простите, — натянуто улыбнулась девушка.

Лорелай ненавидела чувствовать себя беспомощной.

— Кажется, я вынуждена попросить вас меня проводить.

Все тело сводило от пережитого всплеска странной энергии, и ещё, как не кстати, подвернутая лодыжка. Лорелай лихорадило, словно у неё поднималась высокая температура. Болели даже глазные яблоки, так что девушка слегка щурилась, смотря на все из-под полуопущенных ресниц. Вот, Эмиль ведёт ее дальше, останавливается на террасе — гости близко, не слишком. Лорелай становится более напряженной.

Эмиль говорит о тьме ночи. Не о себе ли часом? Монтгомери тихо усмехается и все же забирает свою руку из его ладоней. Облокачивается спиной об ограждение, чтобы сместить вес с больной ноги. Что ему ответить-то, черт возьми?

В итоге Лорелай пожимает плечами.

— Мне все равно.

Ответ максимально нейтрален — ни да, ни нет, и заодно показывает ее истинное отношение ко всей ситуации — ей плевать.

— Мистер Лашер, — Лорелай поворачивается всем корпусом к мужчине. — Я благодарна, что вы проводили меня, но меня утомил этот вечер. Я хочу спать.

В ее тоне сквозит смесь напускной вежливости и явное недовольство. Ей неинтересно ничего из того, что может ей предложить или сказать этот человек. Завтра он уедет из Блэк-Черч, и все будет дальше идти своим чередом.

Ей не нравилось быть в центре внимания. Чьего угодно. А тут этот Эмиль рассматривает ее едва ли не под микроскопом. Лорелай стало мерзко и очень не по себе. Она — не игрушка. Не товар, хоть отец и пытается сделать из дочерей красивых кукол на продажу.

Монтгомери и сама не отказалась бы покурить, но ей уже жутко осточертел этот вечер и все эти люди. Включая красавчика-бизнесмена. Потому, кинув последний взгляд на мужчину, Лорелай, слегка хромая, поплелась в дом.

Мать залетела в комнату Лорелай вихрем, рывком сдирая с дочери одеяло. Бернадетта явно была очень взволнована.

— Вставай, — выпалила она, не обращая внимание на протесты своей младшей. — Давай, давай, поднимайся.

— Зачем? — промычала Лорелай, с трудом принимая сидячее положение.

Обычно мать не обращала внимание на то, что она спит до обеда и вообще мало контактирует с родными. Маленькая блондинка держалась особняком даже с семьей, прекрасно понимая, что является для них разочарованием номер один. Возможно, ее даже мучила депрессия, но Лорелай точно сказать не могла — к специалисту никто ее вести не собирался.

— Не знаю, что ты, маленькая стерва, сделала, но это сработало, — ехидно усмехнулась Бриджит, средняя из сестёр, облокачиваясь о дверной косяк.

— Так! — мать метнула на неё предостерегающие взгляд. — Чтобы я таких слов не слышала. Бриджит, не мешай Лорелай собираться.

Миссис Монтгомери практически вытолкала среднюю дочь из комнаты младшей, ещё раз напоминая последней, что ее ждут внизу, полностью готовую, через двадцать минут.

Обычно подобные требования касались лишь Аманды и Бриджит, когда в их город приезжала какая-то очередная шишка. Лорелай иногда казалось, что отец с матерью с большой радостью не показывали ее вообще никому. Так с чего сейчас столько лишних телодвижений? В конце концов, тяжело вздохнув, блондинка попыталась перебороть головокружение, вызванное вчерашним шампанским, и привела себя в божеский вид — пастельно-розовое платье, туфли «Мэри-Джейн», лёгкий, едва заметный макияж. Сойдёт за умницу и скромницу перед очередным инвестором из коллег отца или кем-то важным из приближённых ковена.

Лорелай понятия не имела, что бить сейчас было необходимо сразу по обоим фронтам.

Девушка лениво спустилась вниз, сразу услышав, как мать медовым голосом кого-то окучивает в гостиной. Интересно, кто же ее таинственный собеседник? Блондинка остановилась у дверей, вслушиваясь в разговор, пытаясь уловить хоть слово, и…

— Да вы издеваетесь, — тихо прошипела Лорелай, расслышав голос мистера Лашера.

Разве он не должен уже быть в Гринстоуне?

— Что стоишь? — над самым ухом раздался голос Аманды. — Обскакала нас, да?

На самом деле, ненависти между сёстрами не было, но вот некое раздражение и соперничество периодами выливались в язвительные и саркастичные речи.

— Пошли-пошли, — Аманда взяла упирающуюся Лорелай под локоть, чтобы затащить ее в зал, но младшая внезапно взбрыкнула, вырываясь из хватки сестры— Дурочка что ли? Тебе такой шанс выпал!

Какой ещё шанс? Лорелай недоуменно пялилась на старшую, пока шестерёнки в мозгах со скрипом обрабатывали информацию. И тогда.. Тогда до неё дошло.

Только не это, нет.

— Можешь забрать мой шанс, я не против, — сердце сильно забилось в груди от липкого ужаса.

Лорелай было бросилась обратно к лестнице, чтобы убежать наверх, но Аманда, воспользовавшись телекинезом, вернула беснующуюся сестру на место, беспощадно вталкивая ее в гостиную. Обе девушки ввалились внутрь, едва не упав, мгновенно привлекая к себе всеобщее внимание. Мать метнула в их сторону обозлённый взгляд и едва не выронила из рук чашку с чаем — ее дочери вели себя возмутительно!

— Просим прощения за задержку, — Аманда попыталась сгладить ситуацию, обезоруживающе ослепительно улыбнувшись. — Припудривали носик.

— Да, и мне пора.. — начала было Лорелай, но старшая сестра все так же беспощадно толкала ее к дивану, заставляя ее сесть напротив Эмиля.

Раздражение росло в младшей Монтгомери в геометрической прогрессии, она тут же попыталась принять агрессивную закрытую позу, положив ногу на ногу, но мать шлепнула ее по коленке — леди так не сидят.

— Лорелай, дорогая, — все так же приторно говорила Бернадетта. — Почему бы тебе не рассказать мистеру Лашеру о своих увлечениях? Я как раз поведала нашему гостю, что ты любишь читать..

— Обожаю, — сквозь зубы процедила младшая дочь, смотря на мать, а затем переводя провокаторский взгляд на Эмиля. — Особенно о каннибализме, некрофилии и прочих прелестях жизни.

Теперь уже вскипел отец. Стивен впервые в жизни был готов отвесить дочери подзатыльник. В конце концов, на кону был далеко не один его проект! Мистер Монтгомери за деньги Эмиля планировал столько всего!

— Она имела в виду, что ей нравятся загадочные истории, — отец сверкнул зубами, хоть один глаз его дергался. — Любит детективы. Очень начитанная девочка.

Лорелай закатила глаза, на этот раз получив щепок в бок от старшей сестры.

Да что им всем от неё надо?! Решили выставить ее как товар, как животное на случку?

— Ещё она активно ухаживает за садом и любит животных, — разулыбалась теперь Аманда, придерживая Лорелай за плечи. — Дорогая, почему бы тебе не показать мистеру Лашеру своих любимых белочек?

Сначала девушку обуял ужас от того, что ей придётся остаться со взрослым мужчиной, под которого ее активно пытается положить вся семья, наедине, но затем.. Затем до Лорелай дошло, что в разговоре один на один она сможет раз и навсегда оттолкнуть его.

— Я не думаю, что… — спохватился отец, завидев ехидство на лице младшей дочери, но вдруг оказался перебит.

— Отличная идея! — с улыбкой подскочила на ноги Лорелай. — Мистер Лашер, прогуляемся в наш сад?

Все это было просто смешно. И стыдно. Сейчас Лорелай даже радовалась тому, что является в семье изгоем — если ее старших сестёр регулярно подвергали подобному мучению, то ей даже их жаль.

— Детка, я думаю, что лучше.. — цедил отец, но Лорелай его уже не слушала.

Девушка уже успела упорхнуть из гостиной, с мстительной улыбкой маня за собой Эмиля. Но, как только они покинули дом и оказались на улице, она резко обернулась к мужчине. Ей хотелось высказать ему очень и очень много, выказать своё презрение, но, столкнувшись своим взглядом с его, амбиций и запала у неё поубавилось. Лорелай растерялась, хоть и старалась выглядеть строго, сложив руки на груди.

— Мистер Лашер, — неловко прокашлявшись, Монтгомери прятала глаза.

Но сказать ей было нечего. Особенно, когда Лорелай поняла одну вещь — разозлившись, как и вчерашним вечером, она вдруг ощутила странный поток силы от этого мужчины. Вновь ощутила себя призмой, отражателем.

И это пугало.

Отредактировано Camilla Macaulay (2022-08-03 20:16:15)

Он спрашивает, в порядке ли ее лодыжка, и Лорелай невольно переступает с ноги на ногу. Мнётся, все ещё не желая смотреть Эмилю в глаза. Ей было все ещё стыдно за цирк, устроенный ее родными, и, да, ей было некомфортно в компании мужчины, что был старше самой девушки вдвое. О чем они будут разговаривать? О ее неудавшейся судьбе? О его удавшейся? О делах его компании? От этого всего Монтгомери хотелось взвыть.

Лашер продолжает свой монолог. Говорит так, словно вылез из глубокого прошлого. Будто бы она такая наивная дура и купится на книжные речонки. Тем не менее сегодня Лорелай не грубит. Хоть она и изгой, воспитана она не так уж плохо — спасибо гувернанткам и требовательным родителям. Он просит продолжить прогулку, и девушка почти недовольно пыхтит — ну о чем, о чем им говорить?

Хотя, может, пройдясь с ней, осознав, что она совсем ещё глупый ребёнок, Эмиль все же отстанет и уедет обратно в свой город?

— Как пожелаете, мистер Лашер, — как можно более небрежно бросает Лорелай, удаляясь по дорожке, ведущей вглубь сада.

Мужчина не отстаёт — при их разнице в росте один его шаг равняется ее двум. И ей по-прежнему ужасно некомфортно. Монтгомери зажата, плечи ее ссутулены. Она жуёт губы и смотрит исключительно себе под ноги.

— Почему? — вдруг, сильно нахмурившись, спрашивает Лорелай. — Я думаю, у вас в Гринстоуне очередь выстроиться ради подобной прогулки. Да и не только там.

Девушка тормозит у деревянных качелей, свисающих с древнего дуба. Присаживается, поднимает взгляд. Но она все ещё враждебна.

— Вы абсолютно ничего обо мне не знаете. Я не могу вам нравиться.

Это, и правда, не укладывалось у неё в голове. Тем не менее, внутреннее раздражение продолжает закипать, позволяя Лорелай говорить свободнее. И куда более дерзко.

— Если у вас есть такое сильное желание переспать с кем-то в командировке, то, я думаю, моя сестра Бриджит будет только рада.

Это звучит едко, жестоко. Если Аманда была на стороне родителей, то вот Бриджит явно запала на Лашера. Лорелай подметила это ещё вчера. Интересно, как это сестричка-ясновидящая не предугадала, что богатенький гость выберет для своих утех младшенькую?

— Мы с вами живем не в сказке, чтобы верить в любовь с первого взгляда.

В конце концов, закончив свою тираду, Лорелай вновь складывает руки на груди и отворачивается от навязчивого поклонника. Она бы должна радоваться, что такой красивый мужчина вдруг разглядел в ней что-то, но Монтгомери никак не хотела верить, что это «что-то» было чем-то большим, чем просто вещь. Игрушка на один вечер.

— Все, чего я хочу — это спокойствия, вы понимаете? — теперь в ее голосе даже звучит обида. — Меня никто не трогал, а теперь появились вы, и меня решили продать. И с вашей стороны быть покупателем непорядочно.

Голос отчего-то дрогнул. Лорелай ведь, и правда, очень обижена и оскорблена. В первую очередь — своей семьей. Если бы она мыслила как они, то уже упала бы в объятия Эмиля, вышла замуж и ободрала до нитки. Но она такой не была. Лорелай никогда не позволит коснуться себя тому, кого она не любит. Что бы ей за это не обещали.

Он не хочет с ней спать. Хах, забавно, но эта фраза внезапно задела самолюбие Лорелай — хоть ей все это и не нравилось, в глубине души ей было приятно подобное внимание от красивого мужчины. Девушка горделиво хмыкнула и вскинула подбородок, когда Эмиль заговорил о том, что ему нужно что-то у неё узнать. Ну, конечно. Все ещё хуже, чем она предполагала.

И станет еще хуже, ещё хуже.

Например, в тот момент, когда Лорелай окутывает тьма. Она же уже видела ее! И чувствовала! Вчера, когда ее едва не сбила машина. Она знала, знала, что что-то с этим Лашером не так.

— Я не понимаю, о чем вы, — на выдохе почти шепчет от ужаса девушка, бешеным взглядом оглядывая то чёрный дым, то его создателя. — У меня нет дара! Никогда не было!

Ее запястья оплетены змеями тьмы, накрепко привязавшими их к веревкам качелей. Неосознанно, по инерции Монтгомери дергает руками, но ничего не выходит.

Лашер продолжает насмехаться, и именно этот его тон голоса заставляет Лорелай перестать бояться и начать злиться.

— С чего вы взяли, что я буду с вами сотрудничать? — выплёвывает блондинка. — Я не собираюсь переходить из одной тюрьмы в другую.

Она ведь чувствовала, чувствовала, что отражает его силу, преломляя ее, увеличивая. Так может ли она быть чем-то вроде батарейки? Лорелай быстро и лихорадочно пытается обдумать происходящее, проанализировать то, что с ней могло твориться. И, действительно, у Аманды в ее присутствии телекинез бывал неуправляем, Бриджит могла видеть будущее чётче.. Так все это время дело было в ней?

Так она не бездарна?

Сосредоточься, девочка. Если ты — источник, если ты даёшь им эти силы, то ты можешь их и забрать. Лорелай закрыла глаза, зажмурилась, напрягаясь до предела, до страшной боли в голове. И в следующее мгновение девушка ощутила, словно тьма впитывается в ее кожу, заставляя ту гореть как при высокой температуре. Она не могла это контролировать, не могла обессилить колдуна до конца, но у Монтгомери вышло хотя бы ослабить путы на собственных руках. Она распахнула глаза и спрыгнула с качелей, пятясь назад, упираясь спиной в ствол дуба. Ей не было чем угрожать Лашеру, оставалось лишь блефовать.

— Сделаете так ещё раз, и я заберу ее всю, — Лорелай почти рычит, выставляя руки перед собой в жалкой попытке защититься.

От перенапряжения у неё из носа пошла кровь — это девушка осознала, почувствовав солёное на губах.

Она должна бороться, должна! Если до этого момента Лорелай считала, что злой дядя посягает на ее тело, то теперь дела обстояли иначе. Хуже. Было бы ему нужно тело — он бы воспользовался ею раз и уехал. Но ему нужен был ее дар. Дар, в существование которого никто не верил, в том числе сама младшая Монтгомери. Была бы ее воля — она бы спокойно его отдала, будь это возможно. Лорелай привыкла жить без сил — особенно без тех, на которые мог кто-то покуситься.

Нужно кричать. Кричать, что есть мочи, звать на помощь семью. Но только Лорелай набирает в легкие воздуха, голова начинает кружиться. Перед глазами все плывёт, лицо и кончики пальцев немеют, сад теряет свои очертания — девушка падает без сил, теряет сознание, приземляясь на мягкий газон. И последнее, что она видит, — высокая темная фигура Эмиля Лашера.

Лорелай открывает глаза, все ещё ощущая слабость и тошноту. Тем не менее, она тут же подскакивает на месте, увидев перед собой лицо Эмиля. Подобрав ноги, она вжимается в изголовье кровати, тут же ощущая приступ головной боли. Осознание произошедшего сначала накатывает медленно, а затем накрывает с головой. Он.. похитил ее? Этот ублюдок похитил ее!

— Моя сестра — ясновидящая, — Лорелай почти сипит, шумно выдыхая воздух. — Она все узнает. Обязательно узнает!

За какие-то два дня ее жизнь стала ещё хуже, чем была до. И все из-за этого человека. Сейчас Монтгомери даже скучала по возможности быть никем, невидимкой, блёкнущей на фоне всесильной семьи. Теперь она — пленница. Пленница, которой остаётся лишь надеяться, что без ее «усилителя» Бриджит хватит сил узнать местоположение младшей сестры. Неужели ее родители так просто отдали ее? Так просто отказались? Нет-нет, Лорелай в это не верит. Это похищение. Похищение, а, значит, родные найдут ее и вернут домой.

Глаза Лашера черны, как и его пугающая сила. Девушка даже не осматривает комнату, глядит прямиком в лицо своего мучителя.

— Ты не можешь просто забирать то, что хочешь.

Вмиг Лорелай перечеркивает тот официоз, что бы между ними до этого. Надобности в деланном уважении больше нет и не будет. Теперь она может звать его как хочет — он все равно не убьёт ее, ведь так? Ему нужны ее силы.

— Думаешь, что всех переиграл? — Монтгомери вновь почти переходит на рык. — Но твой поступок не очень мудр. Думаешь, я стану помогать тебе теперь? Я нужна тебе живой. Так что давай — заставь меня.

Или хотя бы оставь одну.

Лорелай давно не испытывала такой сильной потребности в простых слезах. Простой жалости к себе, к своей никчемной судьбе. Была бездарной ведьмой, стала одаренной узницей. И второй вариант был куда хуже.

Известный красавчик Эмиль Лашер оказался эгоистичным чудовищем с маньячными наклонностями. Надо же — как бывает. Всегда думай прежде, чем спорить с кем-то.

— Ладно, — выдохнула девушка. — Если мы узнаем, как вытащить из меня этот дар, ты меня отпустишь?

А так ли твоя прошлая жизнь стоит того, Лорелай?

Может, то было похоже на быстро развивающийся всем известный Стокгольмский синдром, но в голове ее мелькнула мысль — что будет, если она подчинится Эмилю? Что он сможет ей дать? Так ли это будет хуже того, что было с ней раньше?

Раньше она была призраком. А сейчас, сотрудничая, может ли Лорелай расчитывать на хоть какое-то будущее? Потому что, живя с семьей, девушка совершенно не знала, что ждёт ее дальше. Не могла знать.

От этой мысли внутри будто бы что-то преломилось. Монтгомери вновь подняла взгляд на Лашера — на удивление уже куда более расслабленно.

— Если я тут живу, — аккуратно начала она. — Могу я хотя бы расчитывать на еду и воду?

«Ты сама все сделаешь».

Лорелай едва не прыснула с самоуверенности этого мужчины. Да, он привлекателен, и причём очень, но с чего вдруг он считает, что сможет подчинить ее? Одних красивого лица и харизмы тут будет маловато.

— Меня всегда устраивало быть никем.

Врет. Монтгомери и выросла-то такой колкой именно из-за того, что в собственной семье была никем. Пустым местом. Пока этот чертов Лашер не объявился на пороге их дома.

— Конечно, ведь адекватные идеи здесь приходят в голову только мне, — огрызается девушка на подкол Эмиля. — Я людей не краду против их воли.

На самом деле, сейчас Лорелай уже просто выделывалась — отчего-то она стала чувствовать себя спокойнее. Возможно, от осознания, что ей здесь, действительно, ничего не сделают. Она нужна живой.

Мужчина садится в кресло у кровати, а Монтгомери сильнее прижимает ноги к себе, охватывая их кольцом рук. Сжалась в неуютный комок. Эмиль продолжает чувствовать себя хозяином положения, и это раздражает. Он подмигивает ей, и она едва заметно кривит лицо. Нет-нет-нет, раз она здесь гость, а не пленница, то и комфорт должен быть на ее стороне. Вскинув подбородок, Лорелай вдруг выпрямляется, поднимается с кровати и, сложив руки на груди, смотрит на сидящего в кресле мужчину сверху вниз.

— Условия таковы, — деловито начинает она. — Я хочу свободы. Хотя бы в пределах этого дома. Я не требую царского отношения, но требую банального уважения. Хочу доступ в сад, если он здесь есть.

Говорит Лорелай сейчас весьма горделиво, но ей слишком сильно хочется поставить Эмиля на место. Сначала она думала, что он выбрал ее в качестве секс-куклы, но теперь, когда это оказалось не так, Монтгомери все равно не чувствовала полноценного партнёрства, что было ей предложено ещё в Блэк-Черче.

— И, благодаря твоему визиту в наш дом, я осталась без завтрака, — уже чуть более мягко добавляет девушка. — Так что жду экскурсию по новому временному дому. Желательно начать с кухни.

Ее ведь, и правда, не ждало дома счастье. Не ждала любящая семья или молодой человек. Ждал лишь грустный сад и некормленые белки. Если у неё и есть шанс начать новую жизнь, то Лорелай им воспользуется. Но только в случае человеческого отношения к себе и возможности дышать. Она не гналась ни за каким величием, о котором говорил Эмиль.

Лорелай хотела быть свободным человеком.

Нужно время. Ей нужно время, хах. Это ей говорит ее похититель. Да, Лорелай не была довольна своей прошлой жизнью, но сейчас упрямо не хотела позволять прогнуть себя тому, кому от неё просто нужно что-то получить. Если, и правда, есть вариант просто отдать Эмилю этот дар и свалить восвояси.. Пойдёт ли девушка на это?

В свои двадцать лет Лорелай все ещё не понимала, кем она хочет стать. Сидела на шее у родителей, так и не выбрав колледж. В ковене она так же была пустым местом и не самым деланным гостем — ведьму без дара сородичи презрели. Ха, выкусите! Лорелай-то ведь, оказывается, способна все их силы забрать. Выкачать все их ресурсы. Внезапно от этой мысли Монтгомери почувствовала себя лучше и.. могущественнее? Так, может, Эмиль и был в чем-то прав? Вот только власть развращает — по этому мужчине Лорелай видела это на все сто процентов.

— Неужели у тебя больше нет дел, кроме как следить за сопливой девчонкой? — Монтгомери усмехается, но как-то по-странному беззлобно. Словно ее панцирь слегка треснул. — А как же там.. ммм, твоя работа? Компания?

Лашер протягивает ей раскрытую ладонь, и у неё сейчас есть два варианта. Можно горделиво пройти мимо, цокая небольшими каблуками, а можно подать ему руку, тем самым принимая правила этой странной, извращённой игры. Эмиль предлагает ей завтрак, и девушка понимает, что не откажется — она, действительно, не ела уже.. очень давно. А ей нужны силы в том числе и физические, чтобы противостоять мужчине еще более яро. Просто потому, что.. ей это нравится?

— Не откажусь, — привычно высокомерно вскинув подбородок, Лорелай все же вкладывает свои пальцы в его ладонь.

Молодая служанка педантично раскладывает столовые приборы, косо поглядывая на гостью. В столовой просторно, большой дубовый стол стоит в самом центре комнаты. Посередине стоит фаза с сухоцветами, а к каждому блюду подают свои вилки и ложки, словно они находятся на каком-то банкете, а не всего лишь завтракают.. между, прочим вечером. За окном уже темнело.

Все та же служанка недовольно поджимает губы, старается не смотреть на Лорелай прямо, но сразу видно — девушка настроена более, чем враждебно. Интересно, Эмиль с ней спит что ли? Или девчонка просто влюблена в своего босса? Судя по ее реакции, Монтгомери делает вывод, что Лашер приводит женский пол в свой дом нечасто. Но она может и ошибаться.

— А она меня не отравит? — вдруг с ехидствам спрашивает юная ведьма, деланной педантично накалывая на вилку виноградинку.

Поймав взгляд Эмиля, Лорелай уточняет:

— Твоя служанка тебя глазами пожирает. И меня заодно.

Это все кажется ей до одури забавным. Монтгомери не привыкла, чтобы кого-то к ней ревновали. Она была во многом ещё совсем ребёнком, и ей была свойственна некоторая ребячливость. Слегка злобная ребячливость, которую она и собиралась продемонстрировать, отчего-то вдруг пожелав уколоть эту служанку. Предугадав, что та вот-вот войдёт в столовую с очередным подносом, Лорелай поднимается и перегибается через весь стол — практически ложится на дубовую поверхность, чтобы с кокетливым видом украсть из тарелки Эмиля ещё винограда. Не смотря на то, что у неё есть свой.

Сейчас Лорелай вела себя как маленькая избалованная стерва. Едва завидев покрасневшее от гнева лицо служанки, ведьма прыснула со смеху.

— Что? — она невинно захлопала ресничками. — Нужно же мне как-то себя здесь развлекать.

Но вдруг, находясь в непосредственной близости от лица Лашера, Лорелай осознала, что ее-таки бросило в легкий жар. Обычно так нагло со взрослыми мужчинами она себя не ведёт. Потому она с лёгкостью соскальзывает со стола обратно на свой стул и отодвигает свою тарелку в сторону. Нужно что-то ещё сделать, чтобы забыть собственную неловкость вблизи от этого мужчины.

— Кажется, мне обещали сад.

Эмиль выводит ее в сад, и тот оказывается прекрасен. Лорелай это даже будто бы слегка трогает — она сама крайне любила ухаживать за растениями у себя дома. От этого же места так и веяло магией, чистотой, не смотря на всю тьму ее обладателя, и силой. Проходя вглубь сада, Монтгомери не отказывала себе в удовольствии касаться кончиками пальцев бутонов поздних осенних цветов.

Эмиль же, на удивление, начинает рассказывать о себе. Он указывает ей на библиотеку, говорит спокойным бархатистым тоном, выдавая свои мягкие черты, которые, оказывается, существуют. Лорелай слушает его почти завороженно, внимательно наблюдает за его действиями. Как бы ей ни хотелось подколоть его на тему той служанки или чего ещё, сейчас самым внезапным образом это казалось Монтгомери неуместным. Она ещё успеет пошутить над ним.

Лашер передаёт ей яблоко — тёмное, почти фиолетовое, и Лорелай спокойно принимает плод в свои руки. Вертит его в руках, наслаждаясь глубиной цвета.

— Я тоже люблю тишину, — вдруг отзывается она. — Именно поэтому большую часть времени я провожу в окружении книг, цветов и..

Вдруг ее рассказ оказывается прерван шелестом листвы над их головами. Девушка поднимает взгляд, и увиденное вызывает у неё почти детский восторг — белки. Лорелай протягивает свободную руку вверх, к одной из ветвей, и животное, совершенно ничего не боясь, подбегает ближе — принюхивается к кончикам пальцев Монтгомери. И она улыбается. Чисто и искренне, как всегда улыбалась лишь любимым зверькам.

— У меня в саду тоже живут белки, — с теплотой поясняет Лорелай. — Однажды я выходила бельчонка, и после того, как я его отпустила, они повадились жить у нас.

Она откусывает кусочек удивительно сладкого, сочного яблока, но не съедает — передаёт его на ладошке белочке. Та, снова принюхавшись, протягивает маленькие когтистые лапки и, забрав угощение, уносится куда-то вверх по стволу.

Может ли этот Лашер быть не таким уж и плохим? Да, он, определённо, чертов психопат и эгоист, учитывая обстоятельства ее появления у него дома, но..

Или же он просто хорошо играет свою роль?

Хотелось бы верить в первое, если судьба Лорелай теперь странным образом переплетена с его. Хоть и ненадолго.

— И как же ты собираешься меня учить? — Монтгомери переключила своё внимание с чудных пушистиков на мужчину, развернувшись к нему всем корпусом. — Только не нудные тантры и йога, дабы найти внутренний баланс, умоляю.

И надо не забыть рассмотреть вариант с ее уходом, если окажется, что ее силу возможно передать.

Вот только внезапно Лорелай, подумав об этом, поняла, что…. Что? Что эта мысль не так уж и приятна?

— Мне кажется, моя сила приходит тогда, когда я злюсь. Так что же.. Будешь намеренно доводить меня до белого каления? — рассмеялась девушка.

Ведь у него уже это отлично получалось.

Завтра — так завтра. Не то чтобы Лорелай вообще торопилась чему-либо обучаться, она по-прежнему не питала ни малейшего интереса к своим силам. Она просто не могла представить себе ситуацию, в которой они бы пригодились. Рядом с обычными людьми она по-прежнему была бессильна, а вот с колдунами и ведьмами могла либо напитывать их силой, либо их ее лишать. Ну, а спрашивается, зачем?

На улице было по-осеннему сыро, но приятно. Сгущались сумерки, навевая ассоциации с даром самого Эмиля — а ведь Монтгомери так и не спросила его об этом. А станет ли он рассказывать? То было бы честно — ведь ему нужен ее дар.

Он приглашает ее в библиотеку, и, стоит ей дёрнуться в сторону входа в дом, мужчина тормозит ее, приглашая влезть в комнату через окно. Лорелай усмехается, слегка качает головой, но руку ему подаёт, второй придерживая юбку своего платья. Мгновение, и они оказываются в просторной библиотеке со шкафами из темного дерева. Здесь было на удивление много книг — даже в ее доме столько не было. Девушка проходит мимо стеллажей, обращая внимание и на то, что многие издания были очень и очень старыми.

— Что ты любишь читать? — интересуется Монтгомери, выуживая с полки «Дракулу». — Я очень люблю готическую литературу. А ещё старые, жестокие сказки.

Сейчас она общается более, чем дружелюбно, проявляя вполне искренний интерес. В конце концов, чем ещё им здесь заниматься? Лорелай провела достаточно времени в отключке, чтобы не хотеть спать. А он, на минуточку, сам вызвался ее развлекать.

Девушка бережно пролистала книгу, периодически останавливаясь на особенно мрачных иллюстрациях, проводя по рисункам кончиками пальцев, словно так могла лучше их прочувствовать. В конце концов, она убрала книгу на своё законное место и прошла вглубь библиотеки — туда, где стояли темные кожаные кресла. Уместившись в одном, она с усмешкой пригласительным жестом указала Эмилю на кресло напротив, словно она была здесь хозяйкой, а не он.

— Расскажи мне о своих силах. Эта чёрная дымка.. Что это?

И, немного погодя:

— Может, вызовем твою чудесную служаночку, чтобы она принесла нам по чашке кофе? — Лорелай не могла объяснить, почему так зациклилась на ехидстве в сторону этой девушки.

Отредактировано Camilla Macaulay (2022-08-04 21:36:06)

Эмиль вновь демонстрирует свою способность, и на этот раз Лорелай может воспринимать ее без прежнего страха. Свет мигает, а девушка оглядывает комнату внимательно, стараясь запечатлеть в своей памяти каждую секунду. Сила этого мужчины, честно говоря, поражает ее — любительницу готики.

— Это звучит.. интересно, — заворожённая, Лорелай возвращает свой взор к Лашеру. — Ночь — это чудесно.

Она хочет сказать что-то еще, абсолютно не обращая внимания на вошедшую в библиотеку служанку — та элементарно не стоила внимания. Или так казалось. Казалось ровно до того момента, пока Монтгомери не зашипела от неожиданности и боли — прямо на ее пастельно-розовое платье выливается горячий кофе. Она подскакивает, метая гневные взгляды в сторону той, что посмела сделать это специально — уверена Лорелай.

— Криворукая, — шипит она, наступая на несчастную.

Обычно Лорелай не позволяет себе каким-либо образом агриться на прислугу — в доме мэра у них самих было много работников, которых и без того доставали ее родители. Но эта девушка.. Она точно сделала это специально, никак иначе.

— Решила сварить меня заживо?

Эмиль тут же предлагает ей переодеться, и Монтгомери принимает предложение незамедлительно — не только из-за растекающегося горячего пятна. Все же мужчине удалось усыпить ее бдительность, ведь она и предположить не могла, что он приложил к происшествию руку. Лорелай хотела, чтобы ревнивая служанка стала свидетельницей того, как она уходит с ее любимым боссом в его комнату. Так тебе, сучка.

Оказавшись в спальне, она ничего не рассматривает — не сейчас. Ее интересует исключительно шкаф и что-то не такое мерзко-мокрое, как ее платье, которое, кстати, нужно срочно застирать — любимое, между прочим.

— Знаешь, очень непредусмотрительно было похищать меня без моих вещей, — ворчит девушка, присаживаясь на кровать, пока Эмиль раскрывает шкаф. — А если я захочу выйти в люди? Мне это тоже в твоей рубашке делать?

Сейчас она чувствует свою силу. Чувствует, что очагом ее является бурлящее внутри раздражение. Да, Лорелай, как выяснилось, легко приспосабливалась, адаптировалась под жизненные невзгоды, позволяя себе вести светские беседы с собственным похитителем, но и у ее нервов есть предел.

Наконец, она получает в руки белую рубашку и тут же встаёт на ноги, поворачиваясь к Лашеру спиной.

Она зла. Зла на него, зла на эту криворукую дуру, зла на свою семью и, в принципе, всю свою жизнь, вечно подсовывающую ей неприятные ситуации.

— Расстегни, — хмурясь, жестко командует Лорелай, подразумевая молнию на платье. — И уходи.

Шум расстёгивающейся молнии. Монтгомери отчего-то вздрагивает. Вздрагивает и тут же резко оборачивается, чтобы едва ли не накричать на мужчину.

— Я же сказала..

И тут же запинается, сталкиваясь своим взглядом с его. Голос становится ломким и уже далеко не таким уверенным.

— Я сказала, чтобы ты ушёл, — Лорелай почти шепчет, не отводя глаз.

А сама стоит на месте, подрагивая, как осенний листок на ветру, и придерживая на груди готовое вот-вот свалиться платье.

Жар по коже.

Сделай же что-нибудь. Давай.

Ее завораживала его сила. Как и любую любопытную девочку, к которой сама мгла была столь бережна в своих объятиях. Дым окутывает ее, но в ее сердце нет места страху — оно было лишь странному, неиспытанному ею ранее желанию, чтобы кто-то, кому она говорит «нет», воспринял это как «да». Прочёл в ее глазах.

И Эмиль оказывается достаточно проницателен и опытен, чтобы сделать это.

Конечно, ей было волнительно. Очень волнительно, немного стыдно и.. может, капельку страшно. Но внезапно Монтгомери чувствовала.. доверие? Она уже не ощущала себя вещью, она чувствовала себя настоящей девушкой. Желанной девушкой, которую могут хотеть за душу, не только за тело. Может, сейчас Лорелай обманывалась, у неё не было способности читать мысли Эмиля, но ей так наивно-романтично казалось, что она видит это в его глазах.

Она чувствует слабый мягкий толчок в спину, адресованный ей самой тьмой ночи, и в следующее мгновение на губах ощущается поцелуй. Это совсем не было похоже на подростковые неловкости, что однажды она испытала с бывшим одноклассником, это было.. чувственно, сильно, вплоть до вкручивающегося узла предвкушения внизу живота. Лорелай никогда, никогда прежде подобного не чувствовала. Все ее две жалкое попытки в отношения в старших классах разбились вдребезги о ее затворнический образ жизнь и бесконечную, тягучую печаль. Сейчас же она испытывала страх — но страх этот был совершенно иного рода, чем может показаться. Лорелай боялась сделать что-то неправильно, боялась разочаровать, оттолкнуть того, кто, кажется, видел в ней куда большее, нежели она сама в себе. Не прерывая поцелуя, Монтгомери освобождает руки от рукавов, что мешали ей коснуться Лашера. Платье, легко струясь, опадает на пол, а сама девушка приподнимается на носочках, очень робко кладя руки на плечи мужчины.

Как свести с ума блондинку за чертовы сутки? Как влюбить в себя неприступную девицу, чья жизнь была похожа лишь на немой вопль отчаяния? Показать ей изнанку. Тот, другой мир, о котором, возможно, она раньше только читала.

Может, Эмиль того и добивался — соблазнить ее, расплавить как белый шоколад на солнце, чтобы удержать ее рядом с собой, но Лорелай вдруг не хочет в это верить. Хоть и крайне охотно спихивала на это его интерес ранее. Оказывается, ему просто нужно было посмотреть на неё и коснуться так, как касался и смотрел сейчас, чтобы ее скорлупа треснула. Она ведь любила готические романы. Она любила истории о таинственных незнакомцах со скелетами в шкафу, что забирали деву от семьи и привычной сладкой жизни.

Она сейчас очень робка. Вся наглость, которую Монтгомери так старательно разыгрывала весь день, растаяла в клубах струящегося чёрного дыма. Лорелай делает ещё один крохотный шаг навстречу мужчине, прижимаясь теперь всем своим телом к его. Она чувствует дрожь, мурашки по коже. Она почти задыхается в этом поцелуе — от волнения закладывает нос, и Лорелай тихо шмыгает. Задирает голову, чтобы продышаться, тем самым подставляя тонкую шею под шквал новых поцелуев. Его щетина царапает, щекочет нежную кожу. Девушка издаёт смешок, вздрагивает всем телом в его руках от новых и неописуемых ощущений. Становясь чуть смелее, она зарывается пальцами в его волосы, касается губами мочки его уха. Дышит сладострастно, учащенно, прикрыв глаза от наслаждения. То единение, что есть у них сейчас, — уже много для неё. Она невинна и не может даже представить себе нечто большее. От мысли об этом в животе что-то сводит, Лорелай неосознанно прижимает друг к другу колени. Ей страшно, но ещё страшнее от того, что Эмиль может уйти, и она больше не почувствует жар его тела в такой неприличной близости от себя. Поэтому она не остановится.

Она не хочет останавливаться.

— Я.. — едва справляясь с дыханием, шепчет Лорелай, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть Эмилю в глаза. — У меня никогда.. Ну, то есть…

Конечно, он, наверное, и сам все понял, а она, как дурочка, сейчас краснеет, пытаясь выдавить из себя хоть слово. И вновь ее сковывает страх — на этот раз, что Лашер воспримет ее признание как отказ. Поэтому теперь девушка тянется за новым поцелуем уже сама, странным образом истосковавшись по его губам за те считанные секунды, что они не накрывали ее.

Лорелай никогда не воспринимала с подобным трепетом ни одно из событий своей жизни. Сейчас, должно быть, раскрывалась ее истинная суть. Истинная мягкость и покорность. Истинная тяга к любви, которую она так старательно прятала половину жизни, предпочитая думать, что подобное возможно лишь в книжках.

Когда она чувствует касания Эмиля к своему телу даже в самых невинных местах, внутри все пылает. И тогда она понимает, что готова. Делает робкий шаг назад, увлекая мужчину за собой, в ожидании, когда он прижмёт ее к пропахшим лавандой простыням.

Может ли то, как легко она сдалась ему на милость, стоило Эмилю поцеловать ее, говорить о ее непорядочности? Вряд ли. Все дело было в наивной и нежной мечтательности. Внутри Лорелай была куда мягче, чем казалась. Да, у неё был и свой стержень, а снаружи — панцирь, но девушке пришлось их вырастить. Пришлось, потому что ее собственной семье не было до неё дела, если она не была идеальной. И если Лорелай скажет, что не травмирована ими, то она солжет.

Этот мужчина перед ней сейчас казался ей настоящим. Куда более настоящим, чем все, что было в ее скудной жизни до этого момента. Лашер призывает ее не бояться, и она робко несколько раз кивает. Они вновь сливаются в поцелуе, его руки блуждают по ее телу, наконец, найдя себе можно меж ее бёдер. Когда его пальцы касаются ее, Лорелай ощутимо вздрагивает, не может сдержать тихого стона, напоминавшего, скорее, мурлыканье маленького слепого котёнка. Именно так сейчас девушка себя и ощущала — она была полностью слепа. Лишилась рассудка напрочь, растворилась в мужчине, которого уже успела признать в своей голове.. кем? Точно не мучителем или похитителем. Возможно, тем, кто, действительно, способен подарить ей новую жизнь.

Он целует ее грудь, наверняка ощущая, насколько сильно колотится ее сердце. Как птичка в клетке. Все ещё окружённые черными клубами дыма, они оказываются на кровати. Лорелай позволяет лишать себя остатков одежды, хоть все ещё и пытается побороть внутри себя отчаянное смущение. Но тут Эмиль говорит что-то, что заставляет ее едва заметно нахмуриться. Игра? Какая игра? Она не понимает его. Возможно, будучи неопытной, Монтгомери лишается возможности мыслить критически в данный момент, потому что она не понимает, как можно так касаться того, кто не вызывает в тебе истинных пылких чувств. Ещё там, в Блэк-Черче, Лорелай допускала мысль, что Эмиль может желать секса без обязательств, но сейчас.. Сейчас ей казалось, что все стало иначе. Хотелось казаться.

Он хватает ее за запястье, а она смотрит на него снизу вверх большими-большими оленьими глазками. Она ведь, дурочка, чувствует, что влюбилась. И именно поэтому Лорелай и не решается переспросить, что же он имеет в виду. Она просто сильно расстраивается где-то глубоко внутри себя. Рубец на маленьком наивном сердечке.

Чего бы она хотела?

Девушку обдаёт жаром от этого вопроса. Ведь она в своих мыслях уже не только здесь. Например, она витает в завтрашнем утре. Гадает, сможет ли проснуться в объятиях того, кому сейчас преподносит себя, перевязанную алой ленточкой. Прямо такой же, как ещё вчера Эмиль с ее отцом разрезали на открытии чертового детского центра в их городе. Ей в голову приходит гадкая мысль — если это игра, то, остановись она сейчас, продолжения не будет?

Эта его фраза засела остриём в ее голове, осколком шрапнели, отвлекая от происходящего. Совершит ли она ошибку, если…

Похоже, что совершит. Потому что вопрос про пожелания Лорелай смущенно оставляет без ответа, притягивает к себе Эмиля за шею, чтобы вновь поцеловать. Чтобы вновь раствориться в нем, а не в своих опасениях. Подрагивающими пальцами она тянется к его рубашке. Пуговицы еле поддаются из-за внезапного нервного тремора, но Лорелай не сдаётся. Дальше она опускает руки ниже, не разрывая поцелуя, тянется к ширинке штанов.

Монтгомери смущена, растеряна и даже немного расстроена. Она и сама не ожидала от себя подобной ранимости, но теперь, кажется, продолжала свои действия почти на автомате, самым мерзким образом решив, что только таким способом сможет удержаться Эмиля рядом.

Колени тоже дрожат, когда девушка медленно разводит их в стороны. Ещё чуть-чуть, и пути назад не будет.