Дождь барабанил по крыше машины. У него был свой, одному ему ведомый ритм. Можно было поддаться ему и настроиться на умиротворяющий лад. А можно — пойти против природы. Таннер пока не решил. Ему не нравился дождь днём, когда его прохладные капли скользили по поверхности начищенных ботинок, грозя испортить их блеск. Он любил его вечером и ночью. Когда переодевался в джинсы и куртку, а затем уходил на поиски приключений. Он так называл это — приключения. Проказы, баловство, шалости. Что угодно, но не то, чем творимое его руками являлось в действительности.

Но как отнестись к дождю в декабре? Наверное с раздражением. Равно как и к резким переменам погоды. Он и проехал то всего ничего — пересёк мост через реку, которая отделяла один город от другого, и даже до Фортвилля не добрался, а уже к лобовому стеклу прилипли снежинки. Одна, две, три — десяток. Декабрь брал свои права. И вот уже шагая к бару, оставив машину где-то в углу стоянки так, чтобы она не бросалась в глаза, Бригам утопал в снегу, что сыпался на него с небес, как в дурацком кино.

Вообще-то его религия запрещала пить алкоголь. А ещё кока колу, кофе, курить. Убивать людей, кстати, тоже, но как известно — иногда можно. Как и стаканчик виски со льдом. Его-то Таннер и заказал у хмурого и вечно всем недовольного Томаса. Бар, с его дубовыми столами и деревянной обшивкой, был брутален, как и его владелец. Говорят, когда-то здесь встречались мафиози, которые приезжали из другого штата к кому-то из своих. Из тех, что почили на лаврах дурной славы, и теперь лишь изредка помогали семье дельным советом. Об этих временах говорили отметины от пуль на стене возле окна. Может быть, конечно, кто-то из забулдыг перепил и устроил пальбу, но легенда была куда красивее. По крайней мере — по мнению местных.

Она привлекла его внимание сразу как только вошла. Светлые волосы, дерзкий макияж. В Бригаме слишком много от хорошего парня, каким его растили, чтобы он навечно думал шаблонами. Раз одинокая женщина заходит ночью в бар — она не против приключений. Шалости. Впрочем, последнее не сегодня. Возможно, не сегодня. Потому, что у Таннера были свои правила. И первые встречные не входили в его тайный список. Невозможно проникнуться человеком, если ты не сказал ему хотя бы пары слов. Ему всегда нужен был душевный контакт. Без этого — всё не то.

Незнакомка садится за стойку. Её локоть почти касается руки Бригама. Он поворачивает голову. Встречается взглядом с блондинкой. Усмехается. Если в обычное время его улыбка полна тепла и радушия, то сейчас их дополняет нечто тревожное. Грустное, быть может? Хотя нет. Он ведь ещё не решил — оплачет ли эту девушку или же отпустит с миром в душе. В его улыбке, во взгляде, в том, как он смотрел на сидящую рядом с ним девушку змеилась тьма. Её было сложно увидеть за фасадом из обаятельных черт и ужимок, но она была здесь, словно часовой на своём посту. И никогда, никогда не спала. Даже не дремала ни разу.

— Не советую брать здесь коктейли. Они ужасны. Лучше что-то чистое, — он смотрит в сторону окна, — Как этот чудесный первый снег. Будь он неладен.

Странник, которого непогода застала в пути. Вот его история. А её? Бригам очень любил хорошие истории.

— Я могу подсказать.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Она отказывает ему. Набивает себе цену или действительно не расположена к знакомствам? Бригаму известно — бывает ведь по разному. Некоторым кажется, что если они скажут: «Нет», то это подстегнет того, кто что-то предлагает войти в раж. И Таннер, даром что сын, внук и правнук проповедников, которым на роду написано лезть к не желающим Божьей благодати изо всех щелей, знает, что такое быть упрямым. Однако сейчас он видит в отказе девушки Господню волю. И отворачивается. Делает глоток, считает до десятки. Медленно. Очень медленно.

Он успел заметить, что она выглядит броско, почти вызывающе, но, при этом, что-то в выражении её лица даже в моторике пальцев, говорит о том, что блондинка — вряд ли так уж проста и однозначна. Студентка? Приехала к родственникам? Может быть — работа? Другой бы сказал — стриптизёрша, но Бригам не любил лёгких путей, равно как и лёгкие ответы. В его случае обмануться, низвергнуть с пьедестала, означало начать кое-что другое, не менее волнующее.

О чем Таннер вспоминал иногда с трепетом, иногда — с отвращением, но думал об этом непрерывно. Эта фантазия — греховная мысль, не покидала его никогда. Как семечко яблока, что забилось между зубов. Оно всегда — где-то тут. Кружит над головой, ползёт под ногами, скалится из-за угла. Он никогда не был одинок. Потому, что всегда в его голове жила мысль о смерти. Чужой смерти. Как избавлении от зла бытия.

Он пришёл в этот мир, чтобы спасти несчастных. Всех тех, что звонили по телефону доверия и, захлебываясь слезами, говорили о том, как им больно. Его сердце не могло выдержать столько боли. Тогда и появилась идея о миссии. Та, что грела Бригама в эту ночь. Но конечно было и кое-что ещё. Помимо фантазий о спасении. Он сам ощущал боль и стремился выплеснуть её, как гной из раны. Когда лилась кровь болело чуть меньше. О да.

Восемь. Девять. Десять. Теперь он снова смотрит на блондинку. Передумала. Почему-то Таннер не удивлён. Ему нравится глядеть на то, как снежинки тают в её волосах. Она красива. Слишком — для этого захолустья. И это снова пробуждает массу вопросов. Но мужчина не задаёт ни одного. Пока.

Делает знак Томасу, заказывает выпивку — для дамы виски с колой, для себя — текилу. Жестом приглашает сесть за столик. Закуривает. Ещё один грешок, который никогда бы не сделал тот, другой Бригам. Тот, другой носит запонки и отглаженные рубашки. А этот — чёрную косуху и джинсы. Роднит одежду лишь цена. Тот, другой никогда бы не пошёл в бар. Но его и не знают в ночном Фортвилле. Он спит сейчас в кровати своего дома на Шарминг-стрит, утром встанет и отправится в свой кабинет «Центра психологической помощи». Именно туда звонили все те девушки, кто пропал в окрестностях. Заблудшие души обрели покой.

— Итак, — Бригам улыбается, — Ты здесь по делам или на отдыхе? Да, предлагаю без церемоний — сразу на «ты».

В уголках глаз сбились морщинки. Его имя — Джереми. И Таннер не врёт. Просто представляется вторым своим именем.

— А как мне называть тебя?

Он откидывается немного назад и смотрит собеседнице в лицо. Его взгляд — прямой, открытый. Если ей захочется, то она прочитает в нём всё, что нужно. Вот только редко у кого хватает пытливости на это.

— Если не хочешь откровенничать — не надо. Придумай, что захочешь. Да и тебе… Вряд ли интересна моя правда.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Немецкое имя и забавная работа. Он так про себя её и назвал — забавная, потому, что нет ничего веселее, когда человек, сам того не ожидая является прямо по адресу. Уж кому кому здесь, а Бригаму было что рассказать журналистке о пропавших девушках. Но он, конечно же, никогда не стал бы этого делать. Впрочем — никогда не говори никогда. Возможно его потянет на откровенность с ней. Но в другом месте. При других обстоятельствах. Эта мысль пробудила на губах Таннера почти мечтательную улыбку. Взгляд его потеплел, заискрился. Он словно был бесконечно счастлив тому, что слышал. Словно Ванда сказала нечто такое, о чем он мечтал. Если не всю жизнь, то хотя бы какую-то её часть.

Он ведь сейчас был иным. Не таким, как в другое время. Неуловимо, но всё в нём менялось — мимика, выражение лица, тон голоса. Это можно было списать на алкоголь или вещества, но дело было в другом. Сам Таннер считал, что повинна в том луна и Проведение. Рука Бога им руководила и направляла. Иисус для того и пришёл на землю, чтобы на его плечи взваливали всё то дерьмо, что творили психопаты вроде Бригама Таннера — про это в богословских книжках не пишут, но это верно. Как и то, что эта журналисточка возможно себе карьеру построит на разоблачении маньяка. Если доживёт.

Бригам оскалился. В одно мгновение мягкость улыбки исчезла.

— Слыхал. Бедные девушки. Мне очень жаль. Но … Может быть они ещё вернутся. Не обязательно же случилось непоправимое.

В эту минуту он ему действительно было жаль. От чистого сердца. От всей души.

— Моя работа связана… хм… Скажем так — с лечением. Не обязательно носить белый халат, чтобы спасать людей. Не так ли?

Даже скорее наоборот. Дома, откуда Бринам уехал уже давно, с врачами у него были сложные отношения. Здесь, за многие мили от штата Юта, было куда проще. Но настороженность всё же осталась.

— Не люблю больницы, — вдруг выдаёт Таннер, — Там одно лишь одиночество. Тебе не кажется, что это печально?

Теперь Бригам говорит непринужденно. Даже снова веселеет, будто тема, которую он затронул его очень забавляет. Хотя скорее всего так и есть. Алкоголь и взбудораженные нервы. Он ощущает себя очень ломким, ненадежным и ему это чертовски нравится.

— Отчасти, — он живёт по ту сторону реки, но во Фортвилле бывает регулярно — как тут не считать себя аборигеном? — И нет. Я не люблю большие города. Мне ближе покой крошечных.

Хотя в большом городе было бы проще затеряться. Он делает глоток.

— Как намерена развлекать себя, Ванда? Гадать кто же тот самый злодей?

Бригам наклоняется чуть ближе

— Тебя манит слава или опасность? Карьера или риск? Просто интересно — ради чего стоило сюда ехать. И стоило ли.

Его тон не звучит грубо. Участливо — да. А ещё ему очень хочется пригласить Ванду к себе, усадить напротив и рассказать ей всё, как есть. Во всех подробностях. Дать полное и честное интервью. Безумная мысль — последствие ломкости в сознании. Но очень соблазнительное. Она ведь сюда ради него приехала, но пока этого не знает. Можно сказать — за своей судьбой пришла.

— Если бы нашла кого-то из этих девушек — взяла бы интервью?

И он уже знает, как это устроить.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

На самом деле всё проще простого — он сейчас предложит ей переместиться куда-то ещё, а по дороге…  Но нет. У Бригама срабатывает то, что он именует, как и его братья по вере, откровением. Господь говорит с ним. И Господь велит ему сидеть на месте. И слушать. Желательно — очень внимательно. Потому, что то, что потом говорит Ванда — интересно необычайно. Ее слова, вкупе с ощущением, которые они рождают, пробуждают в Таннере странное. Это и страх, и очарование, и тоска — немка, безусловно, лжёт. Вероятно на его след напала полиция, а она та, кто манит в ловушку. Если так, то это жестоко. Куда более жестоко, чем то, что творит он. Потому, что Бригам освобождает страждущих, в то время как полиция и Лаванда с ними на пару, желают ему помешать спасти невинных.

Но есть что-то ещё. Не так ли Таннер? Она тебе нравится — эта блондинистая сучка. Очень нравится. Проклятая блудница. Дщерь ада. И ты будешь гореть в пламени вместе с ней, если вдруг решишься на неверный, глупый шаг.

— Тёмная сторона? — его интерес — небрежен. Так может спросить любой мужчина, который слушает болтовню женщины, которая ему интересна и только. Но на самом деле зверь в нём впитывает каждое слово Ванды, — И что же тебе хочется узнать? Щекочут нервы подробности преступлений? Или…

Праздный интерес? Было бы печально, если так. Бригам делает ещё один глоток. Смотрит на Лаванду пристально. Ему хочется верить в то, что она говорит. Отчаянно хочется, потому, что… А почему, собственно? Он, что же, хочет понимания? Может быть благословения? Смешно! Его просто разобрало от самой ситуации и того, что собеседница — смазливая особа. Только и всего.

Дурак.

— В «Джен Эйр» парень посадил свою жену под замок. Неизвестно сколько у него было таких жён.

Эта реплика прозвучала ядовито, почти зло. Таннер сделал знак официантке, чтобы та принесла ещё одну порцию. Нет, двойную порцию.

— Беседами по душам. В основном, — мгновение и тон Бригама снова мягок. Он смотрит на Ванду лукаво, — Может быть у него есть причины? И они тебе не понравятся… Тогда тоже сможешь постараться… Понять?

Разговоры. Разговоры. Ни о чем. Без доказательств это всё — фантазии. Приятные для него, но фантазии. Трудно наслаждаться одному. Это Таннер понял в свой первый раз. Трудно молчать и не крикнуть о своём восторге на весь свет. Поэтому он начал подбрасывать свои маленькие «комплименты». Но этого было мало. Так мало.

— Ты действительно хочешь знать?

Это игра. Всего лишь игра. Ему хочется поиграть — сейчас, как никогда. Бригам берёт Ванду за руку. Поглаживает. Очень осторожно. Почти успокаивая. Если захочешь — всё узнаешь. Он недостаточно пьян для того, чтобы быть настолько откровенным, но… 

— Возможно у меня есть кое-что для тебя. Правда… Что я получу взамен?

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Душа. А была ли у него душа? Бригам уже давно не касался таких аспектов своей личности, ибо часть его сознания, всё же, хранила устои и заветы религии, которая питала его ум и сердце. Где-то там, на задворках памяти, совесть шептала ему о том, что тот путь, который избрал он — неверен. Что Таннер — оступился и пошёл по кривой дорожке. Свернул не туда. И разумеется ему требовалось заглушить этот бессмысленный ропот. Переключить радио на другую волну. Однако не хватало сил. Не хватало сил поступить так, потому, что Бригам, по непонятной для него причине, искал одобрения со стороны. Ему требовалось, чтобы с небес сошёл ангел, и возвестил о том, что он несёт свет и не должен сомневаться. Он желал пути Джозефа Смита, но не находил.

До этого момента.

Потому, что когда с губ Ванды сорвалось слово: "Душа", Таннер поднял голову и слегка улыбнулся. Не обязательно ангелы — светлы и чисты. Иногда они являются в более причудливых обличьях. Да и кто сказал, что у каждого человека на этой планете свой, шаблонный, светлый ангел. Может быть у такого, как Бригам совсем другой. Ангел сотканный из сумрака, молодой луны,затмения и рассвета. Пьющий виски и не боящейся сказать смерти в лицо: "Я иду за тобой".

— Попробуй. Там была чудесная фраза: "Мужчина ничего не стоит, если в нем нет чего-то дьявольского". А ты как считаешь? — он дразнит её, и тон его тоже игрив, хотя взгляд голубых глаз очень серьёзен. Он словно проверяет, испытывает Ванду, и каждая его попытка — одна маленькая победа.

Он размышляет над тем — расскажет ли ей, и если да, то насколько откровенно. То, что Таннер планирует сделать, сущая нелепица и глупость. Он сам тянет себя на дно и падёт на него, если ошибся в собственных расчётах. Но нечто, от чего Бригам не может отделаться, смущает. Побуждает вести себя неосторожно. Он ведь так долго ждал. Так долго молчал. Это невыносимо.

Возможно стоит действовать постепенно. Шаг за шагом. Останавливаться, когда это ещё возможно. Пока у него хватит сил. Возможно он сходит с ума. Это слишком жестоко. Всё слишком жестоко — жизнь поступила с ним несправедливо. Как и с теми, кому он пытался помочь.

Нет. Деньги ему не нужны.

Она прекрасно это понимает. Господь! Она слишком хорошо его понимает, даже не зная этого. Интуиция или промысел Божий — гадать Таннер не любит. Равно как и ждать. Поэтому он послушно идёт за Вандой. Он всё ещё помнит то славное ощущение, которое породило в нём прикосновение её пальцев. Трепет.

Она прижимается спиной к запертой двери. Номер в пастельных тонах, возможно даже слишком светлых из-за чего в мотеле, должно быть, не самые довольные жизнью горничные. Взгляд Бригама останавливается на щеке Лаванды. Там отпечаталась тушь для ресниц. Должно быть размазалась, когда девушка шла под снегом. Слегка усмехнувшись, Таннер касается этого следа кончиком пальца. Она заметно ниже его ростом и наверно он мог бы поднять её с пола одним движением. Мог бы. И сломать шею без лишнего труда. Но это всё — расточительство слепца. А Бригам Таннер не слепец.

— Думаешь, что тебе поможет моё имя? — без угрозы в голосе спрашивает он, чуть склонив голову на бок, — Или это что-то типа игры ... Как там? Правда или действие?

Он ведёт пальцем вниз, размазывая черную краску по щеке. Похоже теперь на слезу. Но она ведь не плачет. И не должна.

— Хорошо. Я выбираю правду. Меня зовут — Бригам. Теперь твоя очередь. Выбирай.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Ему нравится слушать. Ему нравится наблюдать.

Из-за того, что ему нравится слушать, он и выбрал свою профессию — Центр психологической помощи, с мягкими креслами и милыми операторками на телефонах. Добрый день, чем я могу вам помочь?

Из-за того, что ему нравилось наблюдать Бригам подмечал тысячу мелочей и слыл человеком проницательным. Но дело было не в этом. В нём говорил охотник. Тот, что выслеживает жертву. И эта особенность жила в нём всегда — столько, сколько он себя помнил. Таннер ведь никогда не был нормальным. Он всегда был другим. Не таким, как все. Как его братья и сестры. Как родители. Нет, парией не слыл, однако живя в большой семье всегда сознавал — ему там не место. Потому бесконечно радовался, что его отправили с миссией в Вайоминг. А потом он уехал ещё дальше. Не желал, чтобы что-либо привязывало его к одному месту.

Когда он задумался о своей истинной миссии? До переезда Вайоминг или позже? Бригам не помнил. Ему казалось, что эта мысль всегда в нём жила. Просто однажды вырвалась на волю. И не его вина в том, что мир этот так несправедлив. Люди не должны страдать, пусть даже Господь считает иначе. Иногда Таннера заботил вопрос — кем он считает себя: вторым Спасителем, пророком или богоборцем? Но в итоге он так и не решил. Он слишком любил Господа, чтобы бороться с ним, но и слишком явственно понимал — Отец Небесный несправедлив. А это значит, что кое-какие его решения можно и нужно исправлять.

Миттернахт садится на кровать, смотрит на него так, словно уже приняла решение. То самое, которого он так ждал. Тянется к чемодану, чтобы достать шоколад. Это вызывает улыбку у Бригама. Он не отвечает на её вопрос, лишь кивает, продолжая не сводить с неё глаз. Она ведь красива. Но дело не только в этом. Красивых много. Больше, чем может вынести взор. Но счастлива ли она? Это куда важнее.

— Мне было двадцать четыре. Я приехал в Шайенн, штат Вайоминг, и провел там всё время своего миссионерства. Она была ... Знаешь, она была очень несчастна. Два развода, потеря дома. Мне было больно видеть её слезы. И тогда я понял, — слова лились помимо его воли, — Что Господь дал мне особую миссию. Куда более важную, чем та, которая была дарована мне Церковью Иисуса Христа святых последних дней.

Таннер смотрит на Ванду с почти что тревогой. Нет, не потому, что наговорил лишнего. Он пока ещё не раскаивается. Сейчас он уверен, что поступил правильно. Ему важно другое — знать и сознавать то, что она поняла. Приняла то, что ей сказал так, как должно. Он желал увидеть чудо Господне перед собой — человека, чей дух был гораздо сильнее, нежели чем законы человеческие. Человека, которым руководили бы не нормы изменчивой морали, а свои принципы и мысли. Человека, похожего на него самого.

Шоколад был молочным. Таял во рту и пачкал губы. Машинально Бригам слизнул шоколад с кончиков пальцев Ванды, перед тем, как задать свой вопрос.

— Ты думала о том, чтобы лишить кого-то жизни во благо чего-то? Или хотела испытать свою душу на прочность?

Он понял бы и то, и другое. Потому, что сам руководствовался этими же мотивами. Вера без испытаний — тлеет. И Бригам Таннер знал, как испытать себя так, чтобы укрепить веру в благодать Божью.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Он мог бы жениться. И обзавестись детьми. Он мог бы уйти из Церкви Иисуса Христа Святых последних дней и примкнуть Фундаменталистской церкви Иисуса Христа святых последних дней, чтобы с чистой совестью жениться дважды, трижды, а то и больше. Но Бригам не делал ни того, ни другого. Потому, что не хотел плодить страдания в этом мире. Он не желал, чтобы его дети несли на себе печать боли бытия, и потому счёл, что одиночество — его единственный путь. Нет, теперь уже не единственный, но тем ни менее — неизменный.

— Ты остановилась потому, что твоя цель была… Слишком размыта, — задумчиво проговорил Таннер, — Поверь, что любопытства и злости недостаточно. Всегда нужно…  Что-то ещё.

Сейчас она кажется почти крошечной рядом с ним. Гнев, что отражается в её глазах, делает Ванду ещё более красивой и… Желанной? До этой минуты Бригам не думал — хочет он её или нет. Но в итоге решает, что да. И плевать на всё. Опьянение развязывает не только язык, но и фантазию. Он не желает причинять ей боль. Не сегодня во всяком случае. Но и не хочет, чтобы Ванда сопротивлялась ему. Боится, что та, ненароком, разбудит зверя. В нём нет ничего от джентльмена — если бы он не был тем, кем был, то ему ничто не помешало бы заставить девушку. Уж точно не мораль и просьбы. Потому Бригам очень осторожен. Один неверный шаг с её стороны, один неверный с его и он вспыхнет.

— Нет, — после минутного раздумья отвечает он, — Иногда и слез недостаточно. Поэтому, — Таннер склоняется к Ванде, теперь его лицо совсем близко от её лица, — Если я убью тебя, то не из-за твоих слез.

Может быть сейчас он её даже разочаровал. Иногда с женщинами очень сложно. Трудно угадать, что у них на уме. Но у Миттернахт к нему накопилась дюжина вопросов. Это даже забавно. Впрочем, часть из них Таннер поначалу игнорирует.

— Покой, освобождение, счастье. Я знаю, что поступаю правильно, и это вселяет в меня уверенность в том, что необходимо продолжать, — Бригам медлит, — Ведь я всем им помог. Каждая была очень несчастна. Господь был несправедлив с ними, и я получил откровение — иди и исправь то, что несправедливо.

О, он был так уверен в том что говорит! Ни на минуту не сомневался в себе. Она пожелала его услышать и услышала всю ту правду, на которую Таннер был способен.

— Двадцать счастливых женщин теперь живут на небесах, — говорит так, словно отчитывается куратору о том, сколько обратил в свою веру новичков, — А тела… Не хочу говорить. Могу… Показать кое-что, если захочешь.

С телами у него всегда некоторые сложности. Иногда его раздражает сам процесс доставки своих подопечных в райские кущи, и он хочет сделать это быстро. Иногда, наоборот — ждёт и выбирает время. Неизменно лишь то, что каждая из этих женщин оставила неизгладимый отпечаток в его душе. И маленький сувенир на память.

Её ладошки ложатся ему на плечи. Бригам усмехается, заглядывает Ванде прямоту глаза.

— Мне нравится то, что ты слушаешь меня, — честно признается он, — Если ты оставишь в тайне наше знакомство — некролога не будет. Ты же не разочаруешь меня, правда, Ванда? Ты же не из тех, кто заманивает в ловушку, чтобы потом вогнать нож в спину? Убийц среди нас куда больше, чем кажется. Только их не арестовывают и не судят.

Он кладёт руки ей на талию, слегка покачивая, будто слышит музыку. Ещё секунда и вот Бригам весьма красноречиво прижимает к себе девушку, касается губами ее губ. На них еще чувствуется привкус шоколада. Если Лаванда предполагает, что с ним можно шутить, то она глубоко заблуждается. Таннер хватает её за запястье, тянет на себя. Сейчас в глубине его зрачков плещется то самое, что именуют безумием.

Её волосы касаются его щеки, когда Бригам целует Лаванду в шею. Касается языком её кожи. Он отводит волосы назад, сгребает их в кулак. Медлит. Лишь долю секунды.

— Ты же понимаешь, что так просто ты не уйдёшь.

Звучит, как утверждение. Он даже не сомневается в том, что просто эта ночь не закончится.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!