Алекс пододвинул к ней пакет с пирожками, но Лера не могла на них даже смотреть. Просто робко улыбнулась, пытаясь поймать его взгляд, но затем перевела взор на заснеженный лес за окном. Вздохнула тяжело, прикрыла веки. Девушка чувствовала себя странно. Опустошенно, не живо. Казалось, даже голова немного кружилась от постоянно накатывающих волн полнейшего отчаяния. Серёжа умер практически у неё на руках. И она никогда не простит этого себе. Никогда. Лера понимала, что травмирует Алекса своим поведением, но это состояние было не побороть. Она жутко боялась, что он снова постарается заслать ее куда-то, держать подальше от себя якобы для ее же безопасности. Она ведь ненормальная. Всегда была, а теперь будет вдвойне.

Алекс спрашивает ее о Москве. Думая о столице, Белова все же немного расслаблялась, чувствовала легкое успокоение. Скоро она будет дома, сможет повидать маму и папу.

- Да, у меня есть одна идейка, - вяло отвечает блондинка. - Только.. ну. Не спрашивай пока.

Отчего-то она была уверена, что Тарасов не слишком поддержит ее мысль заявиться на порог к ее родителям. Но это был единственный выход. У Леры семья была очень хорошая, и ей не хотелось их подставлять, но иного выхода сейчас не было. Им нужно безопасное место. А ей, кажется, нужно поплакаться на руках у мамы. Возвращение блудной дочери. Внезапно Москва стала казаться гораздо более привлекательной, нежели Петербург. Все же она сильно соскучилась.

К еде Белова так и не притронулась, но вскоре задремала, приложившись щекой к холодному стеклу. Ленинградский вокзал встретил их снегопадом. Вещей у них с собой было немного, а ноги, обутые в убитые мартинсы, но и дело разъезжались на льду. Лера была слишком слаба, чтобы идти самой, потому цеплялась за локоть Тарасова как за спасательный круг.

- Никакого метро, - нахмурилась девушка. Похоже, превращается в параноика. - Вон там стоят таксисты.

Тучный армянин, назвавшийся Альбертом, всю дорогу с сильным акцентом трещал и жаловался на обильные осадки. Машина была старой, провоняла бензином насквозь, отчего в ней укачивало ещё сильнее.

- А вы, ребят, женаты? - вдруг поинтересовался водитель.

- Да, - ответила Белова, немного грустно улыбнувшись.

Ей все ещё было тяжело свыкнуться со своими рухнувшими местами. Они втроём могли бы стать настоящей бандой в хорошем смысле этого слова. Казалось, теперь она просто живет теми вещами, моментами, что навоображала себе и потеряла, так и не успев получить.  Лера нашарила в темноте салона руку Алекса, крепко сжала его ладонь озябшими пальцами, стараясь унять их дрожь. Вскоре машина заехала на небольшую улочку, минуя цыганский театр, и притормозила у одной из хрущевок. Тарасов расплатился с не затыкающимся таксистом, и Лера повела его во двор за шлагбаум.

- Ладно, теперь я приоткрою завесу тайны. Но только не ругайся.

Мысль о встрече с родителями причиняла боль и дискомфорт, даже не смотря на то, что девушка была уверена, что на улице их никто не оставит. Сейчас ей нужна была из молчаливая поддержка. И, надеется она, мама с папой это поймут и не станут вступать в конфронтацию с ее мужчиной. В конце концов, в ином случае им придётся уйти навсегда.

- Нам сюда, - зайдя в подъезд, Лера сразу же подметила, что его неплохо отремонтировали за то время, что она провела в Питере.

Она робко нажала на дверной звонок, пряча глаза от Тарасова. Дверь открыли лишь спустя пару минут. Мама всегда была недоверчива к поздним гостям. Теперь же Лера увидела ее, измученную и будто бы не спавшую ночами, и сердце ее болезненно сжалось. Она вновь переплела свои пальцы с пальцами Алекса.

- Привет, мам.

Пончик, похожий на большую чёрную пантеру, набрасывается на Алекса с бесконечной собачьей любовью и нежностью, прижимая мужчину спиной к вешалкам с шубами Леры. Девушка тепло усмехается, а затем оглядывает родную прихожую, останавливаясь на лицах своих родителей поочерёдно. Кажется, вот и мама выходит из ступора, шок отступает назад, и женщина наконец стискивает дочь в крепких объятиях.

- Господи, Лера, - Виола Александровна практически рыдает.  - Мы же… Мы же думали, что тебя больше нет.

- Со мной все в порядке, - надломленно отвечает младшая Белова. - По крайней мере, физически.

Отец все ещё стоит на месте, в дверях, и хмуро оглядывает дочь и ее гостя. Андрея Васильевича не обмануть - сидельцев он встречал. И не раз в жизни. Но, не смотря на страх за Валерию, он знал, благодаря своему бурному прошлому в девяностых, что часто страдают таким образом совершенно нормальные парни. Он и сам мог бы стать таким когда-то, если бы не мама Леры. Потому мужчина делает шаг вперёд и, отодвинув за ошейник Пончика в сторону, потягивает Алексею широкую ладонь, представляясь. Затем то же самое повторяет и Виола Александровна.

- Ты объяснишь нам, что произошло с Питере? - с тревогой спрашивает мать.

- Да, я… - Лера запинается, ловит взгляд Тарасова, ища поддержку. - Позже. Да. Расскажу.

- Вы, наверное, ребята, голодные? - Виола пытается храбриться, но дурой она не была - прекрасно понимала, что перед ней тот самый мужчина, из-за которого дочь ступила на скользкую дорожку. Случилось то, чего она всегда и боялась. И всегда знала, что так все и будет. Но от Леры она не отступится. Особенно, если теперь она сама вернулась домой.

- Я бы хотела для начала закинуть вещи в комнату, - а улыбка у девушки кривая, ломанная.

Они с Алексом разуваются, снимают куртки и, конечно, в сопровождении невероятно радостного чёрного питбуля, направляются в комнату, что служила маленькой Лерочке спальней. На стенах до сих пор красовались обои со светящимися в темноте звёздами. А на той стене, что шла параллельно кровати, обоев не было вовсе, зато она вся была исписана и разрисована больными фантазиями странного подростка, коим и была Белова раньше.

- Может, здесь не очень уютно, - пожала плечами Белова. - Но зато безопасно. Прости, что не предупредила тебя, но моим родителям можно доверять. Правда.

Вещей у них было мало. Только одна спортивная сумка в руках у Алекса и замызганный зимней грязью шоппер у Леры.

- Скоро найдём своё жильё, а пока лучше побыть здесь, - она наконец смотрит Тарасову в глаза, поворачивается всем корпусом, кладёт руки ему на плечи. - В Москве круто. Ты скоро привыкнешь.

Вернувшись обратно в столицу, все питерские события стали казаться сном. Словно ничего и не изменилось. Только то, что теперь у Леры был Алексей. А вот Разумовский… Разумовский казался миражом. Будто она его сама выдумала. И так было, действительно, менее больно. Москва была очень правильным решением.

Лера была трудным подростком. Очень депрессивным, пропускавшим занятия в школе по несколько недель, лёжа зубами в стенке и глотая собственные слёзы. Удивительно, как ей хватило сил закончить медицинский. На стене рядом с кроватью, где девушка содрала обои, было много рисунков: строчки из грустных песен об отсутствии в мире Бога и справедливости, портрет Ричарда Рамиреса и большой рисунок грязного Готэм-Сити. Сейчас, оглядев творчество своей юности, Белова грустно усмехнулась. Если бы той девочке сказали, в какой ситуации она ныне оказалась, наверное, маленькая Лера была бы в восторге.

Алекс говорит, что ему здесь нравится, и блондинка вновь усмехается. Борозда на сердце больно натягивается, когда Тарасов обнимает и целует ее. А Пончику жених хозяйки явно очень понравился, учитывая то, что питбуль от него буквально не отлипал. Мама позвала их обедать - Лера аж икнула от нервозности. Она видела, что мужчина очень храбрится, и чувствовала, что в данной ситуации именно она должна стать для него опорой.

- Да, пошли, - мягко улыбнулась девушка, погладив его по руке.

За обеденным столом на небольшой кухне было не так много места, что сейчас внезапно давило на Белову. Казалось, у неё вот-вот начнётся паническая атака из-за неожиданно объявившейся клаустрофобии. Есть она по-прежнему не могла, так что просто водила вилкой по тарелке, размазывая пюре и куриную печенку. Родители молчали, периодически с опаской и легким осуждением поглядывая на дочь.

- Как дела в компании? - неловко откашлявшись, нарушила тишину Лера, обращаясь к отцу.

- Расширяемся, - хмуро ответил Андрей Васильевич, делая глоток виски из стакана. - Алекс, - мужчина резко перевёл взгляд цепких глаз на бойфренда дочери. - Не хочешь выпить?

Виола Александровна потупила взгляд, рассеянно уставившись на своего мужа. Она по-прежнему понимала, что все ее опасения подтвердились, дочь ввязалась в криминал. И ее вряд ли уже поставишь на «путь истинный». Так что все, что они с отцом они могли сделать для дочери, это приютить явных беглецов у себя. Им придётся смириться.

- Надо выгулять Пончика, - было начала мать, но оказалась перебита Лерой:

- Мы выгуляем, - подорвалась девушка со своего места, отодвигая в сторону нетронутую тарелку с едой. - Заодно покажу Алексу район.

Лера боялась, что сейчас начнутся расспросы: кто, куда, откуда? Что случилось тогда в полицейском участке? Что, господи прости, случилось в Чумном Форте? Но блондинка собиралась четко показать родителям, что с Тарасовым она отныне и навсегда. Потому, взяв его за руку и переплетя его пальцы со своими, она потащила парня обратно в прихожую, попутно надевая на Пончика розовый ошейник с шипами.

- Ты спрашивал, кто держит наш район, - она вспомнила о его вопросе лишь на улице. - Вроде как чеченцы, ещё с самых девяностых.

Идти было тяжело - под ногами было месиво из льда и слякоти. Уже вторую зиму в Москве не убирали нормально снег, потому Белова постоянно скользила, когда пёс тянул ее к деревьям. Тяжело вздохнув, она сдалась и отдала поводок Алексу с робкой улыбкой.

- Вообще, район здесь приятный, - она вела его вдоль родной улицы, впитавшей в себя столько воспоминаний. - Вон там знаменитый ресторан «Яръ».

В голове роилось много мыслей, отравленных токсичной болью. Последние полгода, проведённые в Петербурге, теперь казались лишь сном. Словно Лерочка все ещё была подростком с тягой к суициду, и только Тарасов, идущий рядом, напоминал, что все это было. Они уже проходили мимо известного «Советского», когда вдруг Белова споткнулась - чудом не упала, пойманная Алексом.

- Да что там такое? - раздраженно пробухтела девушка, посмотрев себе под ноги.

Там лежал какой-то небольшой предмет, припорошенный снегом. Она нагнулась и взяла его в руки. Это кошелёк. Сердце азартно забарабанило. Прошлая Лера, хорошая девочка, не стала бы забирать его себе, но вот новая…

- Здесь тридцать тысяч, - прошептала блондинка, зачарованно глядя в глаза любимого. - Конечно, сумма мизерная, но будем считать стартовым капиталом, мм?

И только теперь она рассмеялась. Впервые с ночи, когда погиб Разумовский.

Лере снились кошмары. Огонь вновь и вновь пожирал Чумной Форт, плюясь сажей, пытаясь обласкать тело девушки языками пламени. Она вновь и вновь слышала голос Серёжи, вновь и вновь ощущала его кровь на своих пальцах. Белова пыталась кричать, но в итоге лишь кашляла и хрипло сипела, глотая слёзы. Птица обнимал ее большими чёрными крыльями, слизывая слезинки с ее щёк. Ей снилось, как крошатся ее зубы. Будучи несуеверной, она не придавала подобному значения, хотя ее мама всегда говорила, что выпадающие во сне зубы - к чьей-то смерти.

Ей снилось, как она тонет. Вязнет в болоте, барахтается, но тонет лишь сильнее. Лера уже почти готова принять смерть.

Блондинка подскакивает ранним утром - кажется, сейчас около пяти часов. На улице ещё темно, а гребаная зима все никак, никак не кончится. Лера плачет. Тихо задыхается, стараясь не разбудить спящего рядом Алекса.

Когда во мне приходит тьма, я снова ищу тебя (с)

Лера затыкает уши наушниками, включая свою любимую polnalyubvi, поднимается с кровати, меряет комнату шагами, вся трясётся. Она не спасла его. Она погубила его. Того парня с рыжий волосами и грустными, грустными глазами. Не будь она так самоуверенна, больна, Разумовский был бы жив.

Она, в принципе, должно быть, плохой человек.

И я вновь просыпаюсь,
С каждым днём все сильнее
Ощущая под кожей боль резкой потери
Будто вырвали сердце, оставив лишь рану
В которой уверенно, но медленно вянут
Мои чувства - лишь крики в пустоты вселенной,
Наполненной эхом безысходных возмездий
В мире этом остались лишь бури и кратеры
И сердце, что верно и хорошо спрятано

Она тихо, шепотом, подпевает любимой исполнительнице, курит свои ментоловые сигареты в открытую форточку, из которой в комнату тянется морозный воздух. Пёс, Пончик, явно недоволен. Питбуль спал с ней и Тарасовым в кровати, а теперь, когда хозяйка решила устроить здесь морозильную камеру, Пончик нагло влез к Алексу под одеяло.

Лера смотрела на свою размалеванную стену, и все здесь вызывало у неё отвращение. Ткни ее палкой - устроит истерику. Хотя, кажется, это Белова уже и делает. Только тихо. Молчаливо. Резко взбесившись на себя, свою уродскую жизнь, уродское прошлое, блондинка хватает со стола чёрный маркёр и встаёт ногами на скрипучий диван. Переступив через собаку и спящего любимого, девушка яростно принимается зачеркивать все, что она писала и рисовала, будучи подростком. Будто это поможет ей стереть себя. Вовсе. Как личность. Уничтожить себя в истории, в самой утробе.

Когда во сне приходит тьма, я снова ищу тебя
В лицах прохожих чужих, когда-то все же родных
Их давно уже рядом ведь нет, но катится мне же во след
Прошлое камнем в груди, чужой среди своих

В какой-то момент Лера падает на колени, пытается выровнять дыхание, но у неё не выходит. Тем же чёрным маркёром она принимается рисовать здание в чёрном пламени на пустом участке стены.

Москва ей отвратительна. Вся радость от возвращения домой вмиг испарилась. Лера внезапно почувствовала, что у неё нет.. нет дома.

Девочка уже слишком, слишком давно не принимает свои таблетки.

Весь вчерашний вечер, радость от гребаного кошелька с деньгами.. Будто это было не с ней вовсе.

Приступ дереализации не завершается даже тогда, когда девушка внезапно чувствует руку Алекса на своём плече. Она испуганно дергается, смотрит на него пустыми, заплаканными глазами.

- Я погублю тебя, - шепчет Лера, осознав, что разбудила Тарасова. - Как я его погубила. Погублю, погублю, погублю.

Она не могла объяснить, что именно произошло. Просто в какой-то момент в глазах повысилась контрастность, а голову заполнил шёпот, так напоминающий тон Птицы. Доппельгенгер Разумовского все обвинял и обвинял Леру в том, что произошло. И она верила. Верила, потому что все это было чистой, истинной правдой. Если бы не ее опрометчивость…

Алекс успокаивает ее, прижимает к дивану, забирается сверху, не позволяя девушке вновь подскочить. Маркер вываливается из ее дрожащих пальцев, падает на пол. Она плачет. Снова плачет.

- Случилась я, - шепчет Белова в ответ. - Я не решаю за тебя. Моя гребаная жизнь решает.

Шрам от Птицы на руке зудит. Он давно зажил, но, после смерти своего истинного хозяина, стал фантомно болеть.

Тарасов мягко касается своими губами губ Беловой, но она болезненно хмурится. Нечто словно выталкивало ее из собственного тела, из этого мира. Скитайся отныне в пустом, чёрном космосе. В богом забытой тьме.

- Я.. Я не могу.

В другой руке она все ещё держала телефон, из наушников играла другая песня.

Окутанный пледом тепла, что сгорает
Вонзаясь, как тысячи гроз
Своими глазами я сделаю море
Чтоб ветер нас вместе унёс
Я не чувствую больше ничего,
Я никак и ничто

Лихорадка. Ужасная лихорадка, испарина на лбу. Лера чувствовала, словно она рушится на кусочки.

- От связи с вором? - кое-как криво усмехается блондинка. - А ты что хотел от связи с сумасшедшей?

Вся ее жизнь была провалом. Единственным, чего она добилась, была любимая работа. И ту Белова просрала. У неё больше ничего нет. Нет Леры, она стёрта ластиком с промокшей, пропитанной кровью тетрадной страницы.

Она ведь, правда, любила Серёжу. Любила гребанного Птицу. Первый показывал ей, что в ней ещё есть добро и любовь. Второй же — второй раскрывал всю ее гнилую суть, пролезал в самую тёмную душонку. И теперь, когда обоих не было, Лера потерялась.

Тарасов касается ее груди, а Белова, вместо задорного визга, начинает плакать. Снова. Девушка взревела, будто ее грудную клетку вскрывают заживо, выворачивают рёбра наизнанку.

Пончик пугается поведения хозяйки, забивает в угол, принимается подвывать. Вскоре в комнату забегает мама Леры.

- Неужели опять началось, - причитает женщина, на ее глазах тоже блестят слёзы. - Лера, Лерочка..

Виола Александровна присаживается на корточки в изголовья дивана, гладит дочь по взмокшему лбу.

- Дорогая, - продолжает мать. - Свяжись с Линой. Твоей одногруппницей, она должна посоветовать врача. 

В дверях показался хмурый отец.

- Алекс, - обращается Виола к любимому ее дочери. - Проследи, чтобы она сходила на приём. Пожалуйста.

И, слегка помолчав, добавляет:

- Как давно она не принимает свои препараты?

Лера же злорадно смеётся сквозь истерику.

- Вот так, да? Вы ждёте, что я буду идеальной куколкой на фенобарбитале? А ничего, что я потеряла важного для себя человека? Никого не волнует?

Девушка сведёт себя, словно бесноватая. Отец не выдерживает, проходит в комнату, все такой же хмурый, скрещивает руки на груди.

- Я говорил, что ей нельзя идти в эту профессию, - резюмирует мужчина. - Первый же серьёзный психопат в ее карьере, и она устраивает ему побег.

Конечно, родители знали ее как облупленную. Конечно, они догадались, что их дочь причастна к пожару в Чумном Форте.

- Завтра же встречаешься с Линой.

Казалось, в ушах все ещё слышался шум прибоя. Вода вспенивалась, ударяясь о темные стены Чумного Форта. Лера привыкла слышать этот звук из своего небольшого рабочего кабинета. Но затем видение сменяется другим. Девушка почти осязаемо чувствует, как касается кончиками пальцев рыжих мягких волос. Ещё постараться - она даже ещё сможет вспомнить их запах.

Одно дело, когда ты зациклен на человеке, который не рядом с тобой, но хотя бы жив. Это больно, просто невыносимо, но, когда ты знаешь, что этого человека больше нет.. Больше нигде нет и никогда не будет. Он не существует. Может, Разумовский и вовсе привиделся Беловой? Был лишь тенистой галлюцинацией. И все это ощущение дома и тепла рядом с ним ей лишь приснилось.

Мысль сменяется за мыслью, затем другой, и вот Лера вновь его касается. Вот - они уже почти сбежали из Чумного Форта! Почти!

Может, она спит?

Но вдруг блондинка вздрагивает, когда Алекс присаживается перед ней на корточки. Оказывается, Лера не спала. Она и сама не знала, что сидит и смотрит куда-то в пятна от вина на обоях. Когда-то давно в истерическом порыве девушка кинула в эту стену бутылку. Да, она всегда была чокнутой.

Тарасов смотрит на неё с такой теплотой, такой нежностью, что Лера еле держится, чтобы вновь не разреветься. Он спрашивает, где ее родители - она не понимает, о чем он. Она не знает, где та самая грань реальности, про которую все говорят. Секунду назад Белова ещё была в Петербурге, переживала, наверное, самый страшный момент в своей жизни, а тут вдруг.. она в Москве, в своей старой квартире. Это тоже казалось ненастоящим. Кукольным, пластиковым.

Дезориентация. Тотальная. Что было по-настоящему? Может, она и на уезжала в Питер, может, все это ей привиделось? А, может, наоборот? Она ещё где-то там, в северной столице, в своей любимой квартире на Литейном?

Но голос Алекса все же возвращает ее в реальность. Если Тарасов здесь, значит, все было по-настоящему. Теперь этот мужчина - единственный ее ориентир.

- Папа на работе, - с трудом отвечает девушка. - Мама вроде как к моей тете уехала.

Боковым зрением Лера замечает что-то тёмное на собственной ладони, и ее вновь трясёт. Ей кажется, что это - кровь. Кровь того санитара, которому она безжалостно воткнула кусок стекла в шею, защищая…

Но нет. То оказался лишь след от чёрного маркера, с которым Белова возилась прошедшей ночью. На неё накатывает вина. Стыд. Стыд за то, с какой стороны она показала себя Тарасову. Ей всегда хотелось быть достойной его женщиной, сильной, бойкой. Той, с которой не пропадёшь. А на деле… На деле у неё шарики за ролики заехали. Ещё давно, конечно, но смерть Разумовского, казалось, вывернула наизнанку весь тот гной, что таился в ее мозгах и душе годами. Гниль капала на пол с выломанных рёбер.

- Они доверяют тебе.

Имела в виду Белова своих родителей. Нет, она всегда знала, что они примут того, кто будет любить их дочь, и, будучи достаточно проницательными, Андрей и Виола увидели в Алексе то, что хотели. Увидели заботу. Видела это и сама Лера. И вновь ненавидела себя за то, что втянула его в свою отвратительную жизнь, в которой она страдает по покойнику.

Нет, она любит Тарасова. И любит сильно. Но смерть - это то, что вряд ли когда-либо можно забыть и пережить.

- Ты сделал завтрак? - уголки ее губ дергаются в слабом подобии улыбки.

И Лера позволяет Алексу взять себя за руки, как ребёнка отвести на кухню, усадить за стол. И тут новое чувство вины - он старался, готовил, а ей кусок в горло не лезет. Стены маленькой кухни давят со всех сторон. Сидит, ковыряет ему вилкой, кое-как пихает в себя еду, почти не чувствуя вкуса. Теперь все в ее жизни такое… пресное, пустое. Потому что именно ее восприятие поблекло на веки вечные. Ведь солнца больше не было.

- Ангелина, - тяжело вздыхает Лера. - Мы с ней были одногруппницами, но она ушла работать в частную терапию, когда я пошла в судебную экспертизу. Родители ее любят, она всегда была очень надежной подругой.

Сказать эти пару предложений - уже геройство для Беловой сейчас. Сосредоточиться на собственных мыслях, поймать их за хвост было почти непосильно сложно. И ещё одна маленькая победа - она съела половину.

***

Ангелина назначила встречу на Маяковской. В воздухе витали снежинки. Все, что могла подметить Лера в своей отвратительной прострации. Ей было слишком ярко и светло.

Подруга прибыла на место вовремя, стояла около качелей, говорила по телефону, но тут же бросила трубку и широко распахнула глаза, заприметив Белову. Девушки не виделись с августа - с момента, когда Лера переехала в Петербург. Рыжая бросилась к бывшей одногруппнице, напрочь игнорируя идущего рядом Тарасова. Казалось, Ангелина его даже не заметила и обратила внимание на мужчину лишь тогда, когда не увидела на лице Леры никаких признаков жизни. Бледная, ненакрашенная. Лицо словно осунулось, глаза больше не блестят. А рядом с ней оказался Алекс. Лина, как и Лера, была на практике на зонах в университете, и по колоритной внешности спутника подруги сразу определила правду, вынула всю суть.

Рыжая брезгливо оглядела Тарасова, кусая сделанные красные губы. Кажется, Ангелина сделала какой-то свой вывод.

- Лера, что случилось в Питере? Почему тебя искала полиция? - подруга говорила в полголоса, но с неким нажимом, искоса поглядывая на Алекса, словно винила именно его в состоянии Беловой.

- Я все расскажу тебе, - бесцветно почти прошептала Лера в ответ. Совсем как механическая кукла. - Сейчас мне нужна твоя помощь. Мне нужен психиатр, с которым можно было бы максимально сохранить конфиденциальность.. Я до сих пор в розыске.

На последней фразе блондинки Лина вновь злобно зыркнула на Алекса.

- Да, - твёрдо сказала она. - Я знаю одного. Могу свозить тебя хоть завтра, только.. Я полагаю, лучше поедем мы с тобой вдвоём?

Лера знала, что Лина может быть очень высокомерна. И ещё Лина всегда терпеть не могла всех ее ухажёров, потому Белова ничего и не заподозрила в словах подруги. Хочет вдвоём - поедут вдвоём.

Сама она лечиться не хотела. Она хотела застрелиться. Но пока находилась в более-менее здравом рассудке, чтобы понимать, как будет больно ее близким. Алексу. Ее родителям. Двоюродным братьям.

Так что.. раз лечение - значит, лечение.

Ангелина надолго с ними не задержалась. Упорхнула, прикрывшись какими-то несуществующими делами. Когда же она ушла, Лера присела на широкие качели, обратив свой пустой взор к Тарасову. Кивнула на пустое место рядом с собой, чтобы он тоже присел.

- Зачем ты со мной возишься? - голос ее дрогнул. - Я безнадёжна. И я всегда буду такой. Задушил бы подушечкой во сне, и дело с концом.

Ангелина явно не осталась довольна встречей, что было понятно и по ее лицу, и по тону голоса, когда она с ними прощалась. Скорее всего, подруга скоро засыпет Белову сообщениями, где будет всячески настаивать на том, что Тарасов ей не пара, но Лере было совсем не до высокомерия Лины. В конце концов — не ей решать. Уж точно не ей.

И, словно в доказательство этого факта, Алекс говорит, что любит ее. Внутри блондинки все содрогается, Лера будто ненадолго приходит в себя ото сна. Тарасов ее словно холодной водой окатил здесь, посреди Маяковской, когда сказал, что она его — не любит.

— Я.. что? — Белова переводит на мужчину ошарашенный взгляд. — С чего ты это взял?

Она хлопает несколько раз ресницами, искренне не понимая, о чем он говорит. И лишь потом возвращается к прежним мыслям, что уже посещали ее дома. Что она недостойна Алекса и его любви. У неё ведь напрочь отсутствовало какое-либо критическое мышление последние месяцы — биполярное расстройство сплелось с пограничным в остроугольный комок и плескалось беспокойными водами после встречи с Разумовским прошедшей осенью. Лера не отдавала себе отчёта в большинстве своих действий. Когда она познакомилась с Тарасовым, маниакальная фаза бушевала, и пик ее настиг в ночь пожара в Чумном Форте. Затем мания сменилась депрессией, а мышление по-прежнему оставалось тугим и тупым. Белова не замечала, не осознавала, что она делает с Алексом. Что она разрушает его уже, даже тогда, когда все возможные силы прикладывает, чтобы этого не произошло.

Лера поворачивается к мужчине всем корпусом, касается кончиками пальцев его скул, с нежностью берет его лицо в свои руки. Как же до неё, дипломированного специалиста, не доходило, что мог решить для себя Алекс? Что все ее страдания по Серёже автоматом говорят об отсутствии чувств к нему, ну конечно же. Как же ей объяснить, что…

— Я люблю тебя, слышишь? — вкрадчиво, но одновременно настойчиво говорит Лера, смотря Тарасову в глаза. — И если ты будешь так говорить и думать, я тебя ударю, обещаю. А я ведь могу. Помнишь, как я скрутила Марго?

Воспоминания, связанные с Алексом, были для неё якорем. Он сам был для неё якорем. За всеми этими размышлениями Белова даже пропустила вопрос об Ангелине и завтрашнем дне.

— Не обращай на неё внимания, — отмахнулась блондинка. — Лина всегда такая. Но я ей доверяю.

И затем, потерев замерший нос, она вновь обратилась к мужчине.

— Поехали домой.

Алекс не совсем понимал, что именно так сильно связало ее и Разумовского, и Лера это осознавала. Но и не знала, как же любимому мужчине объяснить все, что происходит в ее душе. Возможно, это было оттого, что и для неё эта информация пока была закрыта, припорошенная пеплом боли от всего произошедшего за последние полгода. Но Белова четко могла сказать одно — она любит Тарасова. Да, смерть Серёжи сильно ударила по ней. И, да, если бы тот остался жив.. Лера не могла предсказать, что именно было бы дальше. Ее безумно тянуло к нему. Но тянуло нездорово, и, по крайней мере, это блондинка своей больной головушкой понимала.

Уже дома она внезапно чувствовала себя лучше. И помогла ей отнюдь не встреча с подругой из прошлого, ее неожиданным образом встряхнуло признание Алекса. Оно напомнило девушке, что ей есть, ради чего жить, есть, за что бороться. Сейчас, в данную секунду, вроде даже не так сильно хотелось умереть.

Когда же Тарасов спросил о еде.. Лера даже вдруг поняла, что довольно-таки голодна. Это тоже оказалось внезапной новостью для неё же самой.

— А ты снова будешь готовить для меня? — с некой лукавой улыбкой поинтересовалась она. — Мне нравится, как на тебе смотрится мамин фартук.

Мужчина вжал ее в висящие в коридоре эко-меха, и сладкий аромат дорогих духов окутал их мягкой пеленой. Лере даже показалось, что в этом моменте было что-то по-своему волшебное. Как из сказки.

Алекс целует ее, и Лера отвечает, но слишком поздно — он уже отстранился, чтобы спросить, что же она будет на ужин. Ей такого короткого мгновения оказалось мало. Так мало, что она протестующе замычала, притягивая возлюбленного обратно к себе, чтобы коснуться своими губами его губ уже куда более пылко.

— Я хочу спагетти с фрикадельками, — смеётся Белова уже после поцелуя. — Как у Леди и Бродяги. Мне кажется, что они нам подходят.

В подтверждение она гладит его по щеке тыльной стороной ладони, облизывает губы и вновь слегка ехидно продолжает:

— Леди ведь тоже в итоге приучила Бродягу к жизни в семье.

«В семье».

Именно, что у них семья.

Лера, все ещё вжатая в собственные шубки, обвивает руками шею Тарасова, осознавая, что, будучи закрытой от него в последнее время, она сильно истосковалась по вот таким моментам. Моментам, которые она слабо ценила из-за своей зацикленности на смерти Серёжи. Лера соскучилась по объятиям Алекса.

— А ещё я хочу в театр.