— С другой стороны, конечно, мне хотелось, чтобы у меня было ... По другому, — Алекс как-то туманно улыбается в потолок. Глупые фантазии. Он давно об этом и не думал даже, но теперь, столкнувшись с человеком, который жил нормальной жизнью, внезапно осознал, как ему всё-таки неуютно. — Но ничего уже не изменить.

Положить бы себя во влагалище да начать переделывать вновь — невозможно, сколько не пытайся, а всё остальное лишь сотрясение воздуха да собственных нервов. Впрочем, скорее всего Тарасов и вовсе не стал бы размышлять о своём прошлом, если бы оно не было интересно и важно Лере. Он просто жил. Как есть. И никто не спрашивал его о том, что он любит или не любит, о чём он думает, мечтает. Всё это оставалось за кадром. На первый план выходило совершенно другое.

Алекс хочет сказать Беловой о том, что он, в сущности, не против оставить их связь в тайне. Пусть будет так, как есть. Однако она опережает его и звонит матери. И этот жест отзывается в нём удивлением. Лера и правда сумасшедшая. Иными словами подобный поступок назвать было нельзя. С другой стороны ... Это было такое приятное сумасшествие, что всё то время, пока она разговаривала с матерью, Алексей улыбался. Это было странно — ощущать волнение, которое, наверное, свойственно было лишь подросткам, но с другой стороны — не так уж часто Тарасов попадал в подобные ситуации. Может быть ему бы хотелось услышать что-то подобное от Сережи. Но это было давно и он приказал себе об этом не думать. И теперь вот с Беловой.

Когда Валерия вешает трубку Тарасов молчит. Ему сложно облечь свои мысли в слова. Поэтому он молча продолжает курить, глядя в потолок. Это уж слишком.

— Не знал, что ты такая чувствительная, — его улыбка сейчас и нежна, и колюча одновременно. Алекс слегка поворачивает голову набок, чтобы посмотреть на Леру, — Это же всё ... Игра. Фокус. Раз, — он делает замысловатый жест пальцами и вдруг достаёт откуда-то из воздуха сережку, которая до этого была в ухе у Беловой, — И всё. Зачем же лить слёзы?

Запах их сигарет смешивается друг с другом. Наверное это похоже на что-то романтическое. Такое, о которых в книжках пишут. Или вот — в кино показывают. Но Алексей не разбирался. Его волновало другое. Затушив свою сигарету в пепельнице, он отобрал у Леры её и положил на край.

— Я совершенно и бесповоротно очарован, товарищ Белова. Вашей смелостью и революционным пылом, — в его тоне звучала насмешка, но не злая, а скорее дразнящая, — И в честь такого знаменательного события нам ... Стоит выпить. Вы же хотите выпить? Прямо страшно напиться в компании уголовника?

Ему по прежнему было сложно сказать ей о том, что породило в нем её откровенность с родителями, поэтому Тарасов, по привычке, скрылся за смешливым очарованием наглеца. Лишь обнял Леру ещё крепче, чем раньше, и прошептал:

— Самая лучшая.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Откровенно говоря ему никто не говорил подобных слов. За всю его жизнь. Хотя нет ... Конечно же говорили, и простанывали и кричали, но так, как это делала Белова — никогда. Она говорила с ним просто и искренне, пусть даже Алекс и не верил ей до конца. По крайней мере — всё это время не верил. В глубине его души зрело зерно недоверия по отношению к тому, что к нему чувствовала и что ему говорила Лера. В голове Тарасова просто не укладывалось, что его можно любить.Как человека, а не как принадлежность к чему-то — к статусу, к умению ловко красть, к смазливой морде, с которой не стыдно посидеть в ресторане, к деньгам, наконец.

Но она говорит кое-что. Кое-что из-за чего Тарасов вздрагивает. Снова произносит слова о хорошем человеке. Те самые, которые подарили ему столько болезненных минут. Но на сей раз они звучат по другому. И то, как они звучат, заставляют Алекса если не прослезиться, то по крайней мере, быть близким к этому.

— Ты ... Я не ожидал, что ты это скажешь. Правда, — тихо произносит он, — Не то, чтобы мне был важен этот Стас, но мне было тяжело сознавать, что для тебя есть ... Хорошие и плохие люди. Ты понимаешь о чём я?

Он вздыхает, затем обнимает её со всей нежностью. Наверное так Алексей мог бы обнимать своего ребёнка, если бы тот у него был — с бесконечной лаской и осторожностью. Должно быть в жизни каждого (или почти каждого) мужнины подобного Тарасову, появляется момент, когда он или позволяет пробиться росткам человечности в себе, или же наоборот — задавить их на корню. Алексей сделал свой выбор — никого вырывать из своей души он не собирался. Тем более Валерию.

— Это ты потрясающая и настоящая, — Алекс с улыбкой целует Белову в кончик носа, — А я так. Просто хочу быть похожим на тебя.

Задумывался ли он когда-нибудь о том, чтобы умереть? О, он слишком ненавидел эту жизнь для того, чтобы поддаваться на её провокации. К черту бы это всё. Они не дождутся. Но слова Леры неприятно задевают Тарасова. Он знает, что такое возможно. В теории. Но близко не хочет допускать, что его любимая женщина может захотеть умереть. Сама. По своей воле.

— Я всегда буду с тобой, — его пальцы отводят прядь волос с её виска, — Даже если мы в итоге не будем спать вместе, и тебе захочется другого мужика. Я буду рядом с тобой. Ты должна знать — послушай меня, товарищ Белова, что если тебе станет плохо, больно, тяжело — у тебя всегда есть я. Даже если завтра  я захочу откусить тебе голову — сегодня я приду и побуду с тобой столько, сколько захочешь. Я за тебя пол-Питера вырежу, если потребуется. Понимаешь, к чему я веду?

Ему не нужна была просто любовница. Ему нужен был близкий человек. Такой, который бы понимал его так, как понимал себя он сам. Не важно спали бы они друг с другом через год, или два. Существуют нерушимые связи, которые выше любых понятий и условностей.

— В день Ахмеда-домоседа, — острит Алекс, имя ввиду День Воздушно-десантных войск, — Это ещё не скоро. Считаешь, что к тому времени я успею взлететь столь высоко? Будешь моей первой-леди?

Тарасов целует Леру в губы — дразнится, но только лишь для того, чтобы распалить её сильнее. Отстраняется. Он обещал ей напиться и не хочет отступать от намеченного. Поэтому, без лишних слов, подхватывает Белову на руки и несёт во вторую комнату — здесь у него своеобразный кабинет. С письменным столом, баром и электрическим камином. На стене висит картина — что-то на тему революции, где в смутных образах мужчин на переднем плане угадывались не то Коба, не то — Серго, а может и оба сразу.

— Что мы будем пить? Давай, хозяйка, выбирай! — он опускает Леру на пол и распахивает перед ней дверцы бара, отступая затем чуть в сторону, чтобы нажать кнопку на панели камина.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Он усаживается на пол возле камина. Нет, там, вопреки всем дурацким условностям подобной обстановки, нет шкуры не убитого никем медведя. Только достаточно мягкий ковёр. Алекс мог бы купить пару кресел в конце концов, но ему нравится так. Он и не предполагал, что когда-нибудь будет здесь принимать женщину — забавно, но они с Марго ни разу не проводили свой досуг в кабинете. Возможно лишь пару раз она заходила туда, но не более чем на несколько минут. Отчего-то считала его слишком мрачным и неуютным. Как и в целом квартиру Тарасова. Его же всё более чем устраивало — ничего лишнего и раздражающего.

— Я на это и рассчитываю, — он слегка поднимает подбородок, чтобы видеть Белову лучше, — Поэтому и предложил напиться. Моё коварство границ не знает. Или ты еще сомневаешься?

Алексей протягивает руку, чтобы забрать свой стакан, делает пару глотков. Пока он не нашёл, что ответить на то, что она ему сказала до того, когда он принёс её сюда. Потому, что по сути — ответа нет. Есть только водоворот непонятных чувств, от которых Алексу очень больно и приятно одновременно. Так бывает, когда ты и веришь, и не веришь в то, что происходит с тобой, но безумно и страшно хочешь, чтобы не заканчивалось.

— Это очень хорошо, — выныривает из своих размышлений Алекс, и с кривой усмешкой поглядывает на Белову, — Как это не прискорбно сознавать, но когда в жизни мужчины появляется женщина, он теряет бдительность. Это очередной рычаг давления на него. А хлебушек-помощник и вовсе может оказаться слабым звеном. Знаешь как бывает .... Слишком слабый, чтобы быть преданным.

В его жизни тоже было таких достаточно, но так уж получалось, что Тарасов справлялся с ними сам. Это были его предатели и только он имел право карать их и миловать, не доверяя чужим рукам.

— Иди сюда, — он похлопывает ладонью по полу, улыбаясь Валерии, как кот, — Садись и расскажи мне, что ты там говорила о планках. Считаешь, что теперь у других нет шансов?

Особенно у Стаса.

— Если у меня когда-нибудь будут дети, — Алексей всё-таки выталкивает из себя эти слова, — Я хочу, чтобы они никогда не попали в детский дом. А поскольку .... Одним словом, когда я смогу обеспечить им то, что я завтра, послезавтра и через неделю буду жить, то тогда и решусь на это.

Не самая приятная тема для разговора. И он бы сам никогда бы её не поднял, если бы Тарасову не показалось, что для Леры она и вправду что-то значит. Алекс тянется к ней, чтобы поцеловать куда-то между шеей и плечом.

— Новый год? Кто сидит дома на новый год — тот жмот и идиот. Мы пойдём ... Собирать калым с богатых женихов и невест. Самое хлебное время. Хочешь со мной?

Он уже как будто бы и позабыл, как отчитывал Леру за часы. Уж слишком ему хотелось больше провести времени рядом с ней. Пока .... Пока жив. Кто знает, что принесёт ему следующий год?

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

С одной стороны ему понятно почему Лера хочет об этом говорить. С другой Алексу — тяжело затрагивать темы о которых он старается не думать. Обычно мужчины не хотят говорить о детях тогда, когда несерьёзно относятся к своим партнёршам. Но в случае Тарасова это было не так. Он более чем серьёзно относился к Беловой. Тем не менее мысли о детях, как о символе стабильной жизни были для него болезненны. Ему почему-то вспомнился тот день, когда он увидел Сережу впервые — бледные щёки, растрёпанные рыжие волосы и взгляд, который брал за душу. Одинокая фигурка на берегу реки. Нет, Алексей не хотел, чтобы его дети когда-либо познали подобное одиночество.

Потому на слова Беловой он лишь слегка дёргает плечом. Улыбается, но почти сразу же проглатывает улыбку вместе с глотком спиртного из стакана. Ему хочется, чтобы так всё и было — как Лера говорит, но к сожалению это невозможно. Пока невозможно. А дальше? Тарасов старается не загадывать далеко наперед.

— Я верю тебе.

Ему ведь так сложно сказать об этом! Так сложно верить в то, что он действительно мог понравиться ей и возбудить чувство любви. Не страсти — с этим проблем не бывало никогда, а именно любви. Той, что влечёт за собой преданность и заботу. Он так долго запрещал себе об этом думать, что сейчас, когда окунулся в эти чувства, и вовсе ощущал себя потерянным. Блуждающим странником, который ищет и не находит выхода, хотя дверь — вот она, почти что под боком.

— Ничего не имею против, — он отставляет стакан в сторону, чтобы заключить Белову в крепкие, почти медвежьи объятия. Её прикосновения будят в нем вполне понятное желание, которое прогоняет грустные мысли.

Она заговаривает о том, как это было у неё в первый раз, и Алекс пару минут думает над тем, стоит ли сейчас рассказывать о том, что первый его поцелуй в жизни был с Разумовским? Или пусть эта деталь, из уже озвученной ранее истории, останется пока в тайне? В конце концов решает, что пока имеет смысл попридержать коней. Сюрпризы ещё пригодятся. Вместо этого он говорит совершенно другое.

— А я даже и не помню как у меня это было. Точно, что  в компании и мы много пили. Но помню, что она была красивая, правда совсем не такая, как ты.

Признание Беловой снова больно задевает Тарасова. Ему и вправду слишком больно от того, что кто-то причинял его женщине столько неприятностей. Хотелось вернуться в прошлое и отпиздить их всех хорошенько, наградив за всё хорошее. Но Алекс понимал, что это всего лишь фантазии. Зато не фантазиями было то, что теперь они с Лерой были вместе. И он уже не позволил кому-то причинять ей неудобства.

— Этот мудак не стоит того, чтобы ты о нём столько думала, — его поцелуй мягок, сейчас он сбавляет обороты. Не пристаёт к ней, как несколько минут назад. Сейчас он не любовник, но близкий человек, — И у тебя ещё будут дети. Сколько захочешь. У нас будут. Если захочешь.

Ну вот он и сказал. Мог бы и по другому, но слова сами сорвались с губ.

В её прикосновениях к его рукам достаточно страстного призыва для того, чтобы Алекс поддался ему. Он обхватывает её подбородок пальцами, спускается к шее, чтобы погладить ту в мягком, но настойчивом жесте. Ему уже известно, как ей нравится.

— Какая же ты ... Ненасытная.

Алексей скалится, уверенный в том, что сегодня и ему насытится будет сложно. Возможно родные стены тому виной или алкоголь, но на него опускается уверенность в том, что так и будет. Потому, Тарасов толкает Леру на спину, нависает над ней, почти вплотную склонившись к её лицу. Ему хочется разорвать на ней всю одежду, разрезать ту в клочья, но он медлит. Лишь проводит кончиками пальцев вдоль линии лифа, забирается под кружево. Медленно медленно и очень осторожно. Когда Белова пытается схватить его за запястье, Алекс, притворно хмурясь, шлёпает её по пальцам, и снова продолжает едва ли не невесомое прикосновение к её коже.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Он не позволял себе думать и мечтать о чём-то подобном. Зачем? Ведь в конце концов, это просто тяжело и не логично посвящать добрую часть своих размышлений вещам, которые особого смысла не имели. Какой налаженный быт? Какие дети? Даже если, в теории, такая бы идея Тарасова бы и посетила, она очень скоро разбилась бы о рифы реальности. А именно — его жену и детей могут убить или украсть. И этот факт перечёркивал давний страх о том, что и его сын или дочь будут воспитываться в детском доме. Конечно, у авторитетов были и спутницы жизни, и дети, и многие из них были живы и здоровы. Однако угрозы никто не отменял.

Но между тем ... Между тем думать о простой жизни, о семейном счастье, было хоть и тяжело, но приятно. Позволяло хотя бы на минуту представить, что ты — обычный человек, у которого есть девушка. И с этой девушкой ты строишь свои планы, обдумываешь будущую жизнь и обсуждаешь, какой сделать ремонт в детской. Где будет бегать какой-нибудь Роман или Павел или оба сразу. Впрочем, скорее всего нет. Такие имена никуда не годятся.

— У меня так приятелей звали. Не самые лучшие приятели, — хмыкает он, чтобы затем задуматься над именами. Как бы он назвал? Аркадий? Сергей? Борис? В памяти всплывали только те имена, с которыми были связаны приятные воспоминания. — Я назвал бы Сережей. И Борисом. Так моего дедушку звали.

В итоге эти фантазии, которые кажутся такими чужеродными и даже тревожными, захватывают его и даже веселят. Алекс с усмешкой наблюдает за тем, как Белова в нетерпении ёрзает под ним, поддается ему навстречу, чтобы его руки коснулись её тела. Быть с ней — здесь и сейчас, кажется чудом, которое он уж никак не заслужил. Явно не за добрые дела даровано ему эта встреча. Значит сие — изощрённое наказание, которым Бог решил его, вора и преступника, покарать. Ну и пусть. Ну и пусть.

Лера начинает петь. Слова, на первый взгляд безыскусные, но такие искренние, трогают его до глубины души. Никто никогда не посвящал ему песен. Да и в конце концов — кто говорил ему о любви такими словами, какими говорила Валерия? И это вновь и вновь напоминало сон. То, чего не могло быть в реальности. Вот сейчас, через одну минуту, он проснётся в своей постели и ничего этого не будет — ни Беловой, ни её слов. Ничего. Одна лишь пустота, которая так хорошо заметна, когда ты стоишь на льду и заглядываешь в глубину реки сквозь лунку прорубленную в толще льда. Там нет ничего — холодная тьма, которая сгущается, стоит тебе наклониться к ней ближе. Ещё ближе. Алексу не хотелось под лёд.

Наконец она целует его, и подхваченный порывом, он отвечает ей, одновременно шаря по её телу руками, расстёгивая крючки и пуговицы. Пусть даже завтра всё растает, как туман. Пусть. Зато есть сегодня. И эта комната. И книги. И дурацкая картина на стене. Привкус алкоголя на губах, который смешивается с её горячим дыханием. Это стоит того, чтобы забыть ... О том, что таким, как он никогда не стоит ни к кому привязываться. О том, что справедливость этого мира — всего лишь сказочка для тех, кто хочет несбыточного утешения. И не хочется разжимать объятий. Не хочется отпускать её от себя ни на миг, потому, что стоит только это сделать — всё рассыпется, разлетится на кусочки, опустится под лёд и пойдёт ко дну.

Где-то там, в глубине квартиры, раздается трель телефонного звонка. Но Алекс не обращает сейчас на него внимания. Он с упоением покрывает тело Леры поцелуями, ласкает её своими внимательными, чуткими прикосновениями. Если раньше он позволял себе нетерпение, грубость, то сейчас он максимально аккуратен, пусть даже настойчив.

— Самая самая лучшая на всём белом свете, — шепчет он, и конечно же это так. Тарасов нисколько не лукавит.

Он перекатывается на спину, позволяя Лере оказаться сверху, удерживая её ладонью за талию. Электрический камин отбрасывает искусственный свет, но даже в нём, она так естественна и хороша, что трудно пожелать лучше. Но наверное — лучше не бывает. Во всяком случае в его жизни — не было.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

На губах Алексея расцветает дразнящая улыбка, когда Белова признается ему в том, сколько она успела утащить за свою жизнь.

— Да ты рецидивистка, как я посмотрю, — он накрутил на палец прядь её волос, потянул за неё, чтобы Лера наклонилась к нему, — И ещё, ко всему прочему, совсем не желающая раскаяться в собственных прегрешениях. Так, да?

Он понимал, что она немного рисуется перед ним, стремясь быть ближе, когда говорит о таких вещах. Но это почему-то не раздражало Тарасова, а наоборот радовало его. Потому, что выглядело трогательно. Ему и в голову бы сейчас не пришло, что Лера таким образом посмеивается над ним или пытается уязвить. По этой причине он, во многом, чувствовал себя с ней столь свободно. Она вела себя совершенно естественно — да, временами его обескураживало её поведение, которое выглядело слишком, почти губительно, наивным, однако никоим образом не задевало.

Находиться рядом с ней, слушать её голос, в кои-то веки позволять себе думать и чувствовать, как обычный, нормальный человек — всё это было так ново, и, одновременно, упоительно. И Тарасов упивался. Он наслаждался не только весьма определёнными, чувственными моментами, но и человеческой близостью с Валерией. И последнее обстоятельство кружило голову гораздо сильнее, нежели чем прочие.

— Конечно. Конечно заберу.

Это напоминало лихорадку. Да нет. Это и было лихорадкой. Вот только она не лишала сил и не мучило плоть. А наоборот — с каждым движением, с каждым толчком, с каждым поцелуем, Алексей ощущал прилив новых сил и вдохновения. О, он поставит на уши весь этот город. Лишь бы только товарищ Белова была счастлива.

***

Он отвёз её на работу утром. И на следующий день. А потом ещё раз. Взял себе за правило совершать эти нехитрые манипуляции перед работой. А работы в предпраздничные дни в Питере было очень много. На счастье мэрии взбрело в голову устроить ледяную рождественскую ярмарку — благо погода позволяла. Алекс и его компания были очень воодушевлены — толпы зевак, гостей северной столицы, иностранцев. Много людей, которые увлечены не только покупками, но и друг другом — отличное место для того, чтобы дать волю рукам. Ярмарка обещала длиться несколько дней. Муха уже успел скататься на открытие и разведать обстановку. Вернувшись он был очень воодушевлен и заразил этим воодушевлением и Тарасова.

Они собрались “в гости” аккурат к первой половине дня. Алекс был как всегда одет с иголочки, в то время как другие члены его банды примеряли совершенно разные роли — от продавца из ярмарочного ларька до приезжего из глубинки. Каждый знал своё место и у каждого была роль в предстоящем спектакле.

Наверное если бы не лихорадочное возбуждение, которое владело Тарасовым все эти дни, он почувствовал бы опасность сразу. Едва только, спустившись вниз по лестнице, оказался на площадке для проката коньков. Но тревожность опустилась на него чуть позже — когда он ступил на лёд. Что-то витало в воздухе — некое напряжение. Оно наэлектризовано всё вокруг. Алекс сделал несколько кругов — большая часть ярмарочной части была разбита на скованной льдом речной глади. И остановился. Его внимание привлек мужчина. Одет он был хорошо, даже слишком. Держался так, как держатся люди навеселе. Слегка раскачиваясь, он стоял перед лотком с выпечкой, и всё никак не мог выбрать, что же взять. К нему уже подбирался Муха — привлечённый внешним обликом жертвы. Голубые глаза Тарасова сузились.

— Машенька, дорогая! Ну куда же ты — у тебя шнурки развязаны! — выкрикнул он заранее приготовленную фразу, одновременно давая понять Мухе, что пора сматывать удочки. Но тот замешкался, и в этот момент раздался крик с противоположной стороны — кричал Граф. Мгновение и на них со всех сторон набросились люди — Алекс сделал быстрый рывок назад и откатился в сторону, преследуемый одним из них — крепким мужчиной в кепке. Началась погоня и, надо сказать, Тарасов имел бы все шансы на успех, если бы не настойчивость и почти звериная хватка его визави. А так же не то обстоятельство, что когда Алекс, перемахнув через ограждение, рванул было к ледяному скату, чтобы затеряться в толпе, тот не достал пистолет. Раздался выстрел. Боль обожгла плечо. Всего лишь на одно мгновение Тарасов остановился, и в этот момент на него налетел кто-то справа, прижав к стене. Секунда и на его руке замкнулось кольцо наручников.

— Алексей Тарасов — вы арестованы, — отчеканил ему в ухо жесткий голос.

***

В управление их доставили всех вместе. У Алекса затекла раненная рука, но он всё равно улыбался и шутил всю дорогу, изображая полное непонимание того, что происходит.

— Какие у нас в России удивительные праздничные забвы! Одна другой лучше.

Когда его, толкнув в спину, потащили по коридору, Тарасов закатив глаза, сообщил:

— А я между прочим истекаю кровью. И никто этого не замечает. Бессердечные вы люди.

Он окинул взглядом тех немногих сотрудников, которые таращились на него и встретился взглядом с Беловой.

Отредактировано Alex Tarasov (2021-09-18 00:01:42)

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Он садится на скамью поудобнее, чувствуя, как неприятно липнет к руке промокший рукав рубашки. Пальто Тарасов снял — увы, но оно безнадёжно испорчено. Удивительно, но ему сейчас даже не страшно. И он не чувствует себя потерянным. Даже радуется. Если не привычной обстановке, то тому, что оказался таким идиотом и прошляпил момент. Интересно, какая зараза их сдала? Существовало два варианта — или Марго, которая от ревности пошла на этот шаг; или, самый неприятный вариант, Белова, чья актёрская игра, в этом случае, была выше всяких похвал. Но сейчас Алекс в таком состоянии и в таком настроении, что ему не хочется думать о Лере плохо. Может быть отчаяние придёт, но позже. А пока шок ещё бурлит в его венах, как и запал, который Алексей всё ещё не израсходовал.

— И вот что теперь делать, — голос Графа звучит панически, в то время как Муха и Чингиз молча сидят по углам.

— Делать? А что вы собираетесь делать? — на губах Тарасова появляется ангельская улыбка безумца, — Я, например, хочу дождаться первой медицинской помощи. Милостью Божьей!

Последние слова он едва ли не выкрикивает, чем привлекает внимание конвойного.

— Ты ещё тут помолись. Тоже мне поп.

— А почему бы и нет? — тут же откликается на это Алекс, — Это же так скрепно  — молиться и поститься. Ты, как прислужник режима, должен лучше знать об этом.

— Поговори у меня!

— Вы так и будете смотреть на то, как невинный человек умирает на ваших глазах? Где же ваше сердце? — картинно прижав одну руку к груди спросил его Тарасов. Боли он почти не чувствовал, как и слабости, но последняя, учитывая потерю крови, должна была о себе знать весьма скоро.

Беседу прервало появление Грома, который приказал отомкнуть решетку и вывести Алекса. Но отнюдь не для того, чтобы проводить его к медикам. Сначала допрос.

— И давно ты окучиваешь нашего сотрудника? — первым делом спросил Игорь, на что получил недоуменный взгляд Тарасова.

— Вашего сотрудника? Что-то не пойму о чём вы говорите.

— О Валерии Беловой, — терпеливо пояснил Гром, — Которую ты уже несколько дней привозишь по утрам сюда, а до этого она заявила, что ты её парень. В какие игры играешь, Тарасов?

— В увлекательные, начальник. Ты даже представить себе не можешь.

Мгновение и взгляд Алекса из смешливого становится ледяным. Он наклоняется чуть ближе к полицейскому, чтобы заглянуть тому в глаза.

— Ты, конечно, молодец. Супер-опер и всякое такое. Но что же это получается — если человек один раз оступился, то ему уже нельзя погулять в центре города? За руку ты меня не ловил, а то, что я попытался уйти — так это понятно. Не люблю, когда кричат. Уши слабые.

Гром усмехается. Лезет в папку, которая лежит перед ним на столе, чтобы достать пару бумажек.

— Вот здесь показания Маргариты Петровны Ивлевой, которая утверждает, что ты со своими подельниками совершал ограбления и карманные кражи... В ходе обыска были обнаружены ... — с почти упоением Игорь начинает читать, и на его лице растекается торжество. — Что скажешь?

— Не купишь меня на эту туфту. Вот что я тебе скажу. И более ничего.

— Осторожнее ... Ведь так и до Беловой можно дойти. Ты то парень привычный, а она? Девушкам на зоне, знаешь ли, не сладко. Особенно тем, кто в полиции работал.

Этот паскудный, мерзкий шантаж заставил Алексея лишь гадко улыбнуться. Про себя он представлял, как вырывает Грому сердце голыми руками. Если оно у него, конечно, есть.

— Без своего адвоката — слова не скажу больше.

— Грамотные сука, все стали. Увести! Пусть его там ... Перевяжут, а то сдохнет ещё.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Медик в отделении — грузная баба лет сорока с непроницаемым лицом. Она обрабатывает рану Тарасова с механической точностью, нисколько не заботясь о том, чтобы быть деликатной. Но он не в обиде — даже посылает бабе воздушный поцелуй, когда та, закончив, объявляет ему, что пора мол, двигать к выходу.

— Что бы я без вас, душа моя, делал.

И вправду — что? Крови он потерял достаточно,  и из-за этого накатывает усталость. Когда Алекс возвращается в камеру, то сразу же ложится на скамью, положив под голову сложенное пальто.

Дело — дрянь. Хуже не придумаешь. Но даже в этой тьме есть что-то светлое — Белова не предавала его. Не лгала. Уже хорошо. Что же до Марго — Муха оказался прав, нужно было отдать ему должное. Пока стоит позаботится о том, как максимально себя обезопасить — насколько возможно. А для этого нужно дождаться Лазаря Борисовича. Адвокат — режим работы во все дни, кроме субботы — уж точно что-нибудь, да придумает. Впрочем, возможно, что и нет. И Тарасов укатит в места не столь отдаленные надолго. Никаких Лер, спасения Разумовского — ничего, кроме хождения строем и баланды на долгие годы. Так, нет, думать об этом сейчас он не будет.

Чингиз встает со своего места и начинает мерить шагами камеру. Из всей команды он самый уравновешенный, но, кажется, и у него сдают нервы. Он останавливается, собираясь что-то сказать, как вдруг гаснет свет.

— Что за..., — Алекс приподнимается на локте, а затем садится. Суматоха и шепот доносятся откуда-то издали. Пару секунд все напряженно прислушиваются, пока, наконец, не распахивается решетка и на пороге не появляется Лера.

— Ха! А вот и беспартийный член нашего Общества чистых тарелок, — Тарасов с трудом поднимается, хватает пальто и спешит к выходу. На ходу он касается кончиками пальцев щеки Беловой — нежно, почти неощутимо.

Пользуясь темнотой они выскальзывают по коридору в сторону чёрного хода. Во дворе никого нет. Алекс делает знак остальным, чтобы те двигались налево — там, по его расчетам, находится выход, но едва только они продвигаются дальше, как сзади слышится шум — в дверях чёрного хода маячит полицейский.

— Стоять!

Он целится в Тарасова, который медленно поднял обе руки, правда в его движении снова было слишком много позерства для капитуляции.

— Мой друг — не совершай ошибку!

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Все происходит стремительно. Возможно все к чему Лера прикасается в своей жизни такое — стремительное, ураганное. Тарасов даже не успевает глазом моргнуть, как полицейский уже лежит на земле, а сама Белова тянет его к машине, бросив ключи Чингизу. Все действуют слаженно, будто сговорились до этого — если бы не опасность ситуации Алекс бы даже посмеялся над тем, с каким выражением лица Чингиз воспринял слова Беловой о том, что она чего-то его боссу решится запретить.

Тем не менее дело было дрянь — побег из-под стражи, убийство полицейского — они вляпались по самые уши. И всего лишь потому, что Марго не смогла держать язык за зубами. Тарасов устало откинулся на спинку сидения — рана давала о себе знать не самым приятным образом. Когда Лера начинает осматривать его, он поддается без сопротивления. Что же она наделала… Если раньше у Беловой был выбор, то теперь его не оставалось. Был только один путь. Тот, от которого Алекс стремился её уберечь, и, одновременно, куда он тащил Леру одним своим присутствием.

— Тише, ну успокойся, — шепчет Тарасов гладя Белову по волосам. Он мог бы сказать ей — все кончилось, но не хотел лгать. Ничего не кончилось, а только начиналось. — Все хорошо. Ты — отважный товарищ Белова, мне жизнь спасла. Вовек тебе этого не забуду.

Как и многое из того, что связано с ней.

Они проехали поворот, ещё один. Сзади послышался звук полицейской сирены. Было бы смешно предполагать, что о них забудут. Алекс, оживившись, приказал Чингизу:

— Давай в сторону Поповского дома.

Поповским домом назывался между ними старый особнячок, в котором когда-то располагалась рюмочная, а после — комиссионный магазин. До революции он принадлежал церкви, которой ныне и след простыл. Но только на поверхности. Под землёй — от дома священника до церкви и дальше шёл подземный ход, который выводил далеко от центра. Очень удобное место — найденное совершенно случайно.

Чингиз бросил машину не доезжая до цели, и компания выбралась на улицу, быстрым шагом спеша, наконец, покинуть опасную зону. Тарасов принимал Белову к себе одной рукой.

— Надеюсь темноты и крыс ты не боишься?

Они вошли под арку, затерялись в тенях старого клёна. Муха отпер железную дверь. В это время в магазине никого не было, а даже если бы и был, то к визитам Тарасова и его банды здесь привыкли — и даже ждали, по весьма понятным причинам.

— Хорошее местечко, не так ли?

Пахло пылью и старой тканью. Тикали часы.

— Тебе стоит надеть что-то другое. Чтобы в глаза не бросаться. Мало ли. И спрячь волосы.

Алекс кивнул в сторону вешалок и пальто и куртками.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Он забирает у Леры пистолет, перед этим проверив его, и относит её вещи в дальний угол — на случай, если придется вернуться за ними. Отчего-то ему не хочется чтобы эти вещички гнили здесь и покрывались пылью. Глупая привязанность, которая и особой почвы под собой не имела. Тарасов иной раз замечает за собой такие странные, сентиментальные порывы, и иногда даже стыдится их. Но не сегодня. Сегодня в глубине его души — или где-то в подкорке мозга, саднит при мысли о том, что он Леру, фактически, погубил. И все что он сделает потом уже не будет иметь значения. Все самое страшное уже произошло. Из его памяти выскальзывает тот факт, что Белова уже убивала. Он винит во всем только себя, считая собственную личность — первопричиной происходящего с Валерией кошмара.

Потому, бредя по подземному ходу, ощущая её близость рядом с собой, Алекс сумеречен. Он зол и раздражен, однако никоим образом не на Леру. Сейчас на кону стоит не только его свобода, но и её. А это куда важнее. Во сто крат важнее. Оттого Тарасов стискивает пальцы девушки, когда та говорит о Марго. Хватит с неё убийств. Но вслух не говорит ничего.

Когда они выходят на улицу, Алекс делает несколько едва заметных знаков ребятам, чтобы те взяли их в кольцо. Ещё не хватало попасться на глаза кому-нибудь из местных сейчас. Тарасов не хочет, чтобы кто-то видел Белову, поэтому весь путь до дома, фактически, закрывает её собой.

На этаже пахнет затхлостью и всем тем, чем обычно несет в старых подъездах. Это место — убогое жилище отверженных. Последнее, куда стремится уйти тот, кому уже нечего терять. И это чувствуется даже в воздухе — такова на вкус безысходность. Единственное, чего здесь ожидать не приходится это визита полиции. Бравые вояки сюда носа не кажут. Здесь свои законы. И это самое страшное.

— Мне это не нравится, — отвечает он. В темноте кто-то из ребят натыкается на старое ведро, чертыхается и наконец включает свет. Ободранная квартира — ничего хорошего, — Не нравится то, что ты зависима от меня. Если со мной что-то случится? Даже думать не хочу, что с тобой будет.

Тарасов оборачивается, прижимает Леру к себе. В этой куртке и шапке она напоминает мальчишку, и Алекс вспоминает Сережу. Почему всё получается именно так? Почему в его жизни дорогие люди подвергаются опасности?

— Нам придется какое-то время пожить здесь. Всем вместе, — он окидывает взглядом комнату. Ужасная, убогая хибара. Здесь ночевало столько людей, что о комфорте и порядке можно было давным давно забыть. Правда минимум удобств всё же было — и на том спасибо. — И это не самое приятное место.

Плечо пронзает боль. Тарасов сжимает зубы, морщится и обращается к Графу.

— Ты бы это … Включи обогреватель, чайник поставь. Холод собачий.

Леру Алекс целует в губы. Но в этом поцелуи нет страсти — зато много заботы. Он боялся за неё так, как никогда не боялся за себя.

— Нужно подумать, что нам делать дальше. По крайней мере, хотя бы план на несколько дней. В любом случае, придется скрываться. До тех пор … Пока не узнаем, есть ли смысл вообще оставаться в этом городе. Но пока дела не сделаны — я с места не тронусь.

Он подразумевал, конечно же, Разумовского.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Ему хочется возразить ей — нужно думать обо всех вариантах. Даже самых паршивых. Но в итоге снова молчит — не может заставить себя говорить. Не хочет её расстраивать. Выхода и выбора у него нет теперь. И зря он тешил себя мыслью, что способен прожить тихо и мирно, воруя из карманов и налаживая тем самым свою жизнь. Наивный идиот — вот кто он. Пацан из детдома, который все никак не вырастет и не социализируется как надо. Кретин.

Но сколько бы Алекс себя не ругал — дело бы это никак не решило. Нужно было думать и действовать. Пытаться найти выход. Для начала им нужны были деньги, но к сожалению, Тарасов вынужден был признать, что в этом заключалась на сей раз главная проблема — доступа к деньгам не было. Выходить на дело ни один из них не мог, а значит все в который раз стопорилось. Нужно было думать и действовать. Во что бы то ни стало.  Ждать, пока их примут с распростертыми объятиями мусора — он не собирался.

Но пока ему было хреново — чисто физически. И нужно было отдать Лере должное — она поняла это без слов. Принялась ухаживать за ним не хуже медсестры. Говорит с ним ласково, обрабатывает раны бережно — с ним так никто, кроме бабушки в далеком детстве не обращался. Ему хочется расслабиться и закрыть глаза. Отрешиться от всего и вся. Тем не менее Тарасов держится из последних сил — не к чему демонстрировать свою слабость перед всей честной компанией.

Алекс берёт из рук Графа стакан с водой, запивает таблетку, и только после этого отвечает Беловой.

— Более чем доказала, — позволяет себе улыбнуться, но получается это через силу, — Так, что я теперь боюсь за тебя. Правда … Товарищ Белова, вы неистовый и настоящий революционер!

Наконец Тарасов рассмеялся. Пружины старого матраса скрипнули, когда он откинулся на спину. Он действительно очень устал. Чертовски устал. Но всё же не хотел спать — отчасти потому, что боялся — если закроет глаза, то Лера куда-нибудь пропадёт или растает в воздухе.

— Это всё, конечно, замечательно, но всё же … Нельзя делать ставку на одного Стаса. Если он расколется, то твоему алиби придёт конец. И потом — как ты объяснишь свою пропажу? Конечно, в случае чего, можно сказать, что я тебя взял в заложницы. Хм … Наверное так мы и поступим. Остается в таком случае только молиться, чтобы тот мент, который получил пулю — подох. Потому, что он-то помнит в кто в него стрелял.

Алекс протянул руки к Лере. Обнимает её. Хочет возразить, что спать не будет, но всё же через какое-то время забывается тревожным, очень коротким сном. Просыпается он вновь, как и обычно — резко и шумно. Ошалело смотрит на проснувшуюся Белову, и шепчет ей:

— Хочу курить. Пойдём покурим.

И только на площадке, щёлкнув зажигалкой и кутаясь в плато наброшенное на плечи, Тарасов, наконец, озвучивает мысль, которая посетила его во сне. Да, бывает и такое.

— Есть один тип. Из здешних. У него можно добыть деньги. Но … Не за так. Только в ответ на услугу. Не хочется этого признавать, но мне кажется, что пока это единственный выход.

Был тут один молодец, который мечтал обокрасть Колю Витамина. Из-за того, что этот Коля, в своё время, трахнул его жену. Но никто не соглашался на подобный риск, а у молодца до сих пор тлело днище. Если у Тарасова получится, то на эти деньги, он сможет сделать новые документы, нанять людишек, выкрасть Разумовского и свалить из города на Ниве куда подальше всей компанией.

— Что скажешь? — задал Алекс вопрос Лере, после того, как закончил вкратце обрисовывать ей ситуацию.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Решаться на дурацкие поступки можно или когда ты молод, или когда ты отчаялся. Алекс уже не был настолько молод, однако положение его было и вправду отчаянным. Откровенно говоря — он никогда бы не решился на подобную авантюру, если бы не то положение, в котором оказался сейчас. Потому, что знал, что ему будет все это стоить. Но ради того, чтобы Белова была свободна и счастлива, он был готов пойти на многое. И ничто его не могло остановить  — даже собственная безопасность. Мифическая, которой у него, по сути, никогда не было.

— Хорошо, — просто отвечает он, когда Лера поддерживает его предложение. Ему непросто дается этот спокойный тон, но как говорится — меньше знаешь, крепче спишь, — Я не уверен, что твоя помощь мне будет нужна.Но всякое может случиться. Сейчас, к сожалению, я не могу сказать точно, что будет и как повернутся эти переговоры.

В том, что этот человек до сих ищет исполнителя Тарасов не сомневался, но вот том, что у него самого хватит мастерства украсть и не попасться, учитывая все обстоятельства, Алекс сомневаться начинал. Во-первых, украсть у вора было куда сложнее, нежели чем у обычного фраера, а во-вторых, одна неудача, нередко, тянула за собой на буксире другую. Но опять же — вслух Беловой он об этом говорить не стал. Не к чему демонстрировать сомнения тогда, когда в нём хотят видеть опору. Да он и сам хотел стать такой опорой для женщины, которую выбрал.

Её объятия расслабляют после беспокойного дня. Вроде бы самая обыкновенная вещь — мелочь, но они были сейчас необходимы Тарасову. Поэтому, когда Лера кладет ему голову на грудь, Алекс на мгновение замирает, прикрыв глаза. На долю секунды на него опускается убеждение, что всё будет хорошо. Но когда он, спустя время, смотрит на Белову, то взгляд его слегка тревожен.

— Да, ты права. Пошли.

***

Снятся ему не самые лучшие сны. Впрочем это не новость. Должно быть сказывается не самое счастливое детство, однако Алексею редко снится что-то хотя бы немного приятное или спокойное. Почти всегда просыпается он резко, словно кто-то пихает его локтём под бок. Почти каждый раз с криком. И теперь точно так же не изменяет своим привычкам. Ему хватает пару минут, чтобы понять, где он находится, а так же сфокусировать взгляд на Лере, которая нависает над ним, лукаво интересуясь найденными наручниками. На Тарасова вдруг накатывает волна лихорадочного веселья. Он скалится и когда наручники оказываются на подушке, прибирает их к рукам. Ему достаточно одного выверенного жеста — кольцо застёгивается на запястье Беловой, в то время как второе замыкается на запястье Алекса. Он смеётся, нисколько не сомневаясь в том, что забава удалась.

— Отныне и присно вовеки веков ты будешь моей женой, — тянет Белову на себя, чтобы впиться губами в её губы. Смех душит его, когда Алекс толкает Леру на кровать, слегка наваливаясь сверху и беспорядочно покрывая её лицо и шею лёгкими поцелуями.

— А ... Не знаю. Может быть и нет, — он откидывается назад, не спуская с Валерии лукавого взгляда, — Боишься, что не выпущу?

Забавно, но мысль о ключе ему даже в голову не пришла.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

— Боюсь придется — выбора у нас нет, — Алекс продолжает смеяться, одновременно то встряхивая запястьем, на котором висит кольцо наручников, то целуя Белову в губы, — Так это: «Да»?

Вчерашнее происшествие, та пропасть в которой они оказались, подействовали на него особенным образом. Терять было уже нечего — так почему бы не оторваться напоследок? И потому Алексей даже не сомневался в том — стоит ли предлагать или не предлагать Беловой штамп в паспорте. Может так случится, что у них и вовсе никаких паспортов не будет. Жениться в последние дни жизни было, по крайней мере, приятно. В отличие от всего остального.

Ребята ушли — видимо для того, чтобы раздобыть немного еды и разведать обстановку. И Тарасов пользуется этим вовсю. Даже невзирая на боль в плече, резво помогает Беловой раздеться. Кругом — разруха. В жизни, в их временном жилище, которое даже таковым назвать трудно. Но это значения сейчас не имеет. Лишь только то, что они рядом. Лера обхватывает его бедра ногами, прижимается к нему, и ничто уже не мешает Тарасову овладеть ею — ни страхи, ни ткань одежды. Ему даже плевать, если их застанут — пусть все идут к чертовой матери.

— Не надо сходить с ума, — шепчет он, плавно двигаясь и осторожно касаясь кончиками пальцев её шеи, — И в палатах вы сидеть не будете. А где-нибудь на диване, в красивой гостиной, с бокалом вина.

Даже если ему, ради исполнения этой фантазии, придётся умереть. Алекс не боялся смерти, но вместе с тем, что-то в нём кричало о том, что сейчас — когда он встретил Леру, когда может вот-вот воссоедениться с Сережей, жить хотелось нестерпимо. Точно так же, как хотелось Валерию, которой Алексей овладевал снова и снова под шум ветра за грязным стеклом и легкое поскрипывание старой кровати.

— Люблю тебя, товарищ Тарасова. Больше жизни люблю.

Когда всё заканчивается — никто из ребят не возвращается, поэтому Тарасов не торопится. Улыбается Лере, посмеиваясь над тем, как она старается освободить своё худенькое запястье из железного кольца наручников.

— Нет-нет. Нужно или поискать ключ. Или ты мне должна помочь.

Он мог бы попытаться взломать замок. Уж не пилить же цепочку, в самом деле. Пользы от этого никакой не будет, благо бы ещё было чем. Но подняться, путаясь в полуснятной одежде, прикованными друг к другу, было не так-то просто. Оттого Алексей медлил, наслаждаясь этим внезапным единением.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Всё началось с мелочи — с украденного кошелька. Но продолжилось отнюдь не мелочью. Алекс до сих пор не до конца познал и принял то, что происходит. Он верил и не верил. Сомневался и проникался стойким убеждением. Тем не менее, ему было известно одно — эта встреча не случайна. И эта женщина в его жизни тоже не случайна. Не могло быть случайным то, что давало столько упоения и тепла. Простого человеческого тепла, по которому скучают все — даже такие люди, как он.

Страсть, которая вполне ожидаема, когда речь идет о полном сил мужчине и красивой женщине, сейчас звучала между ними иначе. Первый голод был утолен, и на смену ему пришло кое-что другое — теперь между ними не существовало ни смущения, ни запретов, но пришла нежность — столь редкая, когда речь идет о случайных связях. Впрочем — вот еще одно доказательство того, что их свела судьба.

— Я надеюсь, что принесут, — хрипло отвечает Тарасов, когда, наконец, выпускает Леру из своих объятий. Забавно, но ему есть совсем не хочется, но вот кофе он бы выпил. — И вообще — хочу, чтобы это скоро закончилось.

Он застегивает джинсы, встает, чтобы отправиться вместе с Беловой на поиски ключа. Теперь, когда в голове перестает предательски шуметь, Алекс снова обращается в своих размышлениях к теме, которую они обсуждали с Беловой накануне.

— Я бы не хотел, но… Думаю ты права. У меня нет совершенно никакого желания оставлять тебя здесь.

А что если он не вернется? Что если случится нечто непоправимое — кто позаботится о Беловой? Быть убитым на её глазах был вариант не менее плохой, но хотя бы шанс выжить был, в то время как оставлять Леру здесь Алекс считал невозможным. Неизвестно, что взбредет в голову местным. Да и выпускать женщину из поля зрения было опасно.

— Надо же, я уж думал, что придется поработать пальцами, — ключ отомкнул замок, Тарасов легко повел запястьем в сторону.

Чашку кофе он все же получил. Когда вернулись ребята, Лера вызвалась приготовить нехитрый завтрак. Стоя у окна, Алекс бесцельно смотрел на грязную улицу, делая небольшие глотки, и раздумывал над тем, под каким соусом ему явиться к заказчику. Он уже успел обрисовать остальным свой план, но особого энтузиазма им не вызвал. Хреновый, с какой стороны не посмотри. И особенно хреновый тем, что единственный.

— Пойдём на встречу я, Лера и Муха, — решил наконец Алекс.

— А её зачем?

— Сделаем вид, что с её помощью подберемся к Витамину. Скажешь, что работаешь у него.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!