Телефон надрывался. Мелодия давно осточертела, но у Кикё не доходили руки сменить её, тем более, очевидный плюс в ней был - от неё проснулся бы и мертвец. Кикё, видимо, был даже не мертвецом, потому что не спал. Просто лежал на сбитой постели и тупо пялился на моргающий экран. Телефон заткнулся спустя целую минуту, и Кикё прикрыл глаза, мечтая о возможности забыть о высвечивающемся номере телефона раз и навсегда. Чтобы он исчез или, ещё лучше, умер от какого-нибудь сердечного приступа, но тишина продлилась несколько секунд, а потом экран снова засветился, теперь присланным сообщением. И ещё раз - голосовым. И снова текстовым. Через минуту он опять зазвонил.
Кикё не нужно было брать трубку, чтобы узнать, что он скажет. Он посмотрел проект, который, брызжа слюной, требовал четыре дня назад. Посмотрел, и ему всё не понравилось. И теперь он был в ярости, потому что он уже на работе, а Кикё нет – потому что его рабочий день должен был начаться почти через два часа – и Кикё каким-то образом посмел не догадаться, что сегодня он должен быть готов посыпать голову пеплом, сидя на рабочем месте, как минимум за полчаса до того, как понадобится боссу.
Это всё повторялось в тысячный раз. Крики, оскорбления и требования. Всё то же самое, что постоянно, каждый белый день, в который хотелось не просыпаться.
Кроме одного. Перед лицом Кикё на экране надрывающегося телефона светилось две кнопки. Зелёная и красная. Всего одно движение пальца, чтобы отменить лысого коротышку.
Если Кикё был способен на такой идиотский поступок, ему стоило ещё несколько лет назад послать это всё к чертям, но, видимо, Кикё был слишком жалким, чтобы сделать это без толчка. Даже если этот толчок – странный улыбающийся тип. Белый, как сладкая вата, улыбающийся, как хостес, и с глазами, холодными как камень. Он вплыл в душный офис, как облако в ущелье, и предложил всё изменить. Это звучало безумием, как представление в цирке, но его глаза не врали.
И Кикё стало плевать. У него была ночь, чтобы подумать, и утро, чтобы нажать либо на красную кнопку, либо на зелёную – и позволить ездить на себе, как на рабе, и дальше. Протянув руку к навязчиво звонящему телефону, Кикё положил палец на экран и протянул его к красной кнопке. От чувства, что спустил мерзкого мудака в унитаз, по спине Кикё пробежала дрожь, оставив только одно сожаление – что белый человек совсем немного не походил на фею крёстную, поэтому от движения пальца Кикё где-то на другом конце города в элитном бизнес-центре не произошёл взрыв, стеревший весь офис вместе со всем его руководством с лица земли, чтобы из разбитых окон свисали окровавленные руки и валил дым.
Мечта была яркой, слишком яркой, и, чтобы не разрушать прекрасный сон, Кикё не стал смотреть в окно и открывать новости. Он бросил ненужный больше телефон и встал с постели. Через час он должен был оказаться по адресу, оставленному этим человеком.
Человеком по имени Бьякуран.
И Кикё был там. Вовремя – его пальцы коснулись двери одновременно с последним шагом секундной стрелки.