L Lawliet / Ryuzaki ¤ Эл Лоулайт / Рюзаки

Death Note ¤ Тетрадь Смерти

Возраст:	25 лет
Деятельность:	Детектив (лучший, если вы ещё не поняли, как это поняло всё мировое правительство), студент на пол ставки.

「 Не бывает безвыходных ситуаций… Тебе просто нужно умереть раньше, чем тебя убьют 」

Твоя история

Рюзаки не тот человек, который вызовет вашу симпатию, Рюзаки — тот человек, которого вы предпочтёте избегать. Неопрятный и не знающий норм, он выглядит недалёким в лучшем случае, а никак не гением, к чьей помощи прибегает правительство всех стран мира.

Сомнения во всём и дотошность — ключевые аспекты в его работе. Ложь — выбранная тактика. Эл кажется беспринципным и готовым пойти на что угодно, даже если это «что угодно» — чужая смерть; и, в общем-то, то не далеко от правды.

Если вы любите сладкое — вы не любите сладкое: сладкое любит Рюзаки. Засыпать кружку с чаем до краём сахаром, закусить сахаром, на десерт — пирожное. Сладкое и сидение с ногами на всех поверхностях помогает работе мозга — это не простая причуда. Простая причуда — пробовать диковинные сочетания блюд.

Рюзаки не_тактичный и может быть грубым. Рюзаки хорошо разбирается в психологии. Умеет работать не только головой — в спорте и боевых искусствах так же преуспел. Рюзаки сутулится. Рюзаки грызёт ногти. Рюзаки гордый и не любит проигрывать.

Рюзаки — это не общепринятые понятия о свете и добре, но своей стороной он выбрал «Правосудие».

У L было тысяча имён и тысяча личностей. Какие-то имена он просто забрал после «победы», как серийные убийцы забирают трофеи после убийства, какие-то — заимствовал или придумывал на ходу. L менял имена и образы, как меняют актёры роль. Любой бы сказал, что за этими лицами легко можно потерять себя, но подобный удел для тех, кто не способен держать свой разум под контролем, L — мог. Разум — это его оружие и его движущая сила. И было что-то ироничное в том, что из всего многообразия, он свыкся больше всего именно с тем именем, которое перенял от человека, жаждущего превзойти его, который — копировал его.

Рю Рюзаки.

Не L, чьё имя известно всем, прославившее его и загнавшее в определённые рамки в равной степени.

Рюзаки.

Пусть это имя и было равнозначно L, его синоним, его псевдоним и его клон, оно же стёрло все незримые грани между ним и миром. Так пустой сосуд наполняют содержимым, а голое дерево обрастает листьями. Так глине — придают форму. Тот, кто известен всему миру — никогда не имел своего лица. Тот, кто у всех всегда был на слуху — не имел своего голоса. Не было в L ничего личностного — это просто готическая буква на белом экране, синтетический голос без души, взгляд через объектив камеры. Рюзаки — смотрит тёмными, почти чёрными глазами, с глубоко пролегающими синяками под. Рюзаки — сидит сгорбившись, с ногами в кресле и облизывает крем с пальцев. Рюзаки — дышит, есть, существует; осязаем и обретает душу.

Рюзаки показывает себя группе людей и раскрывает себя перед Ягами Лайтом, позволяя наблюдать за собой точно так же, как наблюдает за ним сам. Этот ход подобен самоубийству, он знает. Знает он и то, что может ошибаться на его счёт, понимает, что частью себя и правда хочет ошибаться. Кто бы и что ни говорил, сам же L был склонен полагать, что даже ему не чуждо всё человеческое: иронично и то, что не чужды ему даже те вещи, что он всегда считал совершенно бессмысленным, иррациональным даже. Иронично: то, что он пресекал всегда, не выносил и не принимал как данность — становится обыденной закономерностью; чем-то привычным и естественным.

Одной из таких вещей стало ждать Ягами Лайта после работы.

Где именно стираются границы между работой и личным? В какой именно момент они стали настолько размыты, что даже сам L уже не может сказать, что из всего этого правда, а что привычная ложь? Об этом L предпочитает не задумываться: личное, в его случае, никогда нельзя делить на двое, личное — не имеет ничего общего с Рюзаки. Оно там, в другой стране, рядом с Ватари и в безмолвном доме. Так было всегда и так должно было остаться — у L не было ни стремления, ни желания менять что-то в привычном образе жизни. Жизнь вместе с Ягами Лайтом он расценивал как часть работы, не более: это сбор данных и анализ, подстраховка и отсеивание сомнений — он должен быть убеждён и твёрд в каждом своём выводе и каждом решении; он просто не имел права на ошибку. И всё же, где-то он её допускает. В том, что не поддалось расчётам и что не бралось во внимание. Признаваться в этом себе не хочется, отрицать это — глупо. Поэтому L просто не думает об этом. Поэтому L цепляется за эти десять смертей от сердечного приступа, когда должен был пресечь всё, как и собирался — это было бы самым логичным решением. Противоречие, как оно есть. Противоречие, которому он даёт обоснованное оправдание: пока он не выяснит стоит ли за этим Кира — он не покинет страну и не уедет из этого дома.

За собственными мыслями L не сразу замечает возвращение Лайта, поднимает взгляд только когда замечает движение, смотрит какое-то время — мимо, кажется, что не замечает. Рассеянно прослеживает жест руки, ослабляющей узел галстука, столь же отстранённо встречает чужой взгляд, отвечает не сразу, будто и не слыша вопроса вовсе. Указательным пальцем касается выстроенной башни из сахара, шаткой и готовой обвалиться от одного неверного движения, которое он себе и позволяет: кубики рассыпаются по столу и он прикусывает ноготь большого пальца. Лайт выглядит так же, как и всегда — до рези меж рёбрами привычно. Это хорошая новость? Он был бы рад, если бы Ягами Лайт и правда был не при чём, если бы всё это и правда было бы не более чем совпадением? L не знает. Не может дать себе ответа на это вопрос. В любом случае — рано делать выводы.

— Десять смертей от сердечного приступа за одну неделю. — Говорит, наконец, начиная сразу с главного и не сводя с Лайта пристального взгляда. Нет в их жизни «до встречи» и «с возвращением», нет в их жизни и «как прошёл день?», посмотри на них вот так — нет в их жизни ничего хотя бы напоминающего дружбу, в которую они оба когда-то решили сыграть, и ничего их не связывает, кроме рабочих вопросов и необходимости, которую они сами же перед собой и выстроили.

— Возможно Кира, — он отводит взгляд и снова начинает складывать кубик на кубик; первый, второй, десятый. Если посмотреть ближе... что тогда? Это — что-то значит? Этого L тоже не знает. Зато он знает, что нужно собрать информацию об этих случаях и проверить есть ли в них какая-то закономерность, стоит ли за ними что-то большее. Пожалуй, этим он и займётся.

Связь:	@f_ck_off_ok
Что сыграл бы?	По фэндому.