Мария деланно возмущённо взвизгнула, когда Филипп ущипнул ее, тут же кусая его в ответ за нижнюю губу. Ей нравился его игривый настрой, пусть в нем и была доля меланхолии.

— Я считаю, что тебя надо расслаблять, чтобы не допустить греха уныния.

И с этими словами девушка довольно чувственно прижалась лоном к его плоти, чтобы, так сказать, сразу явить свое намерение. Вода чуть сглаживала движения, делая все куда более плавным. Мария поерзала на нем, тихо посмеиваясь. И тогда, ощутив, что добилась своего, запустила здоровую руку под воду и коснулась его. Провела ладонью вверх-вниз несколько раз, с удовольствием наблюдая за тем, как что-то в зеленых глазах супруга темнеет от ее действий.

— Я так понимаю, тебя и на завтра освободили от обязанностей? — шептала Мария Филиппу в губы. — Тогда поедешь со мной ознакамливаться с делом?

Панфилова хрипловато рассмеялась.

Очень романтичная тема для разговора, учитывая, чем они заняты. Но разве это ли не прекрасно? Она любила их быт, непохожий более ни на чей.

Что думала сама Мария о своем новом назначении? Она была в восторге от того, как начинала воплощаться в жизнь ее давняя мечта, но одновременно ее и тревожило то, что это тревожит Филиппа. Она ведь отлично помнила, как ей самой было плохо, когда тот был зациклен на своем монастыре в самом начале, как все едва не разрушилось в самом начале. Нет, она не допустит, чтобы и сейчас все было так же, даже с ее стороны.

Ванную заполнял запах догорающего ладана, окутывал все вокруг легкой дымкой. Движения под водой выходили мягкими, нежными и плавными. Девушка двигалась навстречу своему мужу, ощущая, как внутри распускается сладкий бутон. Он тискал ее, сжимал грудь, заставляя жену дышать ещё более глубоко. Мария опустилась ниже, ближе к его лицу, чтобы поцеловать Филиппа в шею. Отличное завершение такого долгого и тяжелого дня. Она дотронулась своим носом кончика его носа и прошептала:

— Ты моя самая большая ценность.

Пусть он знает это.

Тело свела судорога, и Мария едва не захлебнулась воздухом, вздрогнув. Следом за ней дрожь передаётся и Филиппу, и девушка почти тряпичной куклой опадает своим телом на его.

— У меня голова кружится, — тихо рассмеялась она.

У нее часто такое бывало во время их близости, но сейчас отчего-то особенно сильно.

И тут завибрировал ее телефон, лежащий на тумбе рядом. «Мама».

— Черт, наверное родители обзвонились нам! Про побег из тюрьмы уже должны были рассказать в новостях.

Некрасиво вышло.

Как оказалось, Марии звонили и ее родители, и родители Филиппа. Поскольку муж пошел звонить своим сам, девушка перезвонила своим, накинув на плечи любимый шелковый халатик. Мама охала и ахала, почти плакала — хорошо, что дочь скрыла тот факт, что пострадала, и что убийства произошли на ее глазах. Ей звонил и папа, который много работал и редко мог найти время для звонка — вот он и ругался куда больше мамы.

Родители были против ее выбора профессии, считая ту опасной. Мама уговаривала дочь стать научным сотрудником, но Мария в первую очередь рвалась именно за работой с преступниками.

Но, когда все успокоились, Мария выдохнула и ответила вернувшемуся Филиппу:

— Меня тоже ругали, особенно батя. А как там твой дедушка?

Марии нравится Иван Глебович. Суровый и почти стальной, он все же был приятным мужчиной в возрасте, в котором было много скрытой заботы. От мужа девушка знала, что изначально дед был против учебы внука в семинарии, пребывал в ужасе от идеи с монастырем. Но вроде с годами старик успокоился, когда Филипп нашел «правильную жену». Мария любила общаться с Иваном Глебовичем на семейных праздниках. Вот он как раз очень уважал ее профессию.

Время сейчас только близилось к одиннадцати вечера, но Панфилова уже поняла, что валится с ног. Ванна и соитие с супругом окончательно расслабили ее, и теперь ее клонило в сон после аж трех трупов за день.

Мария подошла к Филиппу и прижалась к его груди, сцепив руки в замок за его спиной. С годами и ее нежность к нему, желание трогать и быть как можно ближе тоже никуда не делись.

— Пойдем спать, — устало пробурчала она. — Нам завтра к девяти утра в отделение. Будем сразу говорить и с патологоанатомом, и получим на руки копию дела.

Мария сегодня проснулась намного раньше будильника и, какое-то время нежась в постели, просто наблюдала за спящим мужем. В одной из своих лежанок, расставленных по всей квартире, похрапывал Легион, а сверху на одеяле сопел Пангур. Вскоре девушка, тяжко вздохнув, поднялась на ноги, поцеловала Филиппа в лоб и отправилась собираться. Душ, макияж, завтрак, заказанный во «ВкусВилле» — рутина. Курьер доставил еду довольно быстро, и Мария как раз разбиралась со столовыми приборами, испытывая легкое недомогание, скорее всего, из-за вчерашнего дня, когда вдруг услышала грохот, ор кота и супруга.

Панфилова стремительно забежала в спальню и ошалело посмотрела на Филиппа — того всего трясло.

— Эй, эй, ты чего, — она тут же подошла к нему и порывисто заключила в свои объятия. — Это просто сон, проекция твоего подсознания. На тебя так повлиял вчерашний день. В конце концов, ты осматривал труп.

Мария, растирая его плечи, посмотрела мужу в глаза.

— Я там тебе бургер с соусом из манго взяла, — она ободряюще улыбнулась. — И ещё конфет. Синих с мишками, помнишь, да? Налью тебе кофе, и станет лучше.

Мария не любила, когда он вспоминал Елисея. Понятно, что Филипп сильно корил себя, и она не желала ему таких душевных мук.

— Ну что ты? Уверен, что хочешь поехать со мной? Там будут подниматься очень неприятные темы.

Отчет по вскрытию, например.

Мария переживала за Филиппа, продолжая настороженно поглядывать на него, пока тот пил кофе. Конечно, очень тяжело иметь такой грех на плечах, какой был на плечах у ее мужа. Убийство. Иной раз она боялась, что это сведет его с ума. Радость с ним самой, как психолог, было бы с ее стороны не этично, а ведь больше ни с кем и не поговоришь. Посадят. Мерзкий круговорот.

— Я знаю, что справишься. Ты у меня очень сильный.

И речь шла не только о расследовании.

Когда же Филипп заговорил об Илье, Мария поморщилась.

— Он не просто несерьезно относится, ему важнее доказать, что он альфа-самец. Я понимаю, что со временем у многих следователей и вообще людей смежных должностей появляется профдеформация, им становится плевать на жертв и прочее, но не до такой же степени. Ломоносов — слепец, который хочет быстрее закрыть дело. Для этого меня и привлёк, я думаю. А когда я ему ещё и понравилась, началось вот это его «Машуня». Мерзость.

Мария передернула плечами от раздражения. У нее и самой не было аппетита — она тупо уставилась на свою вафлю с семгой. А потом просто подошла к супругу и порывисто обняла его, видя, что он ещё встревожен.

— Я люблю тебя и всегда буду рядом.

Приближалось время выхода из дома.