Мария рассмеялась, когда Филипп принялся тискать ее грудь. Было щекотно, но приятно — она часто бурчала на него, но на самом деле ей нравилась его раскованность с ней. И не скажешь, что они в браке уже почти четыре года. Они поженились и венчались двадцать второго декабря — в день зачатия Богородицы. Как ни странно, в какой-то момент Марию совершенно перестала раздражать религиозная тематика. Она больше не богохульничала — для чего ей так обижать своего супруга? Нельзя сказать, что она и уверовала, но в любом случае теперь была больше агностиком, тем атеистом. Панфилова не станет осквернять то, что так важно мужу.

Она сильно выросла за прошедшие годы над старой собой. Стала серьёзнее и мудрее, а волосы из синих теперь превратились в оттенок медового блонда. И ее любовь к Филиппу тоже трансформировалась в нечто иное — то больше не было больным помешательством. Теперь это были поддержка, равное партнёрство. Но и страсть их не угасла ни на йоту.

— Какой прыткий! — рассмеялась Мария в точности так же, как и в свое время, когда Филипп был ещё неопытен.

И в следующий момент она уже склонилась к нему, пылко прильнула к его губам, а затем принялась покрывать поцелуями его шею и грудь. От него по-прежнему пахло ладаном, а от нее — все теми же засахаренными розами. Они были все теми же влюбленными, что и прежде, только теперь уже по-взрослому.

— Я так тебя люблю, — чувственно пробормотала девушка, возвращаясь к губам мужа. — Больше всего на свете.

И это никогда не изменится.

Ее родители в свое время были в шоке, считая их брак несколько поспешным, но теперь семья Сербских обожала своего зятя. Особенно мама, ждущая внуков с каждым днем все сильнее. Никто не давил на Марию, позволяя ей строить карьеру, потому вопрос детей ее не раздражал. Раньше ее пугала одна лишь мысль о беременности, но теперь и сама хотела воплотить свою любовь к Филиппу в виде новой жизни. Просто не сейчас — всему свое время.

Девушка резко перекатывается на спину, увлекая Панфилова за собой, чтобы теперь он находился сверху. Обхватывает его бёдра ногами, прижимая все крепче к своему телу. Пока на них обоих присутствовало нижнее белье, но это лишь добавляло перчинки — слишком торопиться не хотелось.

— Ты знаешь, чего я хочу, — усмехается Мария, намекая на длительные ласки.

Конечно, он за четыре года все о ней узнал.

С тех пор, как Мария сошлась с Филиппом, ей ни разу и в голову не пришло ему изменить или что-то в этом роде. С самого их знакомства она перестала воспринимать других мужчин за мужчин. Она желала лишь своего мужа. И для него она была готова буквально всегда. В любой момент. Опять же — не нимфомания, просто очень, очень сильная любовь, находящая воплощение в плотских удовольствиях в том числе.

Когда он снимает с нее белье и касается языком, Мария порывисто выдыхает, прикрывает глаза, даже чуть жмурится от того, насколько это приятно. И приятно даже не только само себе — ей хорошо от мысли, что это с ней делает именно Филипп. Ее пальцы сжимают простыню, а с губ начинают срываться первые стоны. Как же Панфилова обожает так встречать утро!

Вскоре голова начинает чуть кружиться, а сердце колотиться так, словно вот-вот проломит собой ребра. Дыхание учащается до предела, и вдруг Мария смеется:

— Твоя борода щекочет меня.

Девушка ловко юркает из-под супруга, теперь повалив на спину уже его. Но она не спешит что-либо предпринимать. Пока нет. Просто забирается на него, укладываясь своей грудью на его грудь, и смотрит на него лукаво. За годы ее кокетство с ним никуда не делось. Она чувствовала своим телом его возбуждение и потому специально немного поерзала, чтобы затем с довольной улыбкой спросить:

— А ты не хочешь меня о чем-то попросить?

Дразнит его так, будто они совсем молодая пара, а не муж и жена уже четыре года.

А вот Мария, несмотря ни на что, сохранился свою чертовщинку. Осталась все той же искусительницей с соблазнительной ухмылкой на пухлых губах. Вот и сейчас она так же ухмыляется, не забыв шутливо закатить глаза на то, как муж обернул свою просьбу. В их паре она — та, кто говорит пошлости, а он — тот, кто должен от этих пошлостей краснеть.

Панфилова, предварительно прикусив Филиппа за нижнюю губу, сползает вниз, не забывая привычно поцарапывать кожу на его животе длинными ноготками. Под светом солнца ее давно заживший перевёрнутый крест над правым бедром виднеется более отчетливо, как маленькое напоминание о старой себе.

Теперь уже ее губы и язык касаются его плоти. Вначале она так же ласкова, как и он с ней, но вскоре девушка проявляет больший напор, а затем вновь сменяет его нежностью. Ей нравилось устраивать супругу подобные качели, заставлять его балансировать на грани. И это было делать куда интереснее, зная, что она у него одна-единственная. Его собственная Ева.

Мария чутко следит за дыханием Филиппа, чтобы все не закончилось раньше времени — ей ведь всегда было его мало. Когда она видит, что он близок, то тут же тормозит. Знает, что он притормозил бы ее сам, но делает это первой ради того, чтобы мужчина за одно мгновение вновь истосковался по ней.

— Есть идеи, как продолжить? — воркует она. — Сегодня я отдаю бразды правления тебе.

Ей нравилось играть в поддавки, и сейчас хотелось, чтобы вел именно он.

Ей нравится, когда он с ней такой. Интересно, сколько молодых девушек в его новом приходе греховно представляли бы его себе таким? Вот только ни одна не получит.

О да — Мария была очень ревнива глубоко внутри, и оттого ее ещё больше радовала мысль о том, что этот мужчина всецело принадлежит ей. Дело не просто в кольце на пальце. И даже не в том, что они венчались, что значило для Филиппа много. Дело в том, что она уверена в своем муже и знает, что он даже не взглянул бы в сторону другой женщины.

Мария в восторге от его страстной реакции, потому готова даже немного сыграть в покорную жену. С ее губ срывается стон, когда он входит в нее, а за ним следует усмешка после его требования.

— Слушаю и повинуюсь, — жарко шепчет она, принимаясь тут же двигаться ему навстречу.

Ей так нравится, что их страсть не угасает, а брачные игры не заканчиваются. Чувство наполненности любимым мужчиной сносит крышу, Мария от сладости происходящего кусает губы, глубоко и часто дышит едва ли не до потери сознания — до пляшущих перед глазами звездочек точно. Несколько долгих, тягучих мгновений, и ее тело сотрясается в судороге, чтобы следом рухнуть в приятную негу. Когда Филипп наваливается на нее следом, она тут же одной рукой гладит его по спине, а другой ласково почесывает его затылок.

— Я не устану говорить, как люблю тебя, ты же знаешь?

И она ни разу не лгала об этом.

— И так, я тут подумала, — она ещё не выровняла дыхание, но уже не могла замолчать. — Мы будем в этом году отмечать Хэллоуин. У нас пока не круглая дата, тем не менее знаменательный год — мы оба вышли на любимую работу.

Мария ведь и не успела заметить, как они так быстро повзрослели.

— Обещаю, никаких костюмов монашек.

Мария задорно рассмеялась, также поворачиваясь на бок, чтобы мочь смотреть мужу в глаза.

— Ну ты и зануда.

И тут ей в голову пришла ещё одна идея.

— Тут в кино вышел какой-то новый фильм про экзорцизм. Раз уж у нас выходной, почему нет? Я же тоже у тебя была бесноватой в самом начале.

И она вновь смеется — ходит по очень тонкому льду. Но ведь она не собиралась оскорблять Филиппа своими предложениями. Она просто любит фильмы ужасов, а в этих ещё и существование Бога не отрицают. Разве не идеальный компромисс?

Панфилова выползает из кровати и, вновь потягиваясь, накидывает на плечи шелковый халатик оттенка пыльной розы. Должно быть, она со стороны совершенно не походит на правильную матушку. Никогда не походила. И оттого она любит мужа ещё больше — он никогда не пытался задавить ее индивидуальность.

— Дорогой мой, что ты хочешь на завтрак?

Вообще-то Мария совершенно не умела готовить, так что под этим вопрос подразумевала скорее: «что для тебя заказать?».

— Отлично, тогда сейчас закажу. А я буду баббл-чай.

Мария вновь смеется, когда Филипп обнимает ее, зарываясь в ее волосы носом.

— Опять?

И все же вряд ли страсть между ними когда-нибудь угаснет.

***

Очередной рабочий день в Бутырской тюрьме. Мария устроилась сюда ещё весной, и ей нравилось это место. Все как она любит — вокруг конвойные в строгой форме, заключенные, часть из которых имела психические расстройства, но все равно была направлена судом в СИЗО, а не в специализированное психиатрическое учреждение. Одним из таких заключенных был Михаил Крылов. У мужчины была параноидальная шизофрения с уклоном в религиозные бредни. Тут-то Марии, как клиническому психологу, и пригодилось все то, что рассказывал ей Филипп.

Признаться, многие здесь смотрели на нее голодными взглядами. Как на кусок мяса. И что забавно — чаще на нее так глядели сотрудники ФСИН, чем заключенные. Последние уважали ее за доброту и искреннее желание помочь, а красота девушки становилась лишь чисто эстетически приятным дополнением. А вот первые, видя молодую большегрудую сотрудницу, любили смотреть на нее почти похотливо, не воспринимая всерьез.

Сегодня Михаил был особенно неспокоен. Панфилова заметила это сразу, едва увидела мужчину, которого сегодня поставили на дежурство во дворе. Он подметал асфальт среди прочих братьев по несчастью и казался нервным, дерганым. Постоянно озирался по сторонам и чуть морщился, смотря на местную церковь. Михаил был уверен, что его преследуют бесы. И здесь, в Бутырке, особенно. Его и посадили-то за убийство своего брата — Михаил был уверен, что помогает спасти его душу от слуг Дьявола. Но на суде шизофрения аргументом не стала — не было доказано состояние аффекта.

Потрясающая судебная система.

— Мария Николаевна! — встрепенулся заключенный сразу, как увидел психолога. Он почти кинулся ей в ноги, бросая метлу. — Мария Николаевна, вы должны мне помочь!

Даже его тон голоса выдавал наличие психоза. Конвойные напряглись, собираясь поднять мужчины за грудки, но Панфилова жестом остановила их.

— Михаил, что вы, вставайте, — она помогла ему подняться на ноги. — Как вам помочь? Вы хотите поговорить?

— Мне больше не помогает наш храм, — принялся лепетать он в ответ. Его штанины теперь были испачканы, но Михаил даже не замечал. — Там скопилось слишком много злости. Слишком много грехов. Мне кажется, черти овладевают мной.

Мария, сдвинув брови на переносице, сосредоточенно осматривала заключенного. Зрачки расширены, речь ускорена.

— Отведите его в мой кабинет, — попросила девушка конвойных.

Те, молча кивнув, принялись сопровождать Михаила и Марию в сторону психиатрического корпуса, но, стоило им пройти мимо одной из старых стен и остаться одним, в заключенного словно кто-то в самом деле вселился. Он резко завопил, почти взвыл, хватаясь за голову, а когда конвойные грубо тряхнули его, вытащил из-за пояса что-то, что блеснуло на солнце.

— Я должен отправиться к Господу! — его голос звучал по-звериному, когда он воткнул заточку в шею одного из конвойных.

Кровь брызнула резкой струей. Второй конвойный потянулся за своим оружием, но все произошло слишком быстро — теперь у него было перерезано горло. Кровь распространялась так быстро, как море в шторм, и хлынула в сторону Марии. Теперь на ее брюках, на блузке и куртке с эмблемой ФСИН она была почти повсюду. Психолог попробовала самолично остановить заключенного, но в порыве случайно схватилась за лезвие, и, когда мужчина выдергивал, то порезал ее ладонь. Не сильно, но ощутимо.

— Простите меня, Мария Николаевна! — почти захныкал Михаил, но тут же ринулся по стене вверх, хватаясь за выступающие кирпичи.

— Тревога! — выкрикнула Панфилова.

Дальше все казалось похожим на кровавый калейдоскоп. Мельтешили сотрудники, толпой бежавшие в своих тяжелых ботинках к выходу. Кто-то схватил Марию за плечи, проверяя на наличие ранений.

— Ничего, — панически выдыхала она. — Со мной все в порядке.

Вспомнился торчащий из кустов труп Елисея, и то, как она оттирала кровь с одежды Филиппа.

— Он скрылся! — крикнул кто-то.

— Черт! — выругался другой.

— Подождите, — почему-то зашептала Мария, но, осознав это, заставила свой голос окрепнуть. — Подождите! В это время всегда приезжает фургон «Озона»!

Какой придурок придумал открыть пункт выдачи около тюрьмы?

— Машины обычно уезжают в сторону Новослободской, — продолжила Панфилова.

Но тут внутри все похолодело. Она знает, куда отправится Михаил.

— Организуем перехват! — сотрудники мельтешили со всех сторон.

— Я с вами, — твердо сказала Мария, вытирая окровавленную ладонь о чистый участок куртки.

— Простите, Мария Николаевна, но вы не должны…

— Он мой пациент! — огрызнулась она в ответ, а затем добавила уже тихо, чтобы никто не услышал: — И там мой муж..

Это было куда страшнее, чем смерти, которые ей только что пришлось лицезреть.

***

— Филипп, ответь же, — Мария записывала уже седьмое по счету голосовое сообщение, так как на звонки супруг не отвечал. — Закрой церковь. Срочно.

Когда она шла в эту профессию, то понимала, что может стать свидетельницей всякого. Но побега с двойным убийством? Точно нет. Но куда хуже ей было от мысли, что опасный и невменяемый преступник может навредить Филиппу. Возможно, именно эта мысль помогала ей сейчас держать себя в руках.

Они ехали на машине с мигалками, и это помогло устроить быстрый перехват. Когда они с визгом шин затормозили у храма святого Пимена, Михаил как раз бежал к дверям. Сотрудники из другого автомобиля выбежали первым, тут же паля в воздух из оружия.

— Стоять!

Беглец тотчас затормозил и горько расплакался, падая на колени.

— Не стреляйте!

Ворох бабок в платках, собирающихся в церковь, завизжал единым организмом.

Мария выскочила из машины, собираясь в первую очередь забежать в храм и увидеть мужа, но тут тот сам вышел на улицу. Слава высшим силам, с ним все в порядке.

Она заметила, с каким ужасом Филипп оглядывает ее, и только потом вспомнила, что буквально вся залита кровью. Даже концы волос слиплись.

— Мария Николаевна! — Михаил вновь звал ее, рыдая в голос. — Помогите мне!

Сама же Панфилова все ещё пребывала н состоянии шока. Тем не менее, она нашла в себе силы подойти к заключенному и даже с горечью и сожалением ответить:

— Прости, но теперь я тебе ничем не помогу. Ты убил двоих сотрудников.

— Простите! Я не хотел! Мною завладели бесы!

— Михаил, — Мария устало покачала головой, прикрыв глаза. — Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?

— О свободе воли, — мужчина явно испытывал глубокую печаль теперь. Психотический срыв окончен. — Бесы не могут завладеть мной, если я не позволю.

Панфилова шумно выдохнула, теперь, когда шок прошел, ощущалась боль в разрезанной ладони. Девушка вновь посмотрела на мужа. Тот пытался пройти к ней, но его не пускала уже успевшая прибыть полиция.

— Простите, батюшка, это место преступления, — говорили они.

— Все в порядке, это мой муж, — уведомила Мария мента и подошла к Филиппу сама.

У шокированных прихожан, толпившихся на улице, глаза на лоб полезли.

Отредактировано Camilla Macaulay (2023-10-09 15:47:07)

— Все хорошо, все хорошо, — принялась заверить Мария, хватаясь окровавленными пальцами за руки Филиппа. — Это не моя кровь. Ну почти.

Признаться, держалась Панфилова на удивление стойко. Могла бы испугаться, начать плакать, но ничего из этого не было. Она должна быть к подобным ситуациям готова — зря что ли училась?

Девушка показывает мужу порезанную ладонь. Левая рука почти горит.

— Нужно обработать и перевязать, наверное.

Но тут из-за ее спины раздаётся почти стальной голос:

— Панфилова Мария Николаевна?

Она оборачивается. К ним стремительно приближается некий высокий мужчина. Высокий, не самый страшный, но отчего-то отталкивающий. Холодный и скользкий — вот что сказала бы она своим наметанным взглядом психолога.

— Ломоносов Илья Геннадьевич, — представляется мужчина, протягивая руку для пожатия. — Следователь.

Он одаривает Марию холодным оценивающим взглядом, пока та, на секунду призадумавшись, не протягивает здоровую руку в ответ. Следователь даже не брезгует испачкаться в крови.

— У нас в машине есть аптечка, можете обработать руку жены, — обращается Илья к Филиппу, давая понять, что слышал их разговор до этого.

И потом Ломоносов вновь возвращает все свое внимание к Марии, будто рядом и нет ее супруга.

— Впечатляете. Даже не плачете. Один из ваших сказал, что это именно вы предугадали, куда отправится беглец. Как?

— Я работаю с Михаилом уже три месяца, — деловым тоном отвечает Мария. — Он параноидальный шизофреник, зацикленный на религии.

Илья Геннадьевич бросил беглый взгляд на Филиппа. Будто насмехался в своих мыслях.

— Полагаю, это ваш профиль, — не удержался он от едкого комментария, вновь обращаясь исключительно к девушке. — Продолжайте. Что произошло?

Мария натужно делала вид, что не замечает тона следователя.

— У него случился психотический приступ. Михаил уверен, что в тюрьме его одолевают бесы. Когда он убил двоих конвойных, то ринулся через стену.

— Вы видели убийство?

— Я была рядом, да.

— Так почему эта церковь?

— Он забрался в фургон «Озона», и храм святого Пимена был ближайшим на пути. Я сразу поняла, что он направится сюда.

— Какая выдержка, — почти сально усмехнулся Ломоносов. — Стать свидетелем двойного убийства и даже не плакать. Вы сами вызвались поехать на задержание?

— Да, здесь работает мой муж.

Илья, словно вспомнив, что Филипп стоит рядом, лениво глянул в его сторону, и опять заговорил с Марией.

— Бутырка задолжает вам отпуск после такого происшествия. Это хорошо, потому что у меня теперь на вас планы. У нашего отделения нет своего специалиста по профайлингу, и ваши навыки пригодились бы нам в расследовании. Интересует?

Панфилова даже забыла о том, насколько этот Илья Геннадьевич мерзок. Такая работа — ее мечта!

— Да, да, конечно, — тем не менее, она кивнула со всей серьёзностью, скрывая почти детский восторг.

— Я бы хотел обсудить с вами детали, но, полагаю, вы захотите избавиться от крови, — следователь вновь окинул взглядом ее окровавленную одежду. — Жду вас с отделении вечером. Дело серьезное и не терпит отлагательств.

И, широко и белозубо улыбнувшись, Ломоносов развернулся в противоположную сторону, напоследок бросив:

— Парни из убойного дадут вам аптечку. Перевяжите свою руку.

Мария кивнула и выдохнула, оборачиваясь к мужу.

— Представляешь, как круто? — перед Филиппом она могла уже не скрывать свою радость. — Я же стану профайлером!

А где-то на фоне ещё рыдал скрученный полицией Михаил, на запястьях которого уже защелкнули наручники.

Илья Геннадьевич кинул последний взгляд на Марию, садясь в свою машину. С такой усмешкой, что девушка неприязненно поморщилась. Следователь словно облапал ее одними своими глазами.

И тогда Мария услышала вопрос мужа и призадумалась.

— Я не знаю, куда его отправят, но навряд ли снова к нам. Может, я смогу выпросить такую возможность у этого Ломоносова.

Она поймала себя на том, что ей неприятно даже произносить эту фамилию. Словно гнили пожевала. А ведь теперь этот Илья будет для нее начальником ищи даже, скорее, напарником.

К ним подошел полицейский и выдал аптечку, а затем ушел обратно к машине, чтобы затолкать Михаила внутрь.

Мария же передала аптечку мужу.

— Поможешь мне обработать порез?

Сама она точно не сможет — рана тянулась через всю ладонь и болела каждый раз, стоило ею подвигать. Дура, зачем за лезвие схватилась? Совсем мозги отключились.

И только теперь до Марии начало доходить, что произошло. На ее глазах ведь, и правда, убили двоих человек. И теперь она вся смердит их кровью. Она их знала, у обоих были жены и маленькие дети. Панфилова не спешила корить Михаила — она корила систему, которая отправила психически нездорового человека в обычную тюрьму. Крылова тоже уже увозили, и, взглянув на удаляющееся авто, девушка вздохнула и сказала:

— Я делала для него все, что могла, и ему помогали наши разговоры, но… Психиатры в Бутырке бестолковые. Они не корректировали его схему приема препаратов, не могли купировать эти приступы. Теперь его может ждать зона, если суд вновь обзовет его вменяемым.

Мария взглянула на Филиппа и тихо зашипела сквозь зубы, когда на ее порез полилась перекись. Она догадывалась, о чем сейчас думает супруг. О Елисее. За годы он так и не простил себя окончательно.

— Будет мой первый рабочий шрам, — ободряюще улыбнулась Мария, кивая на свою ладонь, которую Филипп как раз уже перевязывать.

Несчастные прихожане были в шоке — мягко говоря. Мало того, что их матушка совсем не была похожа на матушку, так ещё и заявилась на территорию храма с полицией и вся в крови. Им, конечно, никто ничего не объяснил, и одна из бабулек даже рухнула в обморок.

Мария благодарно кивнула отцу Иллариону.

— Благодарю вас. Вряд ли идти до дома в таком виде было бы уместно.

Уже в машине она и сама нервно рассмеялась на слова мужа.

— Я не знаю. Я словно оцепенела, но это, наверное, даже хорошо. Эмоции не помогли бы мне собраться и действовать. Михаил не плохой человек, просто… больной. И теперь его ждёт новый суд из-за оплошности охраны тюрьмы и плохих врачей.

Девушка тяжело вздохнула.

— Я хорошо знала и тех, кто его сопровождал. Кого он убил. У обоих остались жены и дети. Они умерли в каком-то жалком метре от меня.

Мария вздрогнула, смотря невидящим взглядом куда-то через лобовое стекло. Но тут она перевела взгляд на Филиппа и схватила его за руки. Настолько крепко, насколько позволяла перебинтованная рассеченная ладонь.

— Я сразу поняла, что он направится сюда после побега, и очень испугалась. А ты, между прочим, не отвечал на мои звонки и сообщения. Я чуть не сдохла от страха, серьезно.

И это было так.

— Мне нужно отмыться от крови, а затем сразу ехать в отделение. Я прям как Кэрри. Ты.. поедешь со мной, раз тебя на сегодня отпустили?

Отредактировано Camilla Macaulay (2023-10-09 21:38:55)

— Помоги, — улыбнулась Мария. — Обожаю, когда ты обо мне заботишься.

На всю гостиную раздавался громкий храп — это в своей розовой лежаночке спал Легион. Он всегда делал это так крепко, что мог даже не услышать хозяев.

Девушка поджала ноги на диване, смотря на мужа. Она все обдумывала произошедшее, и теперь на нее накатывало осознание. Было очень жаль конвойных — Дмитрия и Владимира. Очень жаль Михаила. Но сама близость смерти отчего-то ничуть не напугала Марию, даже напротив — несколько взбудоражила. У нее что, адреналиновая аддикция?

— Филипп, — она протянула подрагивающие от нервов пальцы и коснулась щеки супруга. — Не нужно за меня бояться, это единичный случай, правда..

А будет ли это единичным случаем, если она будет работать с полицией? И словно в подтверждение ее мыслям в сумке зазвонил телефон. Мария вздохнула и вытащила его из сумки, тут же отвечая:

— Панфилова Мария. Слушаю.

— Мария Николаевна, мне дали ваш номер в тюрьме, — раздался голос Илья Геннадьевича. — Мы с вами не условились о времени.

Девушка поморщилась.

— Да, во сколько я должна приехать?

— Вообще-то обстоятельства изменились. Было найдено ещё одно тело.

— Тело? — переспросила Мария, ощущая, как к горлу подкатывает ком.

— Второе по счету. Пока нет причин полагать, что это серийный убийца, но… Я бы хотел, чтобы вы осмотрели место преступления вместе со мной. Я вышлю адрес.

И Ломоносов оборвал звонок.

Слишком много смерти для одного дня. Мария уставилась в стену перед собой и сидела так, пока Филипп не дотронулся до ее руки.

— Помыться не выйдет, — нервно усмехнулась девушка. — Кажется, меня привлекают к делу о маньяке. Ломоносов хочет, чтобы я приехала на место, где обнаружили труп.

Ты мечтала об этой работе, Мария.

Нужно переодеться и смыть кровь с рук, но сначала она хотела услышать, что ей скажет муж.

— Жизнь есть, но это же расследование, — мягко возразила Мария. — Полицейских могут вырвать в любой момент, а я теперь тоже.. Ну, почти.

Панфилова не выдержала и рассмеялась, когда Филипп предложил отвезти ее. Он, похоже, переодеваться не собирался.

— Прямо так на место преступления поедешь?

Она тоже отвлеклась на Легиона. И все же этот поросеночек был умилителен.

— Ладно, дай я приведу себя в порядок, и тогда поедем.

Стиль одежды за прошедшие годы у Марии тоже претерпел насыщенные изменения. Она больше не могла выглядеть безмозглой тусовщицей, имея серьёзную работу и мужа-священника, хоть на приличную матушку тоже похожа так и не стала. По-быстрому оттерев от себя оставшуюся кровь, поправив чуть потекший макияж и расчесав волосы на скорую руку, она переоделась в брючный костюм кремового цвета, надела пальто вместо форменной куртки, поскольку та сейчас была неуместна, и тогда они с Филиппом выдвинулись на адресу, что дал Ломоносов.

Место преступления находилось в полузаброшенной промзоне. Тем не менее, и здесь успели столпиться журналисты и зеваки. Те тут же отвлеклись, заметив рядом с медовой блондинкой, уверенно шагающей к ленте ограждения, молодого и красивого священника.

— Простите, гражданка, дальше нельзя, — преградил путь один из ментов, что сильно сильно пыжился, стараясь выглядеть серьезно и даже угрожающе.

Именно из-за таких мусоров их не любят.

— Славик, все нормально, — тут же появился Илья. — Она со мной. Напарница.

И Ломоносов подмигнул Марии так фамильярно, словно они сто лет знакомы и даже что-то имели между собой. Ей стало неприятно.

Но и лицо самого следователя тут же изменилось, вновь становясь непроницаемой холодной маской, стоило ему увидеть, с кем приехала Мария.

— Простите, Мария Николаевна, но я боюсь, что нашей подопечной уже поздно отпускать грехи, — ледяным тоном «пошутил» Илья. — Вашему супругу лучше подождать за ограждением.

Психолог знала, что так и будет, но приказные речи и все поведение Ломоносова заставляло желать сломать ему нос в прямом смысле.

Мария так же ласково улыбнулась Филиппу, как и он провел по ее плечу, однако, вышло заодно и как-то взбудораженно. Труп, который она сейчас увидит, будет четвертым за ее жизнь. Самым первым был Елисей, торчащий из кустов. Почти ровно четыре года назад. Второй и третий, что забавно, Панфилова видела уже сегодня. И пока не испытывала сильно тяжких чувств по этому поводу, даже наоборот. Она же теперь как агент ФБР, мать его!

— Ну что, Мария Николаевна, перейдём с вами на «ты», раз уж теперь будем так близко работать? — невзначай лениво протянул Ломоносов.

— Да, конечно, — отмахнулась девушка, поскольку все ее внимание теперь было обращено к телу молодой девушки, что сейчас фотографировали судебные эксперты.

Ее выбросили, как мешок с картошкой. И она успела начать разлагаться — вся подворотня наполнилась мерзким сладковатым запахом гниющей смерти.

К ним подошел, видимо, главный из судмедэкспертов — высокий и худой мужчина слегка чудаковатого вида. Он поправил очки и улыбнулся едва ли не задорно.

— Судя по всему, она здесь сутки или двое, — начал он. — Началась стадия вздутия живота, начал гнить кишечник.

Те эксперты, что занимались фото, вскоре закончили. Последний из них как раз снимал руки жертвы и вдруг нахмурился. Начал говорить что-то о сатанистах. Мария тут же ощутила, как внутри что-то забилось, и она выпалила:

— Позовите моего мужа.

— Маш, знаешь.. — попытался возразить Илья, поморщившись.

— А кто ваш муж? — искренне заинтересовался судмедэксперт. — Он может помочь делу?

— Может, — она кивнула в сторону ограждений.

Не знающие тут же поняли, о ком она говорит — как можно не заметить священника? Некоторые из ментов, что спокойно ели хот-доги, несмотря на запах трупного разложения, тихо загоготали, с явным стебом поглядывая на Ломоносова. Он-то успел им рассказать, что скоро завалит на лопатки новенькую профайлершу прямо в своем кабинете.

Когда Филипп подошел к ним, Мария с гордостью подметила то, как он стойко стоит рядом с телом погибшей. Ни тебе реакции на вонь, ни на саму смерть поблизости.

— На голове? Необходимо сказать Евгеничу! Он не осматривал голову предыдущей жертвы, это точно, мы бы уже знали. Пьянчуга, — взбудоражился главный судмедэксперт.

Илья громко фыркнул.

— Меня зовут Георгий Валентинович, — опомнившись, эксперт представился супругам Панфиловым. — На чем мы остановились? Ах, да. Девушка находится тут около суток. Точнее скажет патологоанатом, но пока я склоняюсь к тому, что дела обстоят именно так. Ее ткани уже начали переваривать сами себя.

Казалось, Георгию все это приносит огромное удовольствие.

— А ты что скажешь, Машунь? — Илья специально обратился к ней так при муже.

Она же чуть заметно поморщилась, зыркнув на Ломоносова абсолютно испепеляюще. Но взяла себя в руки и принялась говорить. Это ее звездный час как криминолога.

— Он не слишком боялся, что ее найдут. Пусть это место и считается наполовину заброшенным, здесь часто ходят люди. Срезают до метро. Он просто бросил ее в первом попавшемся темном закоулке. Посмотрите, он даже не попытался как-то по-особому уложить ее. Выбросил и всё, как мусор. С пренебрежением. Будто она выполнила свою функцию и перестала что-либо значить.

На жертве было надето простое белое платье в пол, порванное в некоторых местах. В районе паха на ткани красовалось огромное почти черное пятно запекшейся крови.

— Изнасилование? — уточнил Илья, кивнув на это пятно.

— Слишком много крови, — задумчиво покачала головой Мария. — Разве что это делали ножом.

— Она близка к истине, — вновь заулыбался Георгий. — Предыдущей жертве вырезали все придатки. Целиком.

Маньяк какой-то. И это Мария не об убийце.

— Может, не будем раскрывать так много деталей дела при… — огрызнулся Ломоносов, намекая на присутствие Филиппа.

— Почему это? — выгнула бровь Мария.

— Потому что мы и сами в силах понять, что три шестерки — символ антихриста. «Омена» все смотрели. Это простые сектанты.

— Да, но я не думаю, что это сектанты, — возразила профайлер. — Сектанты действуют аккуратнее. Они боятся быть раскрытыми, не будут так себя выдавать. Если у нас серийный убийца…

— Ты, Маш, должна знать, как криминолог, что серийными убийцы называют, если у них более трех жертв, — Илья торжествующе улыбнулся, ему явно нравилось чувствовать себя самым умным. — У нас две.

— В ФБР с тобой не согласятся, — в тон ему ответила Мария. — Этот термин придумали они. И они считают, что от двух. Плюс — это человек с определенным почерком, я так понимаю? Хотя это мы узнаем только в том случае, если этот ваш Евгенич подтвердит догадку моего мужа. А он подтвердит. И тогда вы, Илья Геннадьевич, сами попросите нас о помощи.

Она подчеркнуто специально назвала следователя по имени и отчеству, чтобы показать, что ведет себя взрослее, чем он, соблюдая субординацию.

Сам же Ломоносов сейчас ощущал себя загнанным двумя малолетками — священником и профайлером без опыта. Это же просто смешно. Едва он оскалился, чтобы сказать что-то едкое, Мария продолжила:

— Берите двоих по цене одного. Вы сами сегодня так восхищались моими талантами, что пригласили стать вашим консультантом. Если же дело имеет религиозную подоплеку, человека лучше моего мужа, окончившего Московскую духовную академию, вы не найдете.

Казалось, Илья вот-вот взорвется — аж побагровел. Но тут сзади раздался голос:

— Вот как?

Даже Ломоносов сдал назад при виде высшего начальства из следственного комитета.

Мария гордо хмыкнула, посмотрев на мужа. Они, действующие как команда, смогут порвать кого угодно — она уверена.

— Я бы хотел, чтобы вы оба явились завтра за материалами дела, — подытожил Николай Иванович. — Тело отправят Станиславу Евгеньевичу, нашему патологоанатому. К утру отчет будет готов.

Илья закатил глаза, но тут же постарался сделать вид, что не делал этого, когда Башкетов обратился к нему:

— Илья Геннадьевич, вы молодец. Правильно подошли к делу, найдя талантливых консультантов. Думаю, пока их можно отпустить, а вам следует проехать с нами на вскрытие.

К трупу уже подносили носилки, когда начальник откланялся, ещё раз пожав руку Панфиловым.

— Увидимся утром, Машунь, — буркнул Ломоносов, специально продолжая так называть «напарницу».

Когда Мария и Филипп уже подходили к машине, девушка вдруг покачнулась, схватившись за руку супруга, и странно, отрывисто задышала. В теле ощутилась слабость.

— Все в порядке, — заранее залепетала она, зажмурившись. — Голова закружилась. Ну и смердело там.

С утра она тоже чувствовала себя странно, но да ладно — может, то было лишь предчувствие предстоящей трагедии?

— Отвези меня домой. Хочу полежать с тобой в ванне и отмыть с волос эту кровь.

Самые кончики до сих пор оставались испачканными, и мерзкий запекшийся запах бил прямо в ноздри.

Быть дома после такого тяжелого дня было приятно. А особенно Марию грела мысль о том, что сейчас она сможет нырнуть в объятия мужа в теплой ванне. Когда их встретил на пороге Легион, девушка улыбнулась и почесала его загривок. Поросенок довольно похрюкивал и слегка повизгивал. Пангур, кот породы ориентал, тоже выполз из спальни и теперь потягивался, громко урча.

— Кажется, кого-то надо кормить, — сообщила Мария Филиппу. — Разберешься? А я наполню нам ванну.

Она тут же сбросила всю одежду — хоть та и была чистой, казалось, что запах крови пропитал и ее. Панфилова выбрала соль с лавандой. Должно успокоить нервы. Прямо так она сходила и в гостиную за палочками ладана. Запах, который каких-то четыре года назад богохульная тусовщица терпеть не могла, теперь казался родным.

Ароматы смешались в приятный водоворот.

Мария дождалась, когда супруг покормит животных, и затем помогла и ему избавиться от рясы. Сколько прошло времени, а он для нее всё так же прекрасен. И всегда будет.

— Иди сюда, — она повела Филиппа в наполненную горячую ванну, вода в которой окрасилась в лавандовый оттенок.

Теперь он со своим высоким ростом облокотился на бортик, а Мария влезла следом, додаст спиной на его грудь. Смешение запахов успокаивало, но куда большее блаженство девушка испытывала от близости тела любимого человека. Устало прикрыв глаза, она положила голову ему на плечо.

— Я расстроила тебя сегодня?

Мария чуть повернула голову, чтобы мочь видеть лицо Филиппа.

— Прости меня, я сама чуть не пизданулась, когда поняла, что тебе может угрожать опасность при задержании. Я обещаю быть очень осторожной. Тем более, если ты будешь со мной, ничего плохого не случится.

Вода попала в рану на ладони, и девушка шумно выдохнула сквозь зубы от боли.

— Как мы заткнули этого Илью, да? Я тебя очень люблю и горжусь. Ты невероятно умный. И вообще мой муж самый крутой. Но и я не промах — схватилась рукой за лезвие заточки.

Мария рассмеялась, надеясь разрядить обстановку.

Отредактировано Camilla Macaulay (2023-10-10 05:08:23)