Невзирая на мысли о самоубийстве Тед, тем не менее, боялся умереть так, как он не планировал. Не имея возможности контролировать собственную жизнь так, как считает нужным, Банди-младший желал хотя бы свою смерть  держать в руках. Поэтому он был до ужаса брезглив и боялся инфекций разного рода — тоже одна из разновидностей его нервного расстройства. Отсюда мытье рук и почти безумный страх перед кровью. Той, что никак не желала отмываться от кожи и успела залезть под ногти. Почти в панике он схватил с полочки чью-то зубную щётку и принялся вычищать ногти.

Отвратительно. Просто отвратительно.

Тут его коснулась рука Луны. Банди-младший повернулся к девушке. Та дернула его на себя и впилась своими губами в его. Поцелуй получился лихорадочно горячим, едва ли не грубым. Рамирес ещё раз дернула Теда на себя и тот завалился в ванну, аккурат под струи почти горячей воды. Он чувствовал себя так странно. Приступ пока ещё не отступил, побуждая Банди сопротивляться. Пусти, пусти, ритуал ещё не окончен. Но вскоре Теодор сдался на милость противника.

Он боялся, что ему не хватит сил. Боялся, что страх перед собственным прошлым сыграет главенствующую роль в их отношениях с Луной. Но этого не случилось. Тед целовал Рамирес с упоением, чувствуя, как тревожный порыв отступает на второй план. Липкие пальцы ужаса держали его за горло все слабее и слабее.

— Я люблю тебя, — честно признался Тед, чувствуя, как внутри все сжимается, — В моем прошлом было много того, что навсегда свяжет меня с сестрой, но ... Я люблю тебя. Мне не нужно другой девушки.

Тед не лгал и не юлил . Сказал как есть. С Патрисией они никогда не смогут забыть прошлое, однако смогут, если постараются, создать будущее. Без грязи и порочных связей. Возможно они даже смогут найти общий язык друг с другом, и стать ближе. Возможно все, что им было нужно — понять, что они в первую очередь близнецы, а не любовники, и одно не равно другому.

Кровавая вода лилась с их тел потоком. Теодор коснулся груди Луны, поцеловал девушку в шею, почти присосавшись к ней, как вампир из черно-белого кино. В ванной комнате стало невыносимо душно. Настолько, что Банди-младшему даже стало тяжело дышать.

— Тебе понравилось ... Убивать?

Осторожно спросил Тед Луну, опасаясь услышать утвердительный ответ.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Волнение и страх,  в которых купался Тед постепенно отступали. Он чувствовал нечто подобное почти постоянно, как может чувствовать только редкий невротик — лежбище комплексов и психических проблем. И теперь, когда это все уходило, Банди не мог понять — что с ним происходит. Кто оставался внутри него и каким он станет без тисков, которые постоянно сжимали и терзали его изнутри.

Розовая от крови вода утекала в слив, а вместе с ней боль и страх. Тед, в промокшей насквозь рубашке, как будто рождался заново. Это пугало и увлекало одновременно. Как увлекали поцелуи и прикосновения Луны. Впервые  в жизни Тед позволил себе отпустить поводья и сдаться на волю другому человеку. Он не знал куда его это заведёт и боялся. Но страх этот ни стоил ничего в сравнении с тем блаженным покоем, который воцарился в его душе.

Слова Луны о том, что ей не понравилось убивать бальзамом проливаются на душевные раны Банди. Ему было бы невыносимо думать, что и Луна такая же прирождённая убийца, как и его сестра. Одну душегубицу он ещё смог вынести, но двух его истерзанный нервами организм просто не выдержал бы. Ему, как и многим неврастеникам, хотелось создать вокруг себя тихую гавань, куда бы не попадали никакие травмирующие и выводящие из себя события.

— Нет, не бесит, — простодушно отозвался Тед, не протестуя, когда Луна начала буквально стаскивать с него мокрую рубашку. — А что я должен носить по твоему?

Если раньше он бы рассердился, то сейчас просто рассмеялся. Она укусила его за плечо, и Тед повторил этот маневр немедленно же, а затем принялся целовать Луну со всей страстью на которую был сейчас способен. Подхватив её на руки, входя в неё, он чувствовал себя сейчас бесконечно счастливым, пусть даже всегда убегал от этого счастья откровенно боясь.

Из ванной они переместились в спальню, где Тед опрокинул Луну на кровать с шутливым рычанием. Он как будто и думать забыл о том, что ещё недавно так страшно тревожило его. О крови и боли. О трупах и жестокости. Теперь Банди-младший был обычным парнем семнадцати лет, а не потоком маньяка, и надо сказать эти метаморфозы ему были чертовски приятны.

— Ты же хотела продолжать.

Он склонил голову и укусил Рамирес за бок и улыбнулся ей.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Пат вернулась в хорошем настроении. Определённо, Силы Небесные ей в этот день помогали.
Машину она бросила в Броли, на пустыре недалеко от большой стройки. Пат переоделась прямо в машине, сложила дождевик и сапоги в большой чёрный пакет, предусмотрительно захваченный из дому. Её собственная одежда – футболка, шорты и кроссовки – была черной, и крови на ней не было заметно, а лицо, руки и ноги Пат отмыла еще в домике Рамиресов.
В машине Пат еще причесалась и немного порылась, превозмогая отвращение – кажется, милому мальчику Энтони никто не сказал, что в салоне надо хотя бы иногда убираться. Перебрав груды упаковок, фантиков от шоколадок, огрызков разной степени мумифицированности, масок, оставшихся от последней эпидемии и тому подобное, Пат разжилась некоторыми трофеями – почти полутысячей баксов купюрами и монетами, электрошокером, двумя пачками вонючего «Салема» (одна была початая», «Сникерсом» и расческой в футляре. Права Синфулэмба Патриция тоже забрала с собой.
Пройдя пару кварталов через новостройки и какие-то промзоны, Пат вышла к вокзалу, где зашла в торговый центр – через двери, где разгружался фургон с фруктами и служебный ход. По служебной лестнице поднялась на второй этаж, зашла в пару бутиков и слегка прикинулась – купила новые шорты, белую маечку с рожей какого-то угрюмого хмыря и солнцезащитные очки. Старую одежду сунула в свой черный пакет, потом перекусила в Макдональдсе и покинула магазин.
Она хотела пойти на вокзал – на электричке доехать до Сан-Диего, а там взять тачку напрокат, но потом увидела молодого пацана на невзрачном фольксвагене. Моментально возникшая рядом Молли, у которой ожоги, кажется, стали подживать, заявила:
- Подойди к этому парню, авось, не придётся крюк делать.
Водитель фольксвагена был похож на футболиста, но оказался застенчив, как ягнёнок, а вид ног Пат и ее грудь, то и дело мелькавшая в пройме майки, то и дело заставляли его краснеть.
Пат рассказала трогательную историю про то, что она только что приехала из Са-Диего; ее должен был встречать ее… друг, но она подозревает, что у того шашни с другой девочкой. А ей срочно надо в чёртову Коачелу! Мальчик попереминался с ноги на ногу, и предложил отвезти Пат. Пат, поломавшись, согласилась. Поехали они по той же старой дороге, по которой Пат добралась до Броли.
Ровно полдороги Пат самозабвенно врала парню (его звали Мэтью) про свои отношения с выдуманным Элиотом (отчасти выдуманным – покойный Элиот во много послужил прототипом), не забывая при этом смущать Мэтью грудью и ногами. В конце концов, Пат всхлипнула и заявила морально готовому к этому Мэтью, что очень зла на Элиота и хочет ему отомстить. Мэтью покраснел, как флаг Китая, а Пат, томно взглянув на него, смиренно попросила помочь ей в этом нелегком деле.
Все произошло рядом с тем же заброшенным заводом, совсем недалеко от цистерны, где остатки соляной кислоты переваривали обидчиков Теда. Мэтью оказался скорострелом, но Пат это не удовлетворило. Возбудив его в устной форме, она вновь довела парня до логического финала, но опять не удовлетворилась достигнутым и повторила все в третий раз, после короткой передышки, в ходе которой Мэтью угостил ее местными пивом, похожим на мочу Кастанеды и прелыми сэндвичами.
В итоге, Пат так выжала беднягу, что оставшиеся мили он преодолел в полусне, и едва не врезался в дерево, когда начался лес имени Рамиресов-Мэнсонов. Он, возможно, даже не заметил, как Пат выпорхнула на повороте к домику семейства Луны, и, наверно, сильно удивился, оказавшись в Коачеле. Впрочем, пат было всё равно.
Пат давно привыкла, что ее жизнь катится по наклонной, и не сильно стремалась её печальными перипетиями, а когда выпадало приключение, даже опасное – радовалась, как ребенок. Напевая добрую песенку про маму авторства группы «Раммштайн» (слов песни Пат не знала, но, видимо, у нее был фамильный слух Банди, и она воспроизводила их так, как услышала), Пат вошла во двор, и увидела Луну, выпорхнувшую из дома в сад.
- О, Луна – обрадовалась Пат. - Можешь нас поздравить, я удачно избавилась от полусотни фунтов мяса с костями и их драбадана. Так что нам больше ничего не грозит, и копы…
Она заметила, что Луна как-то странно напряглась, и зыркает на нее так, словно Пат отравила её любимую канарейку. Это еще что такое? Ах, да…
-Ой, прости, милая. Я забыла, что у тебя умер друг. Мои искренние соболезнования, если честно, Элиот производил впечатление хорошего парня, даром, что диллер. Я тебе очень соболезную, милая!

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

Оп-па. Внезапно. Со всеми этими разборками, расчленениями и путешествиями у Пат напрочь вылетело из головы то, что Луна узнала о том, что они с Тедом были близки. И, оказывается, не только это.
Вчера Пат была слишком откровенна с Тедом. Она рассказала ему о том, что… стоп. Она сказала Теду, что по-прежнему его любит, и, вероятно, ранила этим Луну. Пат даже остановилась, чтобы не то, что обдумать – попытаться почувствовать то, что чувствовала она.
Мало воспринимать мысли человека – чтобы его понять, надо почувствовать то, что чувствует он. Это сложно, особенно это сложно было для Пат. Чувства других всегда были для неё такой тайной, что она решила, что не обладает эмпатией. Интересно, а Луна? Способна ли она будет понять её боль?
- Ты знаешь, что было у нас с Тедом, – сказала Пат очень медленно. - Это была моя вина. Женщины имеют над мужчинами особую власть. Очень зыбкую власть секса. Но на сексе не могут строиться отношения. В них должно быть что-то большее.
Мне было с ним хорошо – так хорошо, как ни с кем другим. Но мне, одновременно, было очень страшно. Ты, наверное, не знаешь, что это – иметь то, что хотел бы больше всего, и понимать, что это никогда не будет твоим.
Чтобы быть с Тедом, мне нужно было бы полностью перечеркнуть себя, как личность. Поломать через колено. Но нужна ли ему буду такая я? Сломанная кукла без собственной воли. Ты можешь быть с ним, ты другая. Тебе не надо будет себя ломать для этого.
Я – не смогу быть с ним, как огонь и лёд не могут быть вместе. Лично для меня этого достаточно, чтобы расставить все точки над i. Ты будешь с ним, и вы будете счастливы, а что касается меня… – Пат беспомощно посмотрела на Молли, стоящую за спиной Луны с сигаретой в зубах…
- Кому интересны сломанные игрушки? Порой их хранят из каких-то сентиментальных чувств, но их удел – свалка. Ты хочешь знать, люблю ли я Теда? Я могла бы тебе соврать или ответить уклончиво, но ты не заслуживаешь лжи. Я верю, что ты меня поймешь. Да, я его люблю. Боюсь, этого из меня не вынуть даже самым острым скальпелем. Но это уже не имеет ровным счетом никакого значения.
Не только я была бы несчастна с ним – он сам был бы несчастен. А с тобой он будет счастлив, и ты с ним тоже. Не говори, что я что-то решаю за тебя. Я просто вижу это, хотя можно сломать любые чувства, если слишком много думать о себе, и не думать о другом, о том, кого любишь.
Я не буду бороться за Теда не потому, что он не ценен для меня. Очень ценен. Я не буду мешать вашей любви потому, что люблю его. Когда любишь, счастье любимого важнее собственного счастья. Это печально, милая. Это так печально, что мне даже хотелось нырнуть вслед за этими олухами… туда, куда я их сбросила. Но это тоже не выход. Мне остается жить, убраться от вас подальше и попытаться найти какую-то пробку, чтобы закрыть дырку в том месте, где было моё сердце.
Если после этих слов ты всё ещё хочешь меня убить, могу подсказать, где спрятать труп
Пат договорила и, не глядя на Луну, достала из кармана шорт остопиздивший ей «Салем». Извлекла сигарету, подкурила, а потом взглянула на свои покрытые порезами пальцы.
Они дрожали. Впервые в жизни.

Отредактировано Jason Voorhees (2022-02-27 03:33:05)

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

Рядом с ней он чувствует себя живым. Если раньше в Теде было слишком много тлена, то теперь этот тлен превратился в чернозем на котором начинают пробиваться ростки новой жизни. Он сам бросил семена и теперь пожинал плоды. В кои то веки эти плоды не были горьки на вкус.

Они проводят вместе несколько часов. Несколько долгих, упоительных часов, полных поцелуев, объятий, укусов, смеха и удовольствия. Того самого удовольствия, от которого так приятно кружится голова и все вокруг кажется совершенно особенным, а ты сам — всесильным. Теодор никогда не чувствовал себя ранее всесильным и поэтому открытие подобного чувства рядом с Луной виделось ему особым даром свыше. Неким знаком божественной благодати.

Конечно,  в основном,  все это была экзальтированная чепуха, но так не хотелось быть серьёзным рядом с ней! Рядом с Луной Тед не хотел больше бояться и тревожиться, хотя раньше его бы уже давным давно сковал страх перед будущим. Сейчас же он словно отпустил вожжи у невидимой колесницы, которая мчала его непонятно куда.

— Ты делаешь меня счастливым, — прошептал Банди-младший, целуя Луну в кончик носа.

Он сделал то, чего никогда прежде не делал. Признался в том, что счастлив. Не испугался. Или, вернее, потерял страх. Закрыл глаза на то, что раньше случалось всегда — за минутами счастья шло горе. Наказание свыше. Возмездие для потомка убийцы.

Когда они наконец отлипли друг от друга и спустились вниз, Банди-младший чувствовал себя чертовски уставшим. Он переоделся и благодарил собственную дальновидность, подсказавшую ему взять с собой несколько рубашек. Сейчас он снова был застегнут на все пуговицы. Сейчас он снова — примерный мальчик.

И этот примерный мальчик невольно вздрагивает, когда, выйдя на крыльцо, вспоминает недавнюю бойню. Для Теда это шаг назад. Возвращение в прошлое, пусть даже он сам ни на кого руку не поднимал. Он всего лишь хотел забыть пролитую кровь, но та, как в старой сказке, снова и снова появлялась на поверхности ключа. Второй раз Теодор вздрогнул, когда Пат и Луна отошли поговорить. Сам же парень остался стоять на крыльце, не решаясь пойти вслед за девушками. Ему было слишком больно видеть их вместе. К счастью, видимо, разговор пошёл в нужное русло, потому, что обе вскоре вернулись — как минимум в комплектном виде. Это внушало оптимизм.

Эллиот. Тед нахмурился, но кивнул. Сам он терпеть не мог похорон, но отвечать отказом было как минимум некрасиво. Тем более, что теперь ему предстояло стать для Рамирес опорой и поддержкой.

— Да, — ответил Тед, искоса глядя на сестру, — Конечно. Когда похороны?

Нужно будет отдать в чистку чёрный костюм.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Пат любила кладбища.
Не потому, что однажды там трахалась. Это было всего лишь подростковое хулиганство, эпизод из жизни. Она любила кладбища потому, что на них было спокойно. Так спокойно, как никогда не было в ее душе.
Пат, накинувшая поверх платья скромный кожаный пиджак, прикрывший самые неприличные части разреза на платье, почти не смотрела на участников похорон. Здесь было много людей, искренне скорбивших по парню, но это Пат не удивляло. Она слушала песни Элиота, и смеяла надеяться, что немного его понимает. В парне было то, что встречается редко в это сраное время в этой сраной стране – внутреннее благородство. Именно оно, наверно, и было причиной его смерти. На светлую душу всегда слетаются стервятники…
Хотя, конечно, прежде всего, наркота. Спиды, эйфоретики только кажутся безобидными. Эти «безобидные» вещи – короли передоза, поскольку от них не ждешь подвоха. Это же не герыч! Хотя, Пат с недавних пор решила завязать со всем совсем – даже с травкой.
Ей бы справиться со своей собственной дурью. Которая внутри.
Кто-то толкнул ее, и Пат обернулась, чтобы увидеть спину человека, быстро удаляющегося от неё. Странно. Он подошёл к ней сзади, пихнул и ушёл. Пат хотела нагнать парня, но наткнулась на кого-то из скорбящих; пока она извинялась, ее контактер был уже далеко, а бегать по кладбищу в присутствии мертвого Элиота Пат считала ниже своего достоинства.
Зато она узнала того, кто её толкнул. Это был Энтони Симфулэмб. Интересно… Он что, тоже знал Элиота? Хотя жил в паре сотен миль от Лос-Анжелеса? Как он вообще здесь оказался?
Гроб с телом покойного стали печально опускать в могилу, и Пат поспешила отойти в сторонку. Машинально она запустила руку в карман, чтобы достать сигареты…
И рука натолкнулась на что-то чужое, что-то, чего в кармане быть не должно было.
Конверт.
* * *
Пат так и подмывало вскрыть конверт сразу же, но не вышло. Она не хотела делать это при свидетелях, а ее тут же взяли в коробочку Тед с Луной и ее родители. Тед и Маркос обменялись парой фраз; Лекси тоже что-то сказала Теду, и бросила на Пат взгляд, вновь показавшийся той заинтересованным.
Затем вся тусовка (если к людям, собравшимся на похороны, применимо это слово) поехала в дом родителей Элиота на панихиду. В отличие от кладбищ, панихиды Пат никогда не жаловала. Потолкавшись среди гостей, не особо вслушиваясь в разговоры (чтобы не портить память Элиота елейными речами о том, какой он был хороший), Пат решила найти уединенное место, чтобы покурить и вскрыть, наконец, таинственное послание.
Во дворе, однако, народу было слишком много, чтобы найти уединённое местечко. Поэтому Пат решила подняться на второй этаж, чтобы выйти на опоясывающий дом балкон-террасу. И на лестничной клетке столкнулась с Лекси.
Познакомившись с Луной, Пат, естественно, заинтересовалась тайной историей её семейства, и, само собой, прочитала все, что смогла найти про Алексию Мейсон. Прямо скажем – она восхищалась этой женщиной, прошедшей через такие испытания – тюрьма, суд, лечебница… Теперь, когда все это светило самой Пат (а она была уверена, что Молли, где-то спрятавшаяся во время панихиды, рано или поздно, возьмет над ней верх, и она станет убивать), Лекси стала ей еще ближе.
Как ни странно, та сама её искала:
- Привет, – радушно, хотя и несколько нервно улыбаясь, сказала она. – А я тебя ищу, Патриция. Тебя как зовут коротко – Пат или Трис?
- Пат, – ответила девушка, несколько даже оробев. Не каждый день так запросто общаешься со своим… нет, не кумиром, но субъектом подражания, в некотором роде. - А зачем Вы меня искали?
- Ты куришь? – спросила Лекси. Пат кивнула. – Тогда пошли на балкон, засядем в уголке, подымим и пообщаемся.
- С удовольствием, – кивнула Пат.
* * *
Лекси явно раньше бывала в этом доме, и хорошо его знала. Она отвела Пат в укромный угол, где стоял подковообразный диванчик со столом. Разместившись на диванчике, Лекси достала пачку «Лаки Страйка», только початую, и положила на столик. Пат, которая полезла в карман за ненавистным «Салемом», остановилась на полпути:
- Можно, я покурю ваши? У меня ментоловые, терпеть их ненавижу.
- Только если ты мне за это расскажешь все тайны своего братика, – улыбнулась Лекси. Затем ее улыбка стала еще мягче. - Могу тебе в обмен открыть одну свою тайну…
- Какую же? – спросила Пат.
- У Луны тоже скоро будет братик, – сообщила Лекси. - Или сестричка, пока неизвестно.
- Поздравляю, мэм! – обрадовалась Пат. Лекси продолжала улыбаться:
- Только не спеши делиться этим секретом с другими, - попросила она. - И кстати, можешь называть меня просто Лекси, я еще не такая старая для «мэм». Так что насчет твоего брата?
- Смотря, что Вас интересует, – Пат присела на край диванчика и закурила предложенную Лекси сигарету. Лицо Лекси стало серьезным:
- Я люблю Луну, – сказала она. - Я люблю своего мужа и свою дочь так, как умеют любить только психопаты вроде нас с тобой, ты прости за откровенность. Моим отцом был Чарльз Мэнсон, и от него я получила темный дар чтения в душах других людей. Я вижу, что твой брат любит Луну. Это увидеть просто. Я вижу, что он – хороший парень. Но ты сложнее. Я не могу понять тебя, когда ты смотришь на него. Ты любишь его – возможно, не меньше, чем я Маркоса. Не вздрагивай, меня такое никогда не шокировало. Но ты рада тому, что он с Луной…
- Тут нечего добавить, – сказала Пат, затягиваясь. - Вы верно описали ситуацию. Но я – действительно психопатка. Я не уверена, что вообще способна кого-то полюбить…
- Это ты брось, – улыбнулась Лекси. - Хотя я понимаю тебя, девочка. Когда-то я так же думала о себе. А теперь у меня есть Маркус, Луна и я счастлива. Ты знаешь, через что я прошла, и мне тоже, порой, казалось, что моя судьба – тюрьма или больница. Но меня спасла любовь.
- А если моя любовь неправильная? - в лоб спросила Пат. - Если от неё всем, включая меня, только хуже…
- Значит, ты просто не разобралась в себе, – сказала Лекси. - "Неправильной" любви не бывает, но порой то, что мы считаем любовью, вовсе не она. Ты можешь и умеешь любить, но Тед – не твой выбор, не твоя судьба, и даже не потому, что он предпочёл тебе Луну. Это началось раньше, правда? – Пат кивнула. Лекси протянула руку и погладила Пат по щеке. - Ты еще найдёшь свою настоящую любовь, Пат. Возможно, в самое тёмное для тебя время, но найдёшь. Человек, способный любить – как маяк в порту, к нему спешат многие корабли. Твой корабль пока не подошёл.
Удивительно! Слова Лекси выглядели банальными, но Пат поверила им. Возможно, в Лекси жил магнетизм её отца, но Пат не хотелось в это верить.
Ей впервые захотелось, чтобы эти банальные вещи оказались истинными.
* * *
- Да нет, все нормально, Тед, - ответила Пат, не вникая, откуда у него такая за неё тревога. Пат устало согласилась на предложение то ли Теда, то ли Луны поехать выпить по коктейлю Как ни странно, ей как раз и хотелось сейчас молочного коктейля – не виски, не водки, не текиллы, а именно его.
- …хотя я бы не хотела сейчас в людное место, - призналась она. – Я устала от людей.
- Мы можем поехать в наш дом, - поддержала её Луна. - Он недалеко, сейчас там никого нет, а коктейли можно заказать с доставкой.
Пат была рада предложению Луны, но увы – попить коктейль ей в тот день так и не удалось. Прямо с порога Пат убежала в уборную..
И там решила, что именно здесь ей не помешают вскрыть конверт. Решила и вскрыла.
Конверт содержал послание:
Я знаю, что ты со своей подругой убила Макса и Отто. Более того, я знаю, кто родители твоей подруги. Думаю, полиция дорого отдаст за эти сведенья. Я готов молчать за скромную сумму в сто тысяч, и понимаю, что эту сумму враз не соберешь. Поэтому я готов дать отсрочку, но при условии – ты придешь ко мне сегодня вечером, в 23:00, по адресу Хэллоу-драйв 56, асиенда «Синфулэмб», Бролли, Калифорния. Охранник проводит тебя в мой коттедж. Надеюсь, ты очень плохая девочка, потому, что я хоть и ягненок, но очень грешный. Твой Энтони.
Пат быстро навела справки об Энтони Синфулембе, убедившись, что тот указал свой собственный адрес. Идея созрела быстро. Она не должна допустить, чтобы тайна семьи Менсон-Рамирес раскрылась. Не должна позволить пострадать любимой девушке Теда.
Выбежав в прихожую, откуда Тед и Луна уже ушли, Пат положила на столик письмо и айди Энтони и быстро обулась в кроссы. И тут на лестнице возникла Луна:
- Пат, мы тебя ждём… а ты куда это собралась?
- Прости, мне придётся отлучиться, – улыбнулась Пат. - У моей подруги собака, ротвейлер, и она рожает, собака, конечно. А ее парня, в смысле, подруги а не собаки, нет дома и ей нужна помощь…. В смысле, собаке. И подруге. В общем, прости и чао, не обижай мне Теда, хорошо?
Не дождавшись ответа, она схватила пиджак, напрочь забыв о лежащих на столике письме и документах, выбежала наружу, вскочила в их мустанг и умчалась – ей предстоял долгий путь. Жаль, нет никакого ствола, зато в кармане пиджака лежит наваха и электрошокер.
И то слава Богу.

Отредактировано Jason Voorhees (2022-02-27 21:52:06)

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

Когда тебе шестьдесят два года, то просыпаясь утром нужно возблагодарить Господа Бога за то, что у тебя ничего не болит и нигде не хрустит. Или, в случае Ричарда Рамиреса — Сатану. Впрочем Ночной сталкер с годами и последнему молился все реже и реже — его раздражало то, что новая поросль паствы церкви Ла Вея уже "не та, что раньше". Не тем, что раньше было многое — сигареты, шоколадные батончики, альбомы любимых музыкантов, марки пива, кинофильмы. Что-то было лучше, что-то хуже, но все вместе доставляло дискомфорт. Должно быть потому, что ему не двадцать пять.

Нет, Ричард не стал с годами брюзгой. Наоборот. Просто иногда раздражение копилось в нем и выливалось в то, что Ночной сталкер на какие-то вещи начинал смотреть как самый настоящий консерватор. Бэль иной раз смеялась над ним за это.

Они прожили вместе уже тридцать семь лет. Тридцать семь! И все ещё были вместе. Все ещё любили друг друга. Бэль за эти годы оставалась для него все той же прекрасной и хрупкой. Перевёрнутой звездой на небосводе его жизни. Сейчас таких семей все меньше и меньше. Потому, что мир сошёл с ума. С другой стороны — в его молодости сумасшествия тоже хватало, но оно было иным. Искренним.

Ричард спустился вниз и его сразу же окутал аромат выпечки. Бэль суетилась на кухне — удивительно красивая невзирая на возраст.

— Угадай что случилось? — огорошила она его с порога.

— Педиков разрешили отстреливать? — предположил Ричард, залезая в холодильнике за шоколадным молоком.

— Ричи!

— Ну тогда не знаю.

Он уселся за стол и придвинул к себе миску с хлопьями.

— Какой же ты вредный, — покачала головой Бэль, — Ладно. Лекси беременна. У нас будет ещё одна внучка или внук.

— Ха, вижу, что Маркос точно времени зря не теряет.

Ричард любил внучку. Возможно даже больше, чем многие другие дедушки любят своих внуков. Луна напоминала ему Рут, и Ричи не мог отказать себе в удовольствии баловать девчонку. Но и против ещё одного малыша в семье он ничего не имел. С возрастом Ночной сталкер сделался сениментальным.

***

Ричард и Бэль решили поехать к сыну в середине дня. Миссис Рамирес упаковала шоколадный торт в контейнер и щебетала, как птичка, рассказывая мужу о своих планах связанных с покупкой приданого для малыша. Когда они сели в машину, то Ричи сразу же врубил старый альбом AC/DC, внимательно при этом слушая жену и время от времени кивая. Он мало разбирался во всех этих штуках и полагал, что женщины куда лучше разберутся с этим сами.

***

— Так, я поставлю торт здесь, — Бэль вошла на кухню и водрузила контейнер на стол. Они с Ричи приехали раньше намеченного, и, судя по всему, сын и невестка ещё не приехали. Луны тоже было не видно.

От духоты немного кружилась голова.

— Держи, — Ричард протянул жене баночку колы из холодильника и потрогал её лоб,  — Как ты себя чувствуешь?

— Устала.

— Иди приляг в гостиной, а я пока схожу и положу нашей малышке сюрприз под подушку.

Он всегда оставлял Луне под подушкой конфеты. С годами ничего не изменилось. Поднявшись по лестнице, Ричард устремился в комнату внучки, открыл дверь и обнаружил сюрприз для себя.

Когда-то в молодости он побывал точно в такой же ситуацию. Только в то  раз он был на месте молодого человека, который тут же схватился за штаны, а затем вскочил на ноги краснея, как рак.

— Я тебе конфеты принёс, — Ричи положил пакет на тумбочку у двери, не сводя с внучки взгляда полного укоризны. Если уже пришла пора тискаться с парнями, могла бы, по крайней мере, выбрать  мексиканца. А этот ... Тот, прошлый, пердел в микрофон и на физиономии набил татуировки,  как педик. Новый выглядел,  как мормон или ещё какой придурок с библией под мышкой. Срамота одна.

— Бабуля испекла торт. Спускайся к ней. И вы, юноша, тоже. Шевелите ногами.

Позор да и только.

Отредактировано Alex Tarasov (2022-02-27 23:48:23)

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

На экране телевизора корреспондентка с короткой стрижкой и хитрым прищуром, продолжала вещать с места происшествия. Вскрывались подробности, которые у любых других людей вызывали бы дрожь, а у старика Ричарда лишь усмешку — некоторые вещи не меняются. Иногда что-то происходит, как в старые добрые времена.

— Ты погляди, чего творится, — прокомментировал он, глядя на то, как из дверей выносят чье-то тело укутанное с ног до головы. Разобрать пол и возраст было невозможным. Ясно было только одно. Пациент мёртв. Мертвее не бывает.

Ричард с аппетитом ел торт и смотрел на экран,  в то время как за его спиной жена суетилась над упавшем в обморок парнишей. Действительно — очень нервный мальчик. Всё потому, что не мексиканец. Его сестричка, судя по всему, от деда унаследовала куда больше дострйных черт.

Тед очнулся не сразу. В голове разливалась удивительная тяжесть и болезненность — наверно, падая, Банди-младший хорошо приложился затылком. Арест сестры стал последней каплей — дополнением к кровавому убийству, похоронам Эллиота, неудобному костюму, невозможностью вымыть руки, когда хочется и насмешкам Рамиреса-старшего. Просто удивительно насколько ему было отвратительно сейчас. Им правили собственные нервы. Они главенствовали над ним как надсмотрщики. Выкручивали его разум, как половую тряпку.

Тед приподнялся на локте, огляделся кругом мутным взглядом. Луна скользящим поцелуем коснулась его скулы. Банди-младший тут же заключил её в крепкие объятия, словно только она могла удержать его на грани от падения в пропасть.

Ему помогли подняться. Уложили на диван. Теда снова начало трясти — на этот раз от сознания того, что он так опозорился перед родственниками своей девушки. Он, тот, кто хотел, чтобы его жизнь была идеальной. Настолько идеальной, насколько он смог бы её сотворить собственными руками.

К нему снова подошла Луна. Протянула письмо. Тед, пересилив себя, побежал взглядом по строчкам. Каждая из них врезалась в сознание. Он знал, что рано или поздно это случится. Рано или поздно кровь заговорит в одном из них так, что пути назад уже не будет. Она заговорила в Пат. Не удивительно, учитывая все обстоятельства. Тед же — желающий обычной жизни Тед, снова стал заложником собственной семьи.

Он смял бумагу в пальцах. Поднял на Луну совершенно потерянный взгляд.

— Почему это со мной происходит?

— Да не ссы, парень, — послышался голос Ричарда, — Тут со всеми что-то происходит.

— Папа, уймись, парню херово, — вставил Маркос.

— Не он в семье штаны носит.

— Пап!

Банди-младший не обращал внимания на эти подколы. Он снова обнимал Луну и никак не мог успокоиться. Не помыл руки девять с половиной раз — произошёл ад и пожарище. И так всегда происходит.

— Мне нужно...Нужно вымыть руки.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Пат безвольно просидела всю дорогу до следственного изолятора. Везли ее долго, причем внутренний компас Пат указывал на то, что дорога идет строго на запад. Тело болело, особенно ребра и рука, хотя ей перевязали рану, и обработали обезбаливающим гелем. К тому же, у неё начал заплывать глаз, а она даже не могла вспомнить, как ей прилетело по лицу.
Когда они прибыли на место, глаз у Пат полностью заплыл. Другим глазом, который остался зрячим, она обозрела территорию, на которую попала. Ничего утешительного – серые корпуса с противными голубыми крышами, потрескавшаяся от жары, пыльная земля, выцветшее небо цвета застиранной тряпки.
Долго любоваться видами ей не дали, завели внутрь одного из однообразных серых зданий. Табличка перед входом гласила:
«Исправительное заведение Ричарда Дж. Донована. Следственный изолятор Округа 8»
Впрочем, Пат было начихать на то, как называется шарага, в которую её привезли. Важно было не это… хотя, а что может быть уже важно?
Её не фотографировали, только провели через дактилоскопию. Затем заставили переодеться, отобрав чужую куртку, в которой Пат щеголяла все это время, и выдав серый комбинезон, бельё, носки и туфли на низком ходу. После чего отвели в медицинский блок. Наручники приковали к кольцу в стене, и оставили Пат в коридоре. Было неудобно, к тому же, бесило то, что не было понятно, который час. Пат думала, что сейчас около трёх или четырёх часов ночи. Адреналин почти спал, и Пат клонило в сон, но заснуть не давала боль. Болели ребра, лицо, рука… Тем не менее, Пат сумела изогнуться так, чтобы свернуться калачиком и задремать.
Впрочем, её почти сразу разбудили. Наручники отстегнули, Пат проводили в медицинский кабинет, оборудованный довольно хорошо.
Здесь ей обработали руку, лицо и даже сделали рентген. Пат полагала, что у неё сломано пара рёбер, но оказалось, она крепче, чем думала – отделалась обширными ушибами. Ей дали таблетку обезболивающего и вежливо передали охраннице.
Пат попыталась стрельнуть у той сигарету, но конвоирша была не то глухонемой, не то просто непреклонной, и сигарету не дала. Она отвела Пат на второй этаж, провела вдоль камер-клеток с дрыхнущими заключенными и заперла в крохотной камере в углу. В отличие от большинства других, камера была одноместной, но все равно имела собственный душ и толчок.
Пат попыталась принять душ, но в нем не было воды; потом Пат наткнулась на висящий на стене график включений – оказывается, воду давали дважды в сутки.
Что оставалось делать? Плеснув на лицо холодной воды из умывальника, Пат проигнорировала бумажные полотенца, и вернулась в клетку. Там ее ждала Молли, сильно похорошевшая – ни ожогов, ни порезов. На Молли было платье винного цвета и туфли в тон ему.
- Торжествуешь – ехидно спросила Пат. – Я иду по той дорожке, что ты мне предсказала, и, кажется, теперь дойду до ее края.
- У меня к тебе один вопрос, – сказала Молли, - зачем ты остановилась?
- Не поняла, – сказала Пат. - Тебя что-то не устраивает?
- Ты могла убежать, – пояснила Молли, - Но ты сдалась. Зачем?
- Потому, что я не мой дед, - ответила Пат, - и мне совсем не нравится убивать.
- Совсем? – с подозрением спросила Молли.
- Ну, скажем, таких придурков, как Энтони или его папашка – нравится, – покраснела Пат, присаживаясь. - А девочку мне было жалко. Если бы я могла полюбить, может быть, я бы и вовсе не стала убивать. Точнее – не стала бы и думать о том, чтобы убить кого-то.
- Чушь! – Молли вскочила с лежанки. - Бред, чепуха. Ты же упивалась своей крутизной! Даже когда сдавалась!
- Спасибо, что освободила мне место, – Пат плюхнулась на нары (довольно жесткие) и вытянулась на них. - Ты побегай еще, а я посплю, пожалуй.
И, не обращая внимания на мечущуюся Молли, Пат заснула – почти мгновенно.
* * *
Утром ее разбудили – одна из надзирательниц шла, колотя дубинкой по решеткам, и Пат проснулась еще до того, как подошли к ее клетке. Молли в ее камере не было. Зато работал душ, в котором Пат, видимо, забыла опустить рычаг. Охая от боли во всём теле, Пат помчалась в душ, боясь, что он вырубится. Ее опасения были напрасны, но вода в душе оказалась неприятно-холодной и какой-то липкой. Шампуня не было, мыть волосы мылом Пат решилась с большим трудом. Вытираться пришлось бумажным полотенцем – Боженька, ну что за мерзость!
На полке в двери стоял поднос с едой – рис с какой-то подливкой и бумажный стаканчик с кофе. Вместо столовых приборов – картонная же ложка. Рис Пат только попробовала, хотя он был, вообще говоря, не противен. Кофе выпила, жалея, об отсутствии сигарет.
Собственно, вопрос о сигаретах она адресовала охраннице – темнокожей с традиционно избыточным весом.
- Здесь никто не курят, – ответила она на плохом английском. - Вас могут дать никотиновый пластырь. Если найдут наркотик – будут лечить принудительно.
Она стала возиться с ключами – замки камер были старыми, механическими.
- Куда меня, на допрос? – равнодушно спросила Пат.
- Допрос позже, – пояснила охранница. - Вам должны найти адвокат. Свободных еще нет. К вам попросили свидание.
- Свидание? – удивилась Пат. - Кто?
Темнокожая не ответила. Вывела Пат, приковала к кольцу на перегородке, закрыла дверь, отвязала Пат и повела куда-то. Шли долго, один раз – по зарешеченному переходу над землёй. Наконец, пришли в переговорную – такую, как в фильмах, но пустую.
Охранница подвела Пат к стулу, но садиться разрешила только тогда, когда в комнату за стеклом гуськом вошли Луна, Тед и, что самое хреновое, мама Теда и Пат.
Пат просто-таки рухнула в кресло:
"Мама? Блин, зачем они привели с собой маму?!"
Пат, возможно, было плевать на всех, но появляться в таком виде перед матерью ей не хотелось…

Отредактировано Jason Voorhees (2022-03-01 01:31:36)

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.