Тед усмехнулся. Лично он ни с кем не собирался ни во что играть. Что до Пат ... Она играла им постоянно. И в тот раз он тоже стал жертвой её идеально просчитанного плана. В этом плане было всё идеально. Настолько идеально, что можно было диву даваться. И он — Тед Банди-младший, стал тем, кто смог воплотить этот план в жизнь. Дурачок, который слишком много чувствует и не в состоянии совладать со своими чувствами. Возможно именно эта история превратила его в камень. Положила начало тому, что юноша в свои семнадцать выглядел и чувствовал себя так, словно ему семьдесят один.

— Я не играл с тобой, — тут же ответил Банди, — Играют сейчас другие игроки.

Он не собирался ни на что намекать Луне. Зачем? Это было слишком ... Не к месту? Да, возможно так. Это было не к месту. Сейчас точно не к месту. Может быть позже, когда они получше узнают друг друга. К сожалению, тема инцеста не из тех, которые обсуждают за семейным столом в перерывах между блюдами. Ему ещё придётся взять всю волю в кулак для этого разговора. Но лучше провести его с мисс Рамирес как можно раньше. Пока ... Пока она не станет ему слишком дорога. Потому, что в противном случае Теодор начнёт бояться потерять Луну, ибо какая нормальная девушка будет встречаться с тем типом, который занимается сексом с родной сестрой. Впрочем, может быть он уже боится? Нет, пока нет. Но сердце уже начало предательски сжиматься всякий раз, когда он думает Луне Рамирес.

Они возвращаются к столику, где по прежнему сидит Пат. Диван разрезан её ножом — должно быть с сестричкой случилось что-то из того, что нередко происходит с самим Тедом, когда он режет собственные ладони опасной бритвой с костяной ручкой и смотрит на то, как кровь капает в слив раковины, уносимая потоком прохладной воды. Не так страшно, когда ты знаешь, что рано или поздно всё закончится. Вернется на круги своя.

— Ты обкурилась, дорогая сестричка. Травка, как известно, размягчает серое вещество в мозгах, — едко бросает Тед, садясь на своё место. Он ничего не пьет, ни к чему не притрагивается. Ещё чего не хватало.

— За городом сейчас, должно быть, отлично. Гораздо лучше, чем здесь.

* * *

В «Форд – Мустанг» близнецов Банди-младший затолкал синтезатор — каникулы каникулами, а занятия никто не отменял. После ночи в клубе ребята вернулись в квартиру Банди, где забылись коротким сном, а затем начали собираться к отъезду. Вёл машину конечно же Тед — он всегда был поклонником осторожной, но при этом быстрой езды. Пат села на заднее сидение, Луна — на пассажирское, рядом с водителем. За рулём Тед выглядел даже расслабленным, вполне довольным. По крайней мере, куда более довольным, чем в обычное время. Добрались они до места назначения без происшествий.

—  У вас чудесный сад, — загородный домик оказался уютным одноэтажным строением в сельском духе. Примостившемся аккурат в середине запущенного, но красивого сада. Почти сон — мечта о покое, которого Теду никогда не получить.

* * *

Тед провел пальцем по стройному черному и белому ряду клавиш — когда он нервничал, то всегда так делал. Он устроил себе рабочий уголок под старой яблоней. Было тепло и сухо, поэтому он вынес синтезатор на улицу. «К Элизе» — фортепианная пьеса-багатель Людвига ван Бетховена могла бы терзать слух зрителей, если бы они у Теда были. Впрочем, очень скоро они появились. Из дома вышла Луна.

— Ты мне совсем не мешаешь, — не отрываясь от процесса сказал Тед, чувствуя, что девушка остановилась рядом с ним.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

По крайней мере в музыкальном вкусе старику Рамиресу не откажешь. Тед улыбнулся, продолжая игру.

— Ещё подростком я переписывался с одним парнем из Канады, — начал Банди, — И благодаря ему заинтересовался французским языком. Поэтому в моем плейлисте песни со словами на французском языке. Серж Гензбур, например.

Луна смотрела на Банди во все глаза. Во все влюбленные глаза. И парень, ощущая на себе этот взгляд, вдруг почувствовал себя совершенно ужасно. Девушка была юна и неопытна, в то время, как он сам — лучше даже не думать об этом. Самое верное было бы взять вещи и уехать отсюда или, по крайней мере, грубить и хамить мисс Рамирес, чтобы она и думать забыла о нём. Но Тед не мог. Он тянулся к ней, как может тянуться втоптанный в грязь цветок к солнцу. А ещё ему было очень больно. От мысли о том, что он должен сделать и всё никак не может. Потому, что он трус. Потому, что ему невыносимо больно и он — сраный эгоистичный мерзавец.

Игра Банди-младшего стала более жёсткой. Он чувствовал это и злился. Потому, вместо «К Элизе» перешёл на «Ночного Гаспара». Он скрывал свои чувства за музыкой, но она услужливо предавала его, как может предать только жестокая женщина или собственная совесть. Мог ли Тед сказать, что любит Луну? Прошло слишком мало времени. Но вот то, что он за ней зафиксировался сомнению не подлежало. На это указывали все признаки. Например то, что он невыносимо злился на сестру, когда та начинала разговаривать с Луной и занимать её время собой. Ещё, ещё немного.

Ему на голову приземляется яблоко, а вслед за ним Луна кладёт на его затылок свою ладошку. Тед вздрагивает, но почти сразу же ловит себя на мысли, что он вздрогнул потому, что ему очень нравится эта тактильность.

— Мне бы хотелось написать что-то необыкновенное.

Или сказать правду о том, кто я есть на самом деле.

Она открывается ему  и тем самым особенно болезненно бьет по слабым местам. Нужно немедленно рассказать ей обо всем. Иначе будет поздно. Он даже прерывает игру, смотрит на неё выжидательно. Вот сейчас. Вот сейчас он скажет ей. Сейчас начнет. Но Луна уходит, вероятно сочтя его реакцию попыткой прогнать её. Потому Тед-младший поднимается на ноги и идёт вслед за Рамирес. Хватает ту за руку.

— Подожди. Ты мне совсем не мешаешь. Я ... Может быть прогуляемся? Покажешь мне здесь все.

Он не может. Просто не может. Потому, что хочется еще на мгновение остаться нормальным. На долю секунды.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Порой Пат думала, что где-то внутри ее мозга живет какой-то водоворот безумия. Или, скорее, вулкан, который, время от времени, плюётся лавой, чтобы потом затихнуть на какое-то время.
Визиты Молли её опустошали. Умом Пат понимала, что Молли – это плод ее больного воображения, но в те моменты, когда длинноногая блондинка садилась рядом, пыхтя своими сигаретами со сладким запахом корицы и каких-то восточных пряностей, для Пат она была вполне реальна.
Настолько реальна, что Пат попыталась её убить – впервые за всю историю их взаимоотношений…
Пат ехала в их семейном «Форде», впервые на заднем сидении – как правило, она или вела сама, к неудовольствию Теда, или, по крайней мере, занимала место мертвеца. Но сегодня она умостилась на диванчике сзади, уступив все лидерские места брату и Луне. Она с удовольствием погрузилась в полудрёму, благо, водительские умения Теда тому способствовали – их машина тащилась, как черепаха, беременная слонёнком.
Сегодня Пат – от слова апатия.
* * *
Молли… Пат искала её на семейных фото, потом в Интернете, в Даркнете – но никого похожего на неё так и не нашла. Кто эта женщина? У Пат было впечатление, что она хорошо знает историю блондинки, но подсознание выдавало только какие-то фрагменты. Двое прекрасных детей, похожих на ангелы, спальня со старой мебелью, расположенная на чердаке, очевидно, большого дома, за окнами которого – старый сад, а за забором – не менее старое кладбище…
Не важно. Молли всегда была рядом, когда что-то происходило. Похоже, ее появление было связано с чем-то гормональным – адреналин, норадреналин, серотонин в равной мере могли привести к её появлению. Пат чувствовала, что она стоит за плечом в тот день, когда они убили человека. Потом, когда Тед, овладев ею за пустым холодильником, уложил ее прямо на макет, сминая картонные домики и, забросив ее ноги себе на плечи, продолжил начатое, Пат повернула голову налево – и увидела Молли. Она стояла, опираясь на края макета, нависая над картонными небоскрёбами, как Годзила, и хищно улыбалась. Она ловила каждое их с Тедом движение. Как ни странно, это еще больше возбудило Патрицию…
В тот день они словно с цепи сорвались. Они испробовали многое из того, о чем до этого знали только в теории. Но силы иссякли, и Пат с Тедом неохотно разомкнули объятия и лежали рядом на опрокинутом на пол макете. В ту минуту у них, казалось, было одно тело на двоих, один запах на двоих, даже вкус – один на двоих.
Потом Тед сказал, что с телом нужно что-то сделать. К счастью, у Пат был план. Отдохнув, они перетащили тело из шоурума в печь для выплавки асфальта. Туда же полетели вещи жертвы и их собственные. Макет, на котором Тед и Пат трахались, разломали на куски и набросали поверх тела. Тед облил все это растопочной жидкостью из канистры, стоявшей рядом. Пат зажгла огонь, едва не опалив себе брови и волосы. Они закрыли печь и пошли обратно в шоурум, одеваться.
За их спиной в печи сгорали следы их преступления. Когда огонь погаснет, печь автоматически перемешает золу, скрывая улики в толще оставшейся от предыдущих включений окалины.
Все равно – они рисковали. Наверняка, их генетический материал остался в шоуруме в огромном количестве, не говоря о крови жертвы на полу и на столбе, к которому тот был привязан. Но им повезло – полиция так и не нашла место преступления до того, как громадные бульдозеры не сравняли с землей шоурум, отправив него обломки в ту самую печь для изготовления битумной массы. 
* * *
Возможно, Молли – тот самый дьявол, который сохранил их тогда, думала Пат, оказавшись в комнате Рамиреса – старшего. Говорят, маньяков возбуждают места и предметы, связанные с другими маньяками, но Пат в комнате Ночного Сталкера испытала странный покой. Комната была милой и уютной, и в ней не было ничего маньячного или сатанинского, хотя говорили, что Рамирес – сатанист.
С другой стороны, атмосфера комнаты не была душной от уюта. Кто бы не оформлял это место, у него был прекрасный, хоть и немного простоватый вкус. Пат улеглась на кровать, вытянувшись во весь рост, уставилась на успокаивающе-белый потолок и почувствовала, как ее отпускает какое-то не замеченное ею напряжение. Словно кто-то раскручивал тиски, сжимающие её грудную клетку.
Ей хотелось познакомиться с легендарным Ночным Сталкером, но не только с ним – и с той женщиной, благодаря которой он нормально чувствовал себя в этой комнате, никак не вяжущейся с тем Рамиресом, который известен из книг и фильмов; и с их сыном – интересно, что в нем от отца, что от матери? И, конечно, с Алексией Мэнсон, чей силуэт Пат заметила у окна, когда они подъехали к дому, где жила Пат. Алексия взглянула на нее быстрым, внимательным взглядом. На миг их глаза встретились, и между Пат и мамой Луны что-то пробежало, как маленькая молния между разомкнутыми контактами.
«Только бы Тед не рассказал Луне о том, что между нами было, - просила у Бога Пат. – Почему он не может засунуть эти воспоминания поглубже? Почему до сих пор не охладеет ко мне? Неужели не ясно – меня нельзя любить? Нельзя любить монстра, чудовище, человекообразную гадюку?»…
Это были ее слова. Слова Молли.
* * *
Пат поспала немного, и была разбужена треньканьем синтезатора Теда, доносившимся из сада. После очень короткого мгновения дезориентации она вспомнила, что заснула на кровати легендарного Ночного Сталкера, и улыбнулась. Дух Рамиреса, должно быть, способен был отогнать даже Молли.
Пат отыскала ванну, освежилась, потом спустилась в гостиную. Она не знала, что делать, но ей и не хотелось делать ничего. Апатичная Пат – прямо-таки, оживший оксюморон…
Луна и Тед, вернувшись с прогулки, застали её улыбающейся. Луна плюхнулась на диван рядом с ней. Она просто-таки светилась от счастья. Не гадая о причинах произошедших с подругой перемен, Пат была рада этим переменам.
- Обожаю сидеть у костра, - проворковала она. – И кстати, я умею играть на гитаре. Так что твое предложение мне по душе, принцесса. Кстати, в комнатке твоего дедушки классно спится. Мне даже хотелось бы никуда больше отсюда не уезжать…

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

Тед не привык к подобного рода отдыху. Обычно она с Патрисией проводили время иначе. Однако редкие вылазки за город в послужном списке Банди-младшего, всё же, были, поэтому у него сохранились кое-какие воспоминания. О запахе костра, о том, как приятно протягивать к нему руки и наблюдать за тем, как алеет пламя между пальцами. Теодор с уверенностью мог сказать, что этот день у него выдался одним из самых лучших за последнее время. Даже невзирая на переживания и мрачные мысли, которые темным облаком опускались на него, фактически высасывая все силы.

Теперь же, сидя рядом с Луной, медленно потягивая из кружки глинтвейн, а затем слушая нежный голосок девушки, которая весьма неплохо исполняла песню, слова коей тревожили и успокаивали Банди одновременно, Тед словно переносился в другой мир, где не было крови, дурных воспоминаний и болезненных привязанностей. Удивительно, но всё это подарила ему встреча с этой милой девушкой, которую он и знал то всего ничего. Но разве для поворотного момента в судьбе важно время? Иногда для судьбоносного решения достаточно секунды. Вот и Теду нужна была всего лишь одна единственная секунда, чтобы понять — его встреча с Луной не случайна.

Затем играть начала Пат. И Тед, виданное ли дело, впервые за долгое время засмеялся, как будто оттаяв. Но, как всегда бывало с ним, быстро спохватился и замолк. Он словно наказывал сам себя за то, что радовался, свято веря, что если случилось уж улыбнуться чуть душевнее, чем обычно, то жди беды. Решение пойти и вымыть несколько раз руки пришло само собой — как оно всегда приходило, когда Тед вдруг начинал нервничать. А он нервничал и более чем сильно. Так, что когда оказался в доме буквально бросился в кухню и открыл кран. Теплота воды льющейся на руки слегка отрезвила его. Банди-младший почти закончил, когда почувствовал, что за его спиной кто-то стоит.

Луна.

— Прости, не хотел портить вечер. Я ... Мне иногда тяжело расслабиться в компаниях.

Иногда. Если не всегда.

— И сегодняшний вечер не исключение. Я ...

Найди в себе силы и скажи, ублюдок. Ну же!

— ... Должен тебе кое-что сказать.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

— Нет, я ... Я думаю это неважно.

Больше всего на свете Теду сейчас хотелось открыться перед Луной. Рассказать ей всё. И он почти сделал это. Почти совершил акт невиданной до сего момента откровенности, пока, наконец, не понял — он не может. Не может признаться в том, что у них было с Патрисией. Потому, что боится потерять Луну. Он был уверен, что она отвернется от него. Уйдёт, оставив наедине с собственными демонами, и никогда ему больше не будет так спокойно, как в этот день. В этот позолоченный солнцем день, когда они с Луной гуляли и Банди-младший не чувствовал себя несчастным. Один день в году. И это был самый прекрасный день из всех трёхсот шестидесяти четырех.

— Правда, всё хорошо.

А кроме этого он не мог отказаться от желания видеть её. Иначе давно бы уехал — и пусть его бы сочли грубияном, который в ответ на приглашение ведёт себя совершенно по хамски. Слишком труслив, слишком мягкотел для того, чтобы быть решительным. Тряпка, которой услужливо подтирали кровавые лужи после убийственного жертвоприношения.

Её теплые объятия были слишком пленительны для того, чтобы противиться им. Страх, стыд, жалость к себе достигли точки невозврата. Казалось, что внутри Теда сейчас бурлил котёл, полный обжигающей лавы. Ещё немного и он переполнится настолько, что удержать смертоносный поток будет невозможно. Да и не нужно. В конце концов — ничто не вечно. Особенно чужое терпение.

— Нет, я ... Не хочу быть один.

И он не лгал. Отвечая на поцелуй Рамирес своим Тед был правдив — настолько, насколько мог быть правдив человек из семейства Банди. И прикасался к Луне Теодор тоже со всей откровенностью. Его безудержно тянуло к ней. Кружило голову от близости к мечте.

— Уверен, что ты будешь меня проклинать.

Это могло показаться кокетством. Быть может даже им и было, ведь в такие минуты о честности думаешь в самую последнюю очередь. Тед понимал, как выглядит со стороны, и бесхребетно пустил всё на самотек, отдаваясь приятным, волнующим ощущениям.

— Если ты хочешь. Ты ведь хочешь, чтобы я остался?

Он ведь безумно этого хотел. Настолько, что когда Луна слезла с кухонной стойки просто подхватил ту на руки, продолжая целовать.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Голубки упорхнули куда-то в ночь, и Пат почувствовала привычную уже смесь удовлетворения и смертной тоски – очень странный коктейль из чувств. И привычное одиночество. Тед постоянно искал уединения, хотя и так большую часть времени был один. Пат искала общества, но даже в обществе чувствовала себя одинокой…
Спасибо, хоть гитару эти оболтусы догадались оставить. Пат взяла инструмент в свои грабки, привычно пробежалась по болезненной шероховатости струн, а затем заиграла и запела:
Ohne dich kann ich nicht sein
Ohne dich
Mit dir bin ich auch allein
Ohne dich
Ohne dich zдhl ich die Stunden ohne dich!
Mit dir stehen die Sekunden
Lohnen nicht…
- Ты поёшь, но тебя не слышат, - голос Молли изменился, и Пат сразу поняла, почему – с перерезанным горлом трудно разговаривать. Равно как и с искромсанным лицом. Одного глаза воображаемой подруге Патриции тоже не доставало, но, кажется, её это ничуть не беспокоило: - ты говоришь, а тебя не понимают. Думаешь, кто-то оценит твоё самопожертвование?
Молли грациозно, как балерина, присела, вытянув одну из своих прекрасных ног, и поджав другую:
- Люди не ценят добро, милая Пат. Тед с Луной вытрут об тебя ноги, как об половичок. Твой брат мечтает съебаться от тебя с прекрасной Луночкой…
- Пусть съёбывает, - пожала плечами Пат. – Скатертью дорожка. Именно этого я от него и добиваюсь. Чтобы он свалил и забыл нахрен моё имя. Пусть даже сменит инициалы, как мечтает…
- И что при этом будешь чувствовать ты? – спросила Молли, машинально поправляя свисающий с виска кусок кожи с височными волосами, покрытыми спекшейся кровью. – Если бы это тебя освободило! Если бы ты сама могла избавиться от этой любви, если бы вспомнила, что единственное, что заставляет тебя кончать – это чужая смерть, которую принесла ты!
- Боюсь, в этом деле у меня мало опыта, - Пат достала из кармана толстовки пачку «Кэмэла», щелчком высвободила сигарету, потом достала из костра тлеющую ветку и подкурила. – Знаешь, я ведь даже не уверена, что меня возбудила именно смерть. Точнее, что она меня возбудила потому, что я люблю убивать. Мне было тринадцать лет, я начиталась умных книг про дедушку, и возомнила, что чувствую то же, что и он. А может, я кончила от того, что убила старого пердуна, мечтавшего осквернить своей короткой сарделькой мою свежую булочку? Может…
- Не может! – выпалила Молли. – И ты сама знаешь – тебе нравится именно убивать. Причем убивать именно сильных мужчин…
- Не сказала бы, чтобы тот извращенец был силён, - заметила Пат.
- Но он был сильнее тебя тогда, - возразила Молли.
- Это не помешало ему стать трупом, - ухмыльнулась Пат.
- …но после этого ты трахнула Теда, - напомнила Молли. – Как твой дед трахал убитых им женщин. А хочешь, я скажу тебе твою самую грязную тайну?
- Если ты скажешь, что я хочу убить Теда… или Луну – ты ошибёшься, - ответила Пат. – И ты прекрасно знаешь это…
- Нет-нет, - покачала головой Молли, от чего у нее опять отвалился и повис кусок скальпа, который она, с большим трудом, поместила на место. – Ты не твой дед, увы. Ты не смешиваешь смерть и секс… почти, и не убиваешь тех, кто тебе близок.
Беда в том, что в ту ночь, Пат, ты испытала два равных по силе сексуальных чувства. Ты возбудилась, лишив жизни свою жертву, и при этом почувствовала вкус абсолютной власти. А потом ты отдалась брату, и это он заставил тебя кончить шесть раз подряд.
Но когда ты с ним ебалась, ты поняла, что он…
- Заткнись! – прервала её Пат. – Замолчи, сука, ты не можешь знать…
- Что он властвует над тобой, - жестоко продолжила Пат. – Что он берет тебя так, как ты отняла жизнь своей жертвы. Что в этой ситуации контроль не в твоих, а в его руках… и что тебе…
  Пат метнулась через костер, обжигая обнаженные руки, и, вцепившись в волосы Молли, опрокинулда ту прямо в костер. Молли вспыхнула и отпрыгнула в сторону, прижавшись спиной к стволу одной из яблонь. Пат ожидала этого, и сразу стала бить Молли ножом. Та даже не думала сопротивляться.
Послышались чьи-то шаги, и Пат отвернулась, чтобы разглядеть того, кто нарушил её милую беседу со старой подругой. Щурясь от света, к костру вышел Тед, смущённый, но явно чем-то довольный.

Отредактировано Jason Voorhees (2022-02-25 04:30:56)

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

- Вечер просто заебись, - согласилась Патриция, пытаясь сложить наваху. Для этого надо было нажать кнопку фиксатора, о чём Пат регулярно забывала, и с остервенением пыталась сложить зафиксированное лезвие, от чего руки у нее были постоянно в порезах.
Наконец, пожелав ножу провалиться в задницу к дьяволу, Пат сумела сложить его (в смысле, нож) и засунуть… нет, не туда, куда выразила желание, а всего-то в боковой карман. После чего подняла глаза на Теда.
О! А с Тедом произошла перемена, и какая! Таким Пат его не видела уже очень давно. И дело даже не во всколоченной шевелюре или расстегнутой на груди, измятой рубахе, что для чистюли Теда было куда менее приемлемо (как он сам говорил) чем для Пат прогуляться голой по Сансет (хотя к нудистам или эксгибиционистам Пат себя отнюдь не относила).
Перманентную скуку пополам с брезгливостью как будто кто-то стёр с лица Теда Банди-младшего. И, проделав эту манипуляцию, явил миру лик красивого семнадцатилетнего парня, воспринимающего мир как чудо Божье. На губах Теда гостила милая, даже чуть застенчивая улыбка; на щеках виднелся едва заметный румянец. Но главное – глаза. Вместо привычной тревожности… нет, не так – тревожность не ушла совсем, она нырнула глубже, словно таясь, но вместе с ней в глазах Теда появился какой-то тихий, уютный огонёк. Не азарт, не похоть, не злоба…
Радость?
Сердце Пат ёкнуло, на неё накатила смесь чувств, столь же невозможная, как для неё брак с правоверным католиком из хорошей семьи, живущей в Беверли-Хиллз.
Она чувствовала радость. Каждый раз, видя тоску и тревожность Теда, ей было грустно. Теперь же она почувствовала, что что-то изменило его, и была рада этим изменениям.
Она чувствовала удовлетворение. Догадываясь о том, что произошло, Пат понимала то, что не понимал, возможно, сам Тед. Старые чувства рухнули, осыпались прахом, как шоурум на стройке под ударами бульдозеров, и на их месте тихо расцветал среди грязи и пыли цветок нового чувства.
И от этого Пат, к тому же, было грустно и больно. Ей предстояло уйти. Ей предстояло всё забыть. Может, даже собрать шмотьё, найти себе какого-то крепкого самца из семейства перекати-поле, и рвануть с ним через все штаты, чтобы потеряться где-то между Миссисипи и Скалистыми горами…
Она больше не увидит Теда. Она никогда его не обнимет. Может, она будет звонить ему. А может, у нее «украдут телефон», и она «не сможет вспомнить» его номер, а он никогда не узнает её новый.
Это было начало конца. И не просто конца их отношений, уродливых, как (по словам Молли) цветы на чердаке. Это был конец для Пат. Потому, что, потеряв Теда, она потеряет всё.
Она давно поняла, что в этом сраном мире нет другого мужчины, к которому её бы влекло. Не просто «влекло так, как к ее брату», нет – в принципе. Он подошел ей, как уникальный ключ к единственному в своем роде замку.
И он был её братом.
Только он мог властвовать над ней. Именно этой власти Пат и боялась, нет, даже не её, а своей реакции. Своей готовности покориться. Она никогда никому не покорилась бы, кроме Теда. Но без этого, без того, чтобы отдать себя, для неё не было любви, а секс превращался… в какую-то бессмысленную игру, в которую играют со скуки.
Когда он уйдёт – а он уйдет, Пат не сомневалась в этом, - порвётся последняя ниточка, связывающая её с реальностью. Дальше, рано или поздно, её охватит безумие. Оно будет поглощать ее, как кисть винограда. Она станет убивать. Что дальше? Сумасшедший дом? Электрический стул? Шальная пуля?
- Я вижу, тебя можно поздравить, - сказала пат, понимая, что кривая улыбка, а левая сторона лица подёргивается, как от лёгкого тика. – Свежесть и невинность… я сразу поняла, что у вас все получится. Надеюсь, с ней тебе лучше, чем со мной?
Одна половина Пат хотела, чтобы он подтвердил её слова. Чтобы набросился на неё, как обычно. Чтобы высокомерно оскорблял, как он давно привык отвечать на ее оскорбления.
А другая половина… та, которую Пат сейчас хотела бы задушить в себе – она хотела другого.
Чтобы он сказал, что все еще любит её.
Или, хотя бы, желает.
Этого нельзя было допустить! Пат поджала нижнюю губу, впиваясь в неё зубами. Вскоре она почувствовала знакомый привкус крови…
Но он больше её не успокаивал!

Подпись автора

I'm not a butcher, I'm not a Yid
Nor yet a foreign skipper,
But I'm your own true loving friend,
Yours truly —  Jason Voorhees

Моей погибать без браслета руке, голове без царя,
И самого чёрного цвета мне будут встречаться моря.

Он слушает её и не в состоянии до конца понять — что именно Патрисия хочет до него донести. Разум Теда затуманен — собственной болью, страхом, пережитым удовольствием, мыслями о смерти, которые, как никогда кажутся теперь привлекательными.

Некоторые вещи сказанные Пат для него — откровение. Некоторые он тут же отметает от себя, ибо они ничего общего с реальностью не имеют. Ясно лишь одно — все это время ей было невыносимо существовать рядом с ним, а он воспринимал её близость, как нечто само собой разумеющееся. Он не обращал внимания на её страдания, потому, что страдал сам. Однако, упрекая его в нанесённый ранах, мисс Банди наносит новые и Теду. Это вряд ли способствует успокоению. Напротив. Мысли Теда о смерти становятся более живыми, чёткими и стройными. Он с брезгливой злобой смотрит на Патрисию. Молчит, и, наконец, выдаёт:

— Для роли мученицы во имя ада ты выбрала не те методы, сестричка.

Он встаёт на ноги, желая уйти первым, но Пат проворнее — первая заявляет об уходе. И тут же шлепается задницей на землю.

— Недалеко же ты ушла.

У него нет сил кричать,закатывать истерики. Хватает лишь на то, чтобы холодно язвить в ответ, на ходу обдумывая, как удачнее убраться восвояси. Просто уйти отсюда нахрен. Иногда боль становится нестерпимой. Иногда ты нуждаешься в перезагрузке. Или же в ином допинге. Например, холоде дула у виска. Эгоистично, но Тед не думал сейчас о Луне, искренне считая, что узнав все, та только порадуется его смерти. И не нужно будет страдать так долго, как это делала Патрисия.

— Я сейчас схожу в дом за льдом для твоей лодыжки. А потом можешь не стараться — я уйду сам. Полагаю, что это устроит всех.

Он развернулся и встретился взглядом с Луной. По её лицу было понятно, что та все слышала. На мгновение Банди-младший замер.

— Думаю это всех устроит, — глядя на неё повторил Тед, — Клубу пострадавших от Теда Банди виновник торжества — помеха.

Банди щёлкнул в воздухе пальцами, словно хотел показать фокус с монетой, и поспешил к дому. Луна все слышала. Всё. Конец не только близко — он уже наступил.

Отредактировано Alex Tarasov (2022-02-25 22:56:55)

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Если проехать от уютного загородного домика левее и слегка углубиться в дебри, можно набрести на видавший виды местный бар, где новые лица появляются не часто, и бармен знает поголовно всех, кто выпивает по вечерам и опохмеляется днем. Туда-то и направился Тед, когда, кинув сестре пакет со льдом, поспешил убраться подальше от своей развороченной жизни.

Когда он вошёл, скорбно звякнув колокольчиком на двери, на него сразу же воззрилось несколько сидевших у стойки человек. Местные, окинув юношу взглядом, снова вернулись к своим порциям алкоголя и разговорам. Ничего интересного — обычный маменькин сынок, который выполз из-под юбки, чтобы наконец-то оторваться по полной.

Иногда, Теду нужно было это самое оторваться по полной. И на этот случай у него имелось поддельное удостоверение личности, которое он купил год назад. Банди-младший редко пил и отдыхал в сомнительных компаниях. Но все же иногда делал это. Таил под элегантным костюмом не самый приятный сюрприз для тех, кто считал его занудой. Если бежать от себя, то делать это надлежит комплексно. Теодор руководствовался этим нехитрым правилом, и потому о том, что его зовут иной раз Говард Честер не знал никто (даже Патрисия).

Итак, мистер Честер взял себе двойную порцию виски и устроился за столиком у окна. Ему было над чем подумать. Вариант номер один представлял из себя мало привлекательные мысли о смерти. Вариант номер два — не менее приятные взору идеи о том, что делать, когда он завтра под утро явится домой. Можно было избежать этих пунктов и уехать насовсем, но Тед отогнал этот вариант, как совершенно негодный. Возможно впервые в жизни Банди-младший был поставлен перед таким выбором. Речь шла не о том, чтобы выбирать между Пат и Луной — свой выбор Тед сделал ещё тогда, когда они с Рамирес впервые поцеловались. Речь шла о том, как жить дальше, зная, что Луне все известно, а сама Патрисия все эти годы упорно молчала о том, что Теодор ей не безразличен, как ему казалось ранее.

Глоток крепкого алкоголя затуманил взгляд. Тед устало смотрел на свои руки. Он мог играть на фортепиано часами, полностью расстворяясь в музыке, как сейчас растворился в собственных мыслях. Свинцовая тяжесть давила ему на плечи. Пат была права — ему нужно было взять Луну и уехать. Только сейчас вряд ли девушка поедет куда-либо с ним. Такие секреты невозможно забыть и простить. Отчаяние липкими, холодными пальцами держало Теда за горло.

Глоток. Затем ещё один. Ему и вправду нужно время, чтобы все взвесить и осознать. Но почему его так чертовски мало — этого времени?

Он просидел в баре до рассвета. И пробыл бы там ещё, если бы не вульгарная стычка с одним из клиентов заведения. После ночи без сна и нескольких порций двойного, Теодор был не совсем в адекватном состоянии. У него начали трястись руки и когда он вернулся из уборной, то случайно задел плечом долговязого парня в синей бандане.

— Смотри куда идёшь, мудила, — грубо буркнул долговязый.

Вместо ответа Тед ударил незнакомца кулаком в лицо. Завязалась не самая красивая потвсовка. Дерущихся растащили.

— Ты уже труп!

— Ничего нового, кретин, — выплюнул Банди. Он дернулся из рук бармена, схватил свой пиджак и выскочил на улицу. Пора было возвращаться.

В саду его уже ждала сестра. Тед был ещё достаточно пьян для того, чтобы отвечать более или менее связно, поэтому пылкие речи Банди оставил без обильных комментариев и привычной колкости. Во многом Пат была права — это Теодор понимал даже своим пьяным умом. Как минимум им нужно всем втроём все обсудить. И потому, войдя в дом, первое, что сделал Теодор это выключил музыку (если это можно было назвать музыкой). Слова застряли комом в горле. Тед безучастно наблюдал за тем, как Луна берет свой айфон и кому-то звонит, силясь собраться с мыслями.

Внезапно, Луна вздрогнула и выронила телефон из рук. А вслед за этим начала плакать и кричать. Пат поспешила начать успокаивать девушку, которая, рыдая, выхватила нож. Рамирес оттолкнула от себя Патрисию и подошла к окну. Гримаса нечеловеческой боли искажала её лицо.

Тед не знал, что послужило причиной этого выплеска эмоций — новость сообщенная девушке по телефону или же вчерашнее нечаянное открытие. Он даже не знал захочет ли Луна, чтобы он подходил к ней. Просто осторожно шагнул навстречу Рамирес. От него разило виски, Тед был плохо выбрит и истомлен, но у него хватило сил оттащить девушку от окна.

— Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно,  но пожалуйста не нужно делать непоправимых вещей. Отдай мне нож. Пожалуйста.

И в этот момент со двора раздался сигнал машины. А вслед за ним грубые крики мужских голосов. Один из них Банди был смутно знаком.

Отредактировано Alex Tarasov (2022-02-26 03:38:06)

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!

Беда, как говорится, не приходит одна. К тому времени, когда Тед вернулся в дом Рамирес, он уже и думать забыл о стычке в баре. Но те, кого он там встретил — не забыли. Именно их голоса выманили молодых людей выйти на крыльцо. Банди-младший не испугался. Его пригвоздил к порогу не страх. Это сделала кровь. Та самая, которую пролила Луна, всадив нож в одного из нападавших.

Он словно перенесся на несколько лет назад. Снова увидел лужи крови, почувствовал на себе её липкость. Отвратительную липкость от которой не отмыться никаким способом.

Можно было вылить на себя десятки бутылочек геля для душа и смылить не меньше брусков мыла. Все равно бы ничего не помогло. И никогда не поможет. Пат могла сколько угодно издеваться над ним, называя чувства Теодора рефлексией, однако истина заключалась в том, что парень действительно не мог справиться с тем, что ему пришлось пережить. Он смотрел на то, как кровь льётся из ран парней и не мог сдвинуться с места.

Сколько сил и злости было у девушек, которые в буквальном смысле слова терзали свои жертвы! Банди-младший впервые подумал над тем, что в Луне кроме бесконечного света живёт так же и бесконечная тьма.

Что жило в нем, кроме бесконечной тревоги и попыток её подавить? Сожаление. О том, что он появился на этот свет таким, каков он есть. Чуть больше тьмы и его бы не терзали никакие сожаления. Но этого было не дано Теду Банди-младшему. Ему казалось, что внутри него заточен человек, который отчаянно ищет выхода. Бессмысленно бьётся об стену из ледяного стекла и никак не имеет возможности выбраться наружу. Именно из-за этого льда Тед не мог плакать. Не мог жить так, как жили другие молодые люди его возраста. Он не мог ничего — только бесконечно мыть руки, силясь избавиться от прошлого и страдать. А так же принимать вечные удары судьбы, которая, по непонятной причине, решила избрать его своей жертвой.

Между тем кровавая стычка продолжалась и увенчались победой Пат и Луны. Последняя, вскинув подбородок, обратилась к Теду, который как замороженный стоял и смотрел на следы крови на лице и руках девушки. Мгновение и Луна, покачнувшись, едва не упала. Тед еле-еле успел её подхватить. Теперь кровь оказалась на его руках и лице. Липкая, отвратительная, пахнущая железом.

Оцепенение спало с Банди. Прижимая Луну к себе, он устремился в дом, где была спасательная ванна. Зайдя в неё Тед тут же стал стаскивать с Рамирес одежду, невзирая на её протесты.

— Очень много крови. Это отвратительно, — причитал он, заталкивая Луну в душ.

Сам он врубил воду в раковине и схватился за кусок мыла.

— Это просто ужасно.

Его трясло.

Подпись автора

Бѣлый генералъ
Откланялся на вокзалъ
И я пригублю бокалъ
За Маркса и «Капиталъ»!
Ѣшь ананасы и рябчиковъ жуй
День твой послѣдній приходитъ, буржуй!